Лавка запретных книг - Марк Леви

Матильде пришлось залезть на стойку, чтобы наорать на спорящих и восстановить порядок; мадам Ательтоу тогда даже потеряла голос. Немного погодя Вернер заиграл мелодии фламенко, да так виртуозно, что удостоился трех вызовов на бис. То был незабываемый вечер, положивший начало движению сопротивления, которого так желал Митч.

Его затолкали в фургон. Всю дорогу он думал только о том, как навести порядок в магазине. Если придется ночевать в участке, он займется этим завтра.

Но не тут-то было. Прокурор, к которому попало дело, некий Салинас, увидел в нем трамплин для своей карьеры. Он провел следствие чуть ли не бегом, суд начался уже через две недели после ареста. На счастье Митча, место проведения подрывных сборищ обнаружено не было, и предъявленные ему обвинения ограничивались незаконной продажей нескольких книжек.

____________________

Довод предоставления книг в аренду, использованный защитником, не произвел впечатления на присяжных. Напротив, они разглядели в этой уловке отягчающее обстоятельство, хитрость, подтверждавшую преднамеренность, желание посмеяться над законом и обойти его. Более того, то была насмешка над ценностями, обеспечивающими стабильность общества, доказывал обвинитель Салинас. Подсудимый раскручивал не только антиобщественные, но и непристойные писания. Разве в его магазине не конфисковали, среди других запрещенных книг, скандальные произведения Этвуд?

Нет, последнее не соответствует действительности, протестовала защита.

Однако эти наименования фигурируют в списке, не уступал обвинитель, утверждавший, что этот книготорговец, пренебрегший долгом своего ремесла, состоящим в просвещении населения и в повышении его благосостояния, вообразил себя превыше всех законов и сознательно впал в анархизм.

Разбушевавшись, Салинас утверждал даже, что Митч сбывал порнографию несовершеннолетним, что было ложью и позволяло заподозрить в извращениях его самого.

Раздав присяжным десяток книг, всего две из которых были взяты из магазина Митча, он добавил, что тот избирал своими мишенями самую податливую молодежь, чтобы терзать ее столь травмирующим чтением. Это явно было ни на чем не основано и попросту глупо.

Размахивая романом Рея Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», как будто это была раскаленная библия Антихриста, он требовал от суда примерной кары для рецидивиста, которому проверяющий от государственной безопасности однажды уже выписал штраф за схожее правонарушение.

Все четыре часа, что длились слушания, Митч ничему не удивлялся: ни недобросовестности обвинителя, ни пассивности присяжных, кивавших, как китайские болванчики, ни абсурдности самой этой пародии на правосудие. Он просто испытывал облегчение от того, что полиция не нашла вход в секретную часть его магазина, что его коллекция не пострадала, а главное, что список книг, которые он раздал студентам, остался лежать в ящике под баром. Никого из студентов не потревожат, поэтому его совесть была спокойна. Одно его беспокоило – отсутствие на суде Матильды, мадам Ательтоу и Вернера, но ему не приходило в голову их за это упрекать.

Присяжные даже не доставили себе труда удалиться для обсуждения вердикта, он прозвучал сразу. После этого судья приговорил Митча к пяти годам тюремного заключения.

9

Человек-зверь

В первые недели заключения Митч не мог поверить ни в то, что с ним произошло, ни в то, что он проведет долгие пять лет в тюрьме за «толкание» книг. Оружие, наркотики, запрещенные препараты – вполне себе основания для такого наказания, но как можно до такой степени бояться книг? Еще меньше ему верилось в это, когда он просыпался и видел за решетками клочья утреннего тумана. Он опять закрывал глаза и погружался в полусон-полувоспоминания о том, как был книготорговцем: как заказывал и получал карандаши, ручки и пачки бумаги, составлял описи, проверял исполнение заказов читателей и звонил им, сообщая, что они могут зайти за своими книгами, оформлял витрину, прибирался, оплачивал просроченные счета. Но потом он открывал глаза, и от зрелища стен камеры книги, карандаши с ручками, бумага и покупатели улетали в зарешеченное окно.

____________________

Как-то под конец одного довольно-таки солнечного дня начальник надзирателей по прозвищу «Сержант» вызвал Митча после прогулки во дворе в коридор, проорав его тюремный номер. Митч гадал, что он натворил, но Сержант не дал ему времени найти ответ: он стал колотить его дубинкой по плечам, по пояснице, по правой ноге – левая осталась вне недосягаемости, потому что Митч повалился на пол и для большей сохранности принял позу зародыша. Сержант продолжал избиение на глазах у других заключенных, никто из которых не шелохнулся, все только стискивали зубы. Под конец Сержант с размаху ударил Митча ногой в лицо, подтянул штаны, съехавшие от усилий, и спокойно удалился. Заключенный, поднявший Митча за подмышки, объяснил ему шепотом, что традиция есть традиция: такому обращению подвергается каждый новичок, так Сержант демонстрирует, кто в этих стенах главный. Возвращаясь к себе в камеру, Митч с трудом сдерживал слезы, он не мог ни говорить, ни шевелить губами; лицо распухло, глаза заплыли, он почти ничего не видел. Он не сразу понял, что так началось отбытие наказания под тиранической властью Сержанта. Бредя по коридору, он силился представить, кем числится этот человек в зарплатной ведомости, женат ли он, есть ли у него дети, собака. Такие мысли могли показаться дурацкими, но без них нельзя было противостоять тюрьме и страху перед осознанием того, что твой мучитель тоже человек. Дикий зверь отстает, только когда насытится. Его ничем не вразумить, другое дело – даже худший из людей, потому что в нем все равно тлеет искра человечности, пускай крохотная. С такими мыслями Митч, опираясь на двоих сокамерников, вернулся в свою камеру.

____________________

Минуло два месяца, еще один, еще. Шесть дней подряд их собирали утром во дворе. Проливной дождь с грозой прорыл на прошлой неделе канаву на грунтовой дороге между пенитенциарным центром и кладбищем на опушке леса, в пяти километрах к северу. Теперь дорогу требовалось выровнять, убрать грязь из выбоин и засыпать гравием их и канаву. После переклички трое вооруженных охранников повели заключенных к месту работ. Надзиратель на сторожевой вышке проводил взглядом вереницу фигурок, протянувшуюся за горизонт.

Через час колонну остановили. Заключенных построили в затылок друг другу, с них сняли наручники. Солнце только взошло, но жара уже была такая, что по соленым затылкам ручьями лился пот. Сержант надолго присосался к фляжке, жажда заключенных от зрелища того, как он пьет, стала еще нестерпимее. Глядя, как при каждом глотке болтается его кадык, они тоже сглатывали, но всухую. Сержант вылил остаток воды на землю и завинтил крышку. Темное пятно от воды в пыли быстро высохло.

Подъем устраивали в 5:30: надзиратели колотили дубинками в двери. Требовалось вскочить с койки и аккуратно