Отсюда - туда - Петер Розай

— Вы же со мной, — ответила она и засмеялась.

— Но ведь я скоро уеду.

— А надо ли? — спросила она.

Потом мы целовались в подсобке. Кругом громоздились ящики с пустыми жестянками из-под пива; они пахли прогорклым пивом, как и волосы женщины. Ночь была темной, все небо в звездах. Женщина постанывала, и мне было стыдно, что это из-за меня. Она стояла, упершись спиной в пустой ящик. Я все глазел на рекламный щит, призывавший покупать напитки фирмы, которая давно обанкротилась.

Потом мы вернулись в лавку, болтали.

— Меня зовут Магда, — сказала женщина.

— А меня — Карл, — сказал я.

Женщина облокотилась о прилавок, потянулась. Мы смеялись.

— Не ожидал, наверное, а? — спросила она.

— Нет, — ответил я, — что да, то да.

Как летали красные листья по лесу — как бабочки. Видишь, какой у меня котенок, сказала женщина, на коленях она держала котенка, я видел. Дело было в глухом лесу, листья светились, горели, погружались во тьму, в глубину, я спал; возьми же котенка, сказала женщина, а он уже бежал ко мне.

На женщине было желтое платье на бретелях. У нее были черные волосы и двойной подбородок, который делал низким ее голос. Она рассказала мне, что родом с юга, а сюда просто приехала.

— Забавно, — сказал я. — А как вы думаете, откуда я?

И показал рукой на шоссе, убегавшее к югу. Ветер трепал серые кустики на разделительной полосе. Из лавчонки, в которой мы были, падал на усыпанную гравием площадку оранжевый свет. Женщина щелкнула выключателем, и мы увидели, что уже начало светать. Было пять утра.

— Ты мне нравишься, — сказала женщина, погладив меня по руке.

— Вам нужно познакомиться с моим другом Перкинсом, — сказал я.

— Что ж в нем такого особенного? — спросила женщина.

— Ему недолго осталось жить, вот что, — ответил я.

В полях зашевелились птицы. Защебетали смутно и сонно, как в забытьи. Ртутные фонари на перекрестке бросали призрачный свет на дорогу. Туман шептал. Потом, вместе с солнцем, поднялись жаворонки.

Надо бы заехать к ней на обратном пути, думал я, найду ли только место?

Какие странные подчас бывают встречи: женщина тронула меня за рукав. Жест, который не должен был ничего означать. Просто прощание.

Прекрасная мысль: Всегда Быть Таким — беспредельно участливым, но одиноким.

Автострада бежала прямо. Земля кругом была пустынной. Горы щебенки, сосновые рощи, заводы. У меня заныли затылок и руки, так долго я был в пути. Подо мной мотоцикл. Ехал я очень быстро. Сколько радости в том, чтобы рисковать жизнью. Вот он каков на вкус, думают люди, надкусив плод и смакуя его сладость. И тут же задумываются о его сердцевине, о загадке там, в самой глуби, и о том, как проникнуть в нее и какова она на вкус.

С летного поля, мимо которого пробегала дорога, поднялся самолет. Крылья его сверкали. Было похоже, что он приветствует меня. Вскоре он скрылся из виду.

Когда чуть позже передо мной всплыл силуэт большого города, я решил покинуть автостраду. Включившись в утренний поток городского транспорта, заметил, насколько устал, насколько измотан.

— Мне бы гостиницу подешевле, — сказал я девушке в справочном бюро.

Она назвала мне адрес, протянула план города. «Липский».

— Видите ли…

Я нагнулся к окошку, взглянул на девушку. Из чистой рассеянности стал объясняться.

— Видите ли, — сказал я, — дело вовсе не в том, что у меня мало денег и поэтому мне нужна гостиница подешевле. В ней просто чувствуешь себя уютно, как в могиле…

Девушка сказала:

— Нужна еще какая-нибудь справка?

Администратор выдал мне ключ не раньше, чем я заплатил. Таков был уровень гостиницы. Как раз по мне. Мое место на дне. Все желания и помыслы мои оттуда.

— Лифта у нас нет, — сказал администратор. Пальцем он указал на лестницу. — Это поддержит вашу спортивную форму, — сказал он.

— Благодарю, — сказал я, — в самом деле.

На лестнице меня остановил какой-то парень, он что-то бормотал, я не мог его понять. Мы стояли друг против друга в рассеянном свете, на площадке. Одежда на нем была рваная, взгляд стеклянный. Он лихорадочно жестикулировал, то и дело показывая себе на грудь.

— Все мы только этим и занимаемся, — сказал я. И пошел дальше, думая о Перкинсе, о жертвах нашего гешефта.

Комната была маленькая и грязная, с кривой стеной. Мансарда — и все-таки темная, из-за маленького окна. Ни стола, ни кресла. Узенький шкаф, в который я запихал свое барахло. Лег на кровать, попытался заснуть. Снова вспомнилась женщина: Магда. Как по-свойски звучало это имя. Врут, когда говорят: я ничего ни от кого не жду. Имея в виду: не жду ничего хорошего. Я улыбнулся: женщина, конечно же, давно уже лежала в своей постели, спала. Одна? Я желал ей всякого добра, всякой ласки. Счастья.

