Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер

много времени Джейсон осознал, что делает: вспоминает и воссоздаёт единственное на свете место, где когда-либо был счастлив и спокоен — его комнату в старом доме. Его рука возвращала к жизни каждый объект во всех деталях, в точности воспроизводя расстановку книг на полках, сгиб половичка из фальшивого белого медведя у кровати, расположение моделей самолётов на потолке.

Тёмный и шумный мир Нью-Йорка снова отступил за окно и он успокоился.

Но телефон ещё звонил. Это продолжалось уже битый час. До Джейсона постепенно дошло, что звук раздавался с его телефона, у его ног, среди обломков. Он снял трубку.

— Джейсон, иди домой, — тихо произнёс голос.

Он осторожно положил карандаш.

— Кто это?

— Это папа. Иди домой, сынок.

Теперь он испугался больше, чем когда грабитель грозил перерезать ему горло. Он знал этот голос. Он так долго дорожил им в своих воспоминаниях.

— Прекрати! Кто бы ты ни был, прекрати!

— Джейс…

— Мой отец пропал, когда мне было девять лет. Мы никогда не получали вестей от него. Он мёртв.

— Ты уверен, Джейс?

Никто никогда не звал его Джейс, кроме отца. Один раз он подрался с мальчиком в школе, который так сделал, потому что Джейс было секретным именем, которым называл его отец и никому больше не разрешалось им пользоваться.

— Послушай, — еле слышно произнёс он. — Я не могу. Тот дом купила компания. Теперь там офисы. Я не живу там. И ты тоже.

— Не трудись собирать вещи, Джейс. Здесь есть всё твоё. Просто иди домой.

Его поездка проходила, будто во сне. Грабители не забрали его кошелёк. Нет, в этом сне, который, как втайне и глубоко понимал Джейсон, не был только сном, когда ночь наконец-то забрезжила рассветом, у него были деньги и он купил билет, и сел в амтраковский[24] поезд. Пенн-стэйшн[25] укатился прочь и, с неровными интервалами, громкоговоритель объявлял Ньюарк, Принстон-Джакшен, Трентон и, наконец, Филадельфия, Тридцатая улица. Пока он не думал об этом, пока плыл по течению своего сна или чем бы это ни было, всё шло легко. Джейсон чувствовал себя так, будто с него свалилось огромное бремя.

Местный поезд повёз его по знакомым в прошлом ориентирам. Названия станций походили на литанию: Винневуд, Ардмор, Брин Маур, Роузмонт. Наконец поезд остановился на знакомой платформе. Медленно, трепеща от предвкушения, Джейсон спустился по деревянной лестнице на стоянку, пока вокруг него таял ранний утренний поток школьников и уборщиц. Он остался один, разглядывая холм, на который так часто поднимался, где среди дубов и мимоз стоял тюдоровский домик.

Джейсон забрался на холм, до сих пор не в силах спросить себя, что же он делает или хотя бы подумать, почему перед домом нет никакого знака, гласящего о его переделке в офисы всяческих врачей, адвокатов и риэлторов. Но, несмотря на это, он не стал колебался, когда обнаружил, что среди связки ключей есть и ключ от парадной двери.

Замок не сменили.

Он вошёл внутрь и сразу же понял, что свой в этом месте. Это было нечто ощутимое, словно лишь здесь он задышал по-настоящему. Какое-то время Джейсон стоял в маленьком зальчике у подножия парадной лестницы, рассматривая знакомые вещи вокруг: напольные часы, загадочно поблёскивающие в гостиной слева от него, заключённые в рамки ферротипы его прабабушки и прадедушки на стене справа, старинный фонарь на почтовом столике. Там была почта — несколько писем и журнал «Сундук с сокровищами»[26]. Это поразило его. Он выписывал «Сундук с сокровищами» ещё в детстве, но был уверен, что тот давно перестал выходить.

Затем, под конец, поскольку этого было не избежать, он с трепетом поднялся по ковровым ступеням, мимо знакомых старинных гравюр, которые мать тщательно восстановила и оправила в рамки, в свою собственную комнату, где книги, самолёты и цветы на в подоконнике оставались точно такими, какими были всегда.

Джейсон улёгся на кровать и понял, что теперь он дома, взаправду и навсегда, и мирно заснул, вся его нью-йоркская ссылка стала не более, чем стремительно поблекшим отвратительным видением.

Внизу, на кухне, гремели тарелки. Звякало о посуду столовое серебро. Свистел чайник.

Джейсон резко сел, вспоминая, на несколько секунд сбитый с толку. Он потёр лицо и потряс головой.

Всё ещё было утро. Он задумался, не проспал ли весь день и всю ночь, до следующего утра. Похоже, прошло немало времени.

Он медленно оглядел комнату, водя рукой по книжному шкафу у кровати, подмечая знакомые названия и расстановку.

«Этого не может быть», — подумал Джейсон, но подобные мысли несли слишком сильную боль. Поэтому он избрал путь наименьшего сопротивления, и просто поднялся и подготовился к завтраку. В ванной он задержался, чтобы рассмотреть себя в зеркале. Лицо, глянувшее на него оттуда, принадлежало не тридцатилетнему мужчине, но гораздо более молодому, максимум лет восемнадцать-девятнадцать. Казалось, так и должно быть.

Затем Джейсон надел синие джинсы и университетскую футболку, и босиком пошёл вниз.

Перед дверью кухни он замялся, сердце колотилось, мысли путались.

— Мам?

Ответа не было. Он осторожно распахнул дверь. Кухня была пуста, но стол накрыт и блинчики исходили паром. Он обошёл кухню и выглянул во двор. Всё было как обычно — поленица, сарай, несколько столов, сколоченных из неудачной попытки построить домик на дереве.

Там ничего не двигалось. Он прислушался. Внутри дома тоже ничего не шевелилось. Напольные часы в гостиной неутомимо тикали. Он сел и поел, затем вымыл посуду, убрал её и вернулся в свою комнату.

Некоторое время Джейсон в мечтах валялся на кровати, а потом потянулся за первой попавшейся книгой. Ею оказался «Граф Монте-Кристо», когда-то его любимое чтение. Он открыл его в начале и заново перечитал эпизоды про заключение, переживая вместе с героем его отчаяние и радость спасения.

Джейсону вновь послышалось, как кто-то движется по дому. Он отложил книгу и прислушался, но с кровати не встал. Дверь кухни открылась и закрылась. Шаги поднялись по ковровой лестнице.

Он сел, взвинченный, ждущий, что дверь в его комнату откроется. Она должна была открыться, уже в любой миг.

Но этого не произошло.

— Мам? — позвал он и, когда ответ не прозвучал, позвал ещё раз, сорвавшимся до нелепого писка голосом:. — Пап?

Он встал и сам открыл дверь. Там никого не оказалось, лишь оставленный на верхней ступеньке поднос с сэндвичем и стаканом молока.

В полдень Джейсон обулся в кеды, достал из сарая на заднем дворе газонокосилку и подстриг газон. Это было так легко — следовать знакомому шаблону, делать то, что он всегда делал,