Маска - Сабина Мартин

Ругаясь и ворча, стражники принялись снимать с ворот тяжелые засовы. Затем они приоткрыли левую створку, впуская Раймунда в город.

— Спасибо, господа. Обещаю вам быструю и безболезненную смерть, если когда-нибудь попадете ко мне на плаху.

Стражники перекрестились, а Клаус в сердцах сплюнул.

Раймунд торопливо пошел дальше. Перед мостом Плинзау протянулся одноименный квартал города. Тут в крошечных хижинах жили бедняки. Слева от ворот, за мостом, раскинулся конный рынок, а за ним, рядом с крепостной стеной, стоял дом палача. Неподалеку жили и его подручные. Но сегодня путь вел Раймунда не домой.

Палач без промедления пересек мост — там тоже были ворота, однако они закрывались только в военное время. Неподалеку от городской бани ему повстречался стражник, но тот предпочел не обращать внимания на раннего прохожего. Аромат мыла и эфирных масел, доносившийся из бани, перебивал вонь загрязненной сточными водами реки. Раймунду очень хотелось бы понежиться в баньке, но это было невозможно. После его визита к работавшим там красавицам-банщицам здание пришлось бы снести или предоставить палачу в исключительное пользование.

Раймунд шел к мастеру Генриху. Пару лет назад пивовар купил роскошный особняк — такими обычно владели только люди благородного происхождения. Дела у Генриха шли отлично, он варил великолепное пиво, которое хорошо продавалось не только в Эсслингене, но и за его пределами. В особняке, построенном из камня, имелось пять этажей, а стены были толщиной футов восемь. По сути, это строение представляло собой башню, из него можно было отразить атаку целой армии штутгартцев. Но от гангрены в ноге Генриха мог спасти только один человек — палач, которому никто не подавал руки.

Раймунд свернул на улицу Молочников.

Мастер Антон, плотник, громко бранил своих подмастерьев:

— И это вы называете работой? Да вы посмотрите на этот раствор, лентяи! В нем же комки! А солома вообще сухая! Мне нужно вас всех взашей гнать, бездельники! Ну-ка поднажмите, а то об оплате придется забыть!

Нерадивые работники втянули головы в плечи и принялись энергичнее мешать раствор. Мастер Антон приказал установить факелы: он опаздывал с выполнением заказа и потому работал даже ночью. Сейчас его подопечные замешивали глину для нового фахверкового здания, а для такой работы дневной свет не требовался. Люди устали, но мастер Антон все равно подгонял их.

На этой и других улицах постепенно появлялись новые дома или перестраивались старые. Эсслинген процветал. Раймунду тоже не приходилось жаловаться на нехватку работы: вместе с богатством в Эсслинген пришли и искатели легкой наживы и бандиты. Вот и сегодня вечером ему нужно будет сходить к Шелькопфскую башню, в которой находилась городская тюрьма: стражники задержали какого-то мужчину, обвиненного в воровстве. Якобы он украл мешок муки. Пока что вор не промолвил и слова, но Раймунд не сомневался, что ему не понадобится много времени, чтобы развязать воришке язык.

Он свернул направо, в Соломенный переулок, и вскоре подошел к башне у переулка Босых.

Магнус подал условный знак: три коротких и три долгих стука в дверь. В прочных воротах сразу открылось смотровое окошко, и Раймунд увидел Гильтруду, служанку Генриха. Загрохотал засов, и Раймунд очутился в прохладном коридоре. Тут вкусно пахло копченым мясом, так что у Раймунда едва не потекли слюнки. В животе заурчало. Он со вчерашнего дня ничего не ел.

Гильтруда ничего не сказала, только молча указала на лестницу.

Раймунд поднялся на верхний этаж, где находилась спальня мастера Генриха. У кровати больного стояла темноволосая женщина, супруга Генриха Матильда, которая была намного младше своего мужа. Увидев палача, она побледнела и поспешно перекрестилась.

Мастер Генрих всплеснул руками.

— Прекрати, женщина! Проклятье, он же пришел сюда не для того, чтобы отрубить мне голову!

Матильда перекрестилась еще раз.

— Господи, помоги мне в час беды…

Отмахнувшись от нее, Генрих обратился к своему гостю:

— Проходите, Раймунд Магнус. Не обращайте внимания на мою жену. Вы пришли поздно, но я с нетерпением ждал вас. И я ценю то, что ради меня вы не ложились спать этой ночью. Надеюсь, вы собрали нужные травы, чтобы поставить меня, старого осла, на ноги.

— Тут все, что мне нужно. — Раймунд показал ему сверток. — Спасибо за ваше гостеприимство, мастер Генрих.

Он вежливо кивнул Матильде, но та в ответ лишь продолжила молиться.

Больной со стоном сел в постели.

— Жена, принеси пива. Темного, да покрепче. Оно нам понадобится, не так ли?

Раймунд кивнул.

— И принесите кипяток, чистую льняную ткань и полкружки крепкого вина. Кроме того, мне понадобится мыло.

— Слышала, жена? Поторопись. Или хочешь похоронить меня уже сегодня?

— Боже мой, нет! — Матильда вот уже в который раз перекрестилась. — Я быстро.

И она выбежала из комнаты.

Раймунд развернул сверток, достал ступку и пестик и принялся толочь собранные травы в кашицу. По комнате распространился горьковатый аромат. Кроме кровати тут стояли только сундук и стул, но на стенах висели ковры — знак того, что владелец дома был человеком весьма зажиточным.

— Если бы я знал, что Матильда набожнее монашек-бегинок, францисканок и доминиканок, набожнее любого босоногого монаха[9], я бы не торопился с женитьбой. Но она у меня красавица и, хотя не оставляет четки даже в постели, от исполнения супружеского долга не отказывается. Только вот крестится все время… — Запнувшись, Генрих закрыл глаза и сморщился от боли. Какое-то время он молчал, стиснув зубы, а потом тяжело вздохнул. — Даже в постели крестится, да так быстро, что я и пальцем пошевелить не успеваю. А это что-то да значит. Надеюсь, мои усилия не пропадут даром и она вскоре понесет. Проклятье! — Он схватился за ногу, но Раймунд оттолкнул его руку.

— Вы у меня еще попрыгаете, мастер Генрих. Если на то будет воля Божья.

Пивовар скривился в гримасе, давая Раймунду понять, что у Господа вполне могут быть причины помучить его подольше.

— Давайте посмотрим. — Магнус развернул грязную заскорузлую повязку и бросил ее на пол.

Рана растянулась от середины икры до колена.

— Вы хотели отрубить себе ногу?

— Проклятое топорище сломалось, а я только топор заточил. Он мне в ногу вошел, как нож в масло. Вначале я не почувствовал боли и…

— И вы затянули рану грязной тряпкой, — закончил за него Раймунд.

Мастер Генрих кивнул.

— На следующее утро поболело немного и прошло. Но через пару часов боль вернулась, и я уж подумал, что умру. А потом боль опять отступила. Вот так, приступами, и болит. Иногда я едва чувствую ногу, а иногда будто кузнец меня молотом бьет, словно не нога у меня, а наковальня.