Шел дождь. Сначала во сне, потом и наяву. Во сне я плавал по какому-то спокойному подземному водоему, догадываясь, что наверху буря, которая сомнет меня.

Из соседней комнаты доносился шум. Мужской голос что-то кричал, кто-то хлопал, пел. Прекрасно лежать так в кровати из стальных трубок, не шевелиться, но быть живым. Я курил, глядя в окно. За окном ничего не было видно, потому что оно было грязное. Слева висели остатки желтых гардин. Или забытая одежонка? Подошел к окну, раскрыл. Дождь ручьями сбегал с крыши. Подставил руку. Вода побежала по ней потоками, заговорила о чем-то. Рядом кричала женщина, но разобрать слова было невозможно.

Снилось, как человек в черном костюме с белой строчкой на отворотах все ходил и ходил вокруг автомобиля, заглядывая в его темное нутро, как он выпрямился, снова пошел вокруг автомобиля и снова нагнулся, так, словно в автомобиле был или мог быть другой такой же человек, которого я не видел.

Или как какие-то люди спустили на воду лодки и поплыли по реке, слушая команды тех, кто остался на берегу; а я, стоя на другом берегу, не мог понять смысла этих упражнений, потому что не мог разобрать, что кричали те, которые остались на берегу; если они вообще что-то кричали, то река заглушала их, а может быть, они вообще ничего не кричали, не знаю.

Или снилось мне в другой раз, давно уже, как кто-то гладит меня по голове и я догадываюсь, что он чего-то хочет от меня и что я так никогда и не узнаю чего, так как веяние бесконечности уносит куда-то мой сон.

Не умываясь, я вышел, повесил ключ на доску, поскольку администратора на месте не было. В одном углу холла стоял телевизор, он был включен. На экране как раз резвился котенок. Играл с клубком ниток, клубок был желтого цвета.

Улицу омывал дождь. Он был не холодный, да и ветер дул не резко, скорее нежно, как из сада. На перекрестке стоял торговец, продававший прозрачные пластмассовые зонтики. Это был негр. Он приплясывал со своими зонтиками, чтобы привлечь людей. Я купил себе зонтик и пошагал дальше. Дождь стучал по зонтику, по домам, автомобилям, трамваям, смотреть было приятно: на трамвайных дугах висели капли воды, заряженные электричеством. Дождевое свечение было столь легким, что походило на искрящийся снег, осенявший предметы. У желтого почтового ящика остановился пес и все прыгал, пытаясь его достать. Чего ему нужно, дуралею? Почтальон что-то внушал ему, как мне показалось; голубой почтальон наклонился к псу и что-то говорил. Потом они ушли, я сел в трамвай, прижался носом к стеклу, дал себя увезти.

В центре города был широкий, с двусторонним движением бульвар, который разделяла пополам река, забранная камнем и обсаженная деревьями. На одном из мостов я остановился, посмотрел, как капли дождя решетят воду. Потом заметил двух девушек, которые мне понравились. Они ели под дождем зеленое мороженое и смеялись. Подружки, подумал я. И эта мысль осчастливила меня, как открытие.

Когда-то ехал я по стране, и всюду, где бы я ни оказался, я мог говорить с каждым — с заправщиком на бензоколонке, с полицейским, с барменшей, с мальчишкой-школьником, но это, наверное, было во сне.

В одном из тупичков стояла шарманка и играла. Спереди у нее были приделаны фигурки, двигавшиеся в такт музыке. Возле нее стоял человек и потряхивал жестяной коробочкой. Он не побирался, для этого он был слишком горд. Просто стоял себе и потряхивал жестянкой. Некоторым людям гордость к лицу. Этот был из таких. Время от времени он подходил к шарманке, крутил колесико, заводя пружину механизма. Потом делал затяжной глоток из бутылки, которую вынимал из ящика шарманки. Все это он проделывал серьезно и значительно. Он был одинок, и он был личностью. Я раскрыв рот стоял перед шарманкой: снова такое чувство, будто я сделал открытие.

В этом настроении мне показалось даже, что стоит мне куда угодно направить свой взгляд, и я увижу что-то Новое, Невиданное. И в самом взгляде было уже что-то волшебное: Смотреть значило Понимать. У меня это было. Я побрел дальше меж расфуфыренных, элегантных горожан. Пестрая процессия зонтиков, нежное ниспадание дождя: чудеснее всего, как обычно, несказанное. На одном из верхних этажей высотного дома человек мыл окно. Он стоял в люльке, которая покачивалась на стальных тросах перед фасадом небоскреба. Человечек в своем голубом комбинезоне был таким маленьким на фоне залитой дождем зеркальной плоскости, что мне было за него страшно. Его коллега спускался вниз по веревочной лестнице, махал ему. Малышка выпустила воздушный шарик и заплакала от испуга.