Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На каждой полосе были пенни. Это стало фирменным знаком, игрой — найти, куда он их запрятал. Даже в «Фантастическом Путешествии», пародийной серии, где герой на крошечной субмарине заплывает в свою собственную задницу, если очень пристально вглядеться, имеется застрявший в поджелудочной железе цент с головой индейца.
Для меня было совершенно невозможно подумать о Джо Айзенберге, без мысли о пенсах и наоборот. — Боже мой, — говорил я сам себе, — да теперь, наверное, он их вёдрами считает.
Когда пришёл следующий январь, продажи работ Джо — это всё, что удерживало меня на плаву. Так что ты можешь понять моё беспокойство, когда я однажды попытался ему позвонить и услыхал записанное сообщение, гласящее, что его телефон отключён.
— Это ошибка, — сказал я себе. Или, может, он просто забыл оплатить счёт. Я послал ему письмо с уведомлением, так что ему пришлось бы подойти к двери и расписаться.
Письмо вернули, как недоставленное.
У Джо Айзенберга был и другой пунктик, который теперь пришёл на ум: псевдоребяческое увлечение вопросом: «Теперь-то можно паниковать? А? А? Можно?»
— Да, — подумал я, — теперь можно паниковать.
Я решил навестить Джо. Тем вечером, когда я отправился на вокзал, дождило. Я не мог не вспомнить ночь, когда началась вся эта пеннимания. Без сомнения, Джо назвал бы это предвещающим симметрию знаком богов или ещё как-нибудь.
Когда поезд вышел с Тридцатой улицы и устремился в пригород, то на месте рядом со мной валялась выброшенная газета. Какое-то время я глазел на знакомые пейзажи, затем поднял листок. Это оказалась последняя страница и там, под обманчивым заголовком, была статья про «местного персонажа», Пенсовика, который проводил дни напролёт, таскаясь по улицам в поисках мелочи, набивая ей карманы своего старого бренчащего пальто. Несмотря на то, что там не было фотографий и не упоминалось никаких имён, я знал, что это про Джо.
— Вот чёрт, — бубнил я сам себе, сминая газету. — Вот чёрт…
Джо обитал в одном из грязных переулков по шикарной городской Магистрали, в Брин-Мар, в квартире над аптекой. Я поднялся по чёрному ходу — деревянной лестнице снаружи здания — и осторожно постучался в дверь. Никакого ответа. Я всмотрелся через глазок. В квартире не горел свет. Вот такая уж моя удача. Быть может, он отлучился, опять подбирая пенсы и надеясь таким образом раскрыть тайны вселенной — в том настроении я не сомневался, что он и вправду мог такое делать — или же те монетки открыли ему, что следует уйти, ничего мне не рассказывая. Я был готов поверить во что угодно.
Потом я услыхал медленные, шаркающие шаги, металлический лязг и звук рассыпавшихся по полу монет, сопровождаемый бессвязной руганью. Но я узнал этот утомлённый, чуть не хнычущий голос.
Джо открыл дверь, затем кинулся к моим ногам. В изумлении я отскочил назад. Он поднял с половичка пенни, глянул на него, затем сунул в карман и повернулся, чтобы вернуться внутрь.
— Ещё нет, — пробормотал он под нос. — Ещё немножко времени.
Он стал закрывать дверь, будто вообще меня не заметив.
— Джо, ты не пригласишь меня зайти?
— Ааа, Джим, привет, — немного смущённо проговорил он.
Тут я хорошенько присмотрелся и едва его узнал. Ты помнишь, в то время оставалось уйма хиппи и запущенность ещё не совсем вышла из моды — но Джо перешёл грань приемлемого. Стояла холодная и сырая зимняя ночь, а он был босой, в старых джинсах с продранными коленями и заколотом булавками халате. Он не брился, как минимум, неделю и источал такой запах, словно не мылся вдвое дольше. И он был измождён, лицо побледнело и осунулось, глаза налились кровью, взгляд одичалый и рассеянный. Как у психа. Как можно увидеть у бездомных, когда они часами сидят где-нибудь в уголке, уставившись в никуда.
— Джо, ты как?
— Джимбо, я… я знал, что ты в конце концов придёшь. Думаю, ты заслуживаешь объяснений. Заходи.
Я молча последовал за ним по неосвещённому коридору, перешагивая через коробки и стопки бумаг. В студии царил бардак, от стен отслаивалась краска, в углах громоздились картонные коробки с мусором, на полу апельсиновая кожура. Что-то копошилось за коробками. Может, это была кошка, а, может и нет.
Я поразился, как же он мог тут работать. Единственное окно выходило на кирпичную стену. Похоже, верхний свет не включался, поэтому единственное освещение давала маленькая лампа, которую Джо прикрепил к чертёжному столу.
Я пробрался вперёд, стараясь не наступить ни на один рисунок и взглянул на чертёжный стол. Там был грубый карандашный набросок на развороте того, что оказалось заключительным выпуском «Святого Жаба» — сцена, где Малютку Нелл[36] приносят в жертву Одину. Я ощутил эгоистичное облегчение, увидев, что, пусть даже Джо Айзенберг и сошёл с ума, его творческие силы не иссякли. Его работы помогли бы и дальше продавать комиксы.
Джо всё ещё ничего не говорил. Я отвернулся от стола и стал просматривать книжные полки, читая те названия, которые удавалось различить в сумраке. Знаешь, многое можно сказать о человеке по тому, что у него на книжных полках. Джо оказался полон сюрпризов. О, там было множество комиксов и переизданий классики EC[37] в твёрдом переплёте, но также и множество классики литературной. У него было большинство елизаветинских драматургов, и даже латинские и греческие писатели. А ещё научные издания по религии, фольклору, магии и тому подобному. Я разобрал лишь несколько названий: книги Франца Кюмона[38] о римском язычестве, «Тысячеликий Герой»[39], перевод «Аль Азифа» от Джоши и много чего ещё. Не то, что можно было ожидать от обычного мультипликатора. Впрочем, Джо не был обычным мультипликатором и его ленты иногда блистали фантастической эрудицией.
— Джим, — наконец произнёс он, — вероятно, ты удивляешