Система нервная - Sco

Из соседней комнаты послышался грохот, вскрик и отчётливое интимное предложение чьей-то матери. Тут же вспомнилось коварное рыло Дани с плоскогубцами, и стало примерно понятно, что произошло. Сердце непростительно сладко ёкнуло, а член встрепенулся. Вовка ещё погремел, прошлёпал босыми ногами по полу, и ожидаемо появился в дверной щели.

- Одеяло возьми, - строго сказал хозяин в подушку, чтобы задушить ликующую улыбку.

Они лежали в темноте, каждый под своим одеялом, и Ромчик трусливо психовал. Вовке явно не спалось: он крутился, вздыхал, сбегал в комнату за оставленным мобильником, долго возился с зарядкой. Было в этом тихом бдении что-то невозможно школьно-волнительное, от чего было стыдно и радостно одновременно. Рома ни в жизнь бы не решился разводить блядство, соблазнять, провоцировать, предлагать себя – это было вообще не в его натуре. Он мог только лежать мышкой, водить глазами по тёмной стене, прислушиваясь к парню своих грёз за спиной. Эдик сейчас казался совсем далёким и блёклым, а Вовка манил, и безумно волновал, и напоминал о каких-то дерзких юношеских мечтаниях, о романтических ожиданиях, когда жизнь казалась дорогой в рассвет… Растравившись думами о несбыточном, Роман ожидаемо начал жалеть себя, гея-невезучку, шляпу и растяпу, да так и уснул.

Всю сублимированную энергию Ромчик выплеснул утром, войдя в режим Арины Родионовны. Он кормил Вовку как грудничка перед контрольным взвешиванием, гладил ему рубашку, совал в сумку бутерброды, чудо-молочко и носовой платок. Удержав себя от строгого «после уроков сразу домой!», он вышел в коридор, следя, чтобы Вовка оделся как следует и не выскочил на улицу без шарфа. Студент послушно утеплился и встал возле двери, будто ожидая чего-то. Возбуждённый Белочкин тут же подумал о прощальном утреннем поцелуе и засмущался сам себя. Придумает тоже! Пауза затягивалась. Вовка огладил своими чайными глазами порозовевшего хозяина и, усмехнувшись чему-то, ушёл в пургу. Паникёр тут же заволновался: чему это Вовка усмехнулся? Неужели понял Ромин порыв? Почувствовал? Увидел, как тот таращится на его губы, как дёрнул к нему руки? Как стыдно-то! Ну когда же уже наконец Ромчик станет взрослым и мудрым, уверенным в себе мужчиной? Так и доживёт до седых мудей, психуя от любого прямого взгляда?..

Белочкин уселся на кухонный диван и глотнул остывшего чаю. Как бы ему хотелось быть собой довольным, перестать стесняться и волноваться по любому поводу. А ведь со стороны его неуверенность, наверняка, очевидна. Вон и Эдик его не ценит, держит на скамейке запасных. И плевать, что Ромчик честный и добрый, верный и заботливый. Эти качества только на словах ценятся, а в жизни все западают на упаковку и навыки демонстрирования себя, пусть и не настоящего. Форма куда важнее содержания, декларации важнее поступков, игры в соблазнение интереснее самих отношений… Хорошо, что он плохо переносит алкоголь, а то бы спился от хандры и рефлексии.

Рома повздыхал, прибрался на кухне и, проверив по карте в интернете адрес клиента, поехал на Новый Арбат, перебирая в голове рецепты разных вкусностей. Если нигде не задержится, то успеет пожарить курочку, а на гарнир – гречку с грибами.

…Никогда! Даже в самых диких фантазиях Ромчик не мог даже предположить, что однажды здоровенный молодчик-натурал будет гоняться за ним по его же квартире с требовательным басовитым «Ну, да-а-ай!»

Когда Белочкин впорхнул в дом, он осознал две вещи: первое - Вовка уже вернулся из института, второе - негодник каким-то образом добрался до заветной папки с хоум-видео на ноутбуке. По квартире разносился Ромин стон и скулёж, и тихое бормотание снимавшего это Эдика. Всё туловище превратилось в полый ледяной шар, а в висках болезненно застучало. Такого стыда и ужаса Белочкин не мог припомнить… да вообще никогда! Стоя в тёмной прихожей, в полуобмороке он покадрово вспоминал ролик. Эдик тогда брал его сзади, наведя объектив на «Бермудский круг», в котором то исчезал, то появлялся его член. Блестящий от смазки ствол неспешно скользил под аккомпанемент Роминых стенаний и воя. Он тогда выпил и идея посверкать очком перед камерой ему показалась очень прогрессивной. Словно в борьбе за «Нику», Белочкин раздвигал ладонями ягодицы для более удачного ракурса, растягивал влажную дырку и гнусаво агитировал Эдика засадить себе «вот так».

Преисполненный ахуем, Ромчик заметался по прихожей и, споткнувшись о Вовкину обувку, завалился в шубы на вешалке сбоку. Уткнувшись красным лицом в искусственную лису, затих, молясь, чтобы порноаудитория в комнате не услышала его возни. Но, увы.

Вовку вышвырнуло из комнаты будто взрывом. Румяный, как с мороза, с вытащенной из брюк расхристанной рубашкой, с блестящей от пота грудью, он замер, вперив в скрюченного актёра безумный зрак. Тот же, отплёвываясь от лисы, уставился на расстёгнутую ширинку, мелькнувшую за полами рубашки. От такого открытия Рома позабыл даже про свой стыд. Это, что же? Он что… дрочил на его раскляченный зад?..

- Дядь-Ро-о-ма-а… - хриплый стон, исходящий, казалось из глубин Вовкиного прекрасного тела, заставил резонировать всего Ромку целиком со всеми шубами.

Племянничек двинулся к окаменевшему «дяде», облизываясь и буравя его глазами. От него фонило похотью, и несло какими-то, наверняка, феромонами, а по взгляду было очевидно, что сейчас его отогнать от Ромчика можно только огнём, как Шерхана.

…И Рома побежал.

За счёт общей корпулентности и сползающих с бёдер брюк, Вовка сильно проигрывал Белочкину в манёвренности. Хозяин хорошо ориентировался на жилплощади, и лихо лавировал между мебелями. Преследователя заносило на поворотах, он бился обо все косяки, один раз растянулся на полу, собрав в гармошку коврик в коридоре. Всё время стихийных салок Ромка не терял надежды на конструктивный диалог. Он выкрикивал призывы к переговорам, сигая через кресло и опрокидывая перед преследователем стул.

- Владимир! Да что же это такое, в самом деле-то, ну?! Фикус не трожь! Да что на тебя нашло?!.

Оппонент ещё в начале догонялок озвучил свои требования и строго придерживался своих позиций.

- Ну, дядь-Ро-о-ом!.. Ну, да-а-ай!..

Не сбавляя скорости, Ромчик поражался происходящему абсурду. Вовку явно заклинило. Сложно было предсказать, что он сделает, когда догонит свою добычу.

- Ну, да-ай! – требовательно выл Вовка, пытаясь загнать Белочкина в угол у телевизора.

Словно Том и Джерри, мужчины закружили вокруг стола в гостиной. Заходя на четвёртый круг, Рома поскользнулся на паркете и замешкался. И на него налетел озабоченный медведь. Вовка тут же взялся тискать мужчину своими лапищами и прижимать с такой силой, будто намеревался заправить его себе в штаны. От Вовкиного рыка и шумного дыхания у помятой жертвы звенело в ушах, а от жарких ладоней тряслись коленки. Сопротивляться не было никаких сил, всё тело зудело от желания прикосновений одного-единственного, такого красивого и возбуждённого. Вовка что-то бормотал и вскрикивал, зарываясь Белочкину в волосы носом. Тёрся расстёгнутой ширинкой о Ромкино бедро, явно набирая обороты, словно здоровенная псина, трахающая чью-то ногу. Нескладно дёргал Ромин свитер, пытаясь скорее разорвать, чем снять, чувствительно щиплясь и оставляя на шее мокрые поцелуи, словно подросток. По напряжению тела и стонам, стало понятно, что у парня всё случится прямо сейчас. На очередном глубоком вдохе он задержал дыхание, и влажное тепло растеклось по джинсам притихшего Белочкина. Вовка несколько раз дёрнулся, ловя остатки катарсиса, и начал сползать на колени, держась за мужчину, как за столб. Оба молчали.

Возможно, Роман пришёл домой всего пару минут назад - а сейчас казалось, что вчера. Возможно, он видит Вовку в последний раз. Ведь когда тот осознает, что произошло, он оттолкнёт Рому и попытается забыть о нём навсегда. Возможно, что это будет к лучшему, хотя сердце сжималось от мысли, что Вовка может исчезнуть из его жизни. Белочкин опустил глаза на сидящего на полу парня. Красивый, разнеженный, такой юный и уже такой мужественный…

- Ты ужинал?

Вовка заметался взглядом по его лицу, стыдливо запахнул рубашку и помотал головой.

- Вас ждал.

Ромчик кивнул и аккуратно высвободил ногу из захвата.

- Иди мой руки и садись за стол.

Глава II

Вопреки приличиям землян, после такого гомо-вандализма, за ужином Вовка глаз не прятал, и жёг рассеянного Ромчика пристальными взглядами. Казалось, стыд и раскаяние были вырваны из его платы со всеми проводами, и Белочкину приходилось смущаться за двоих. Он раз десять мыл руки, вскакивал из-за стола то за солью, то за хлебом и горько сожалел, что принципиально не ставил на кухню телевизор. Тишина пугала больше погони и домогательств – ведь кто-то должен был озвучить официальную версию произошедшего, выразить отношение, определить тенденции. Вовка молча водил глазами за хозяином, будто принуждая к чему-то, провоцировал, и тот, не выдержав, умчал из кухни прочь, «вспомнив» про соленья на балконе. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он для проформы погромыхивал банками и старался быстро придумать какое-то решение, кроме самосожжения. Замять и держать дистанцию? Развести типа научную полемику, найдя какое-нибудь псевдо-психологическое объяснение Вовкиному возбуждению? Рома уселся на промёрзшие коробки. Обманывать тут удастся только себя. Вовка же был словно животное – естественное, бесхитростное, до жестокости прямолинейное. Ему захотелось – он взял. Никаких внутренних конфликтов, никаких фобий и неврозов. Им бы с Ромчиком дополнить друг друга: поделить поровну уверенность одного и деликатность другого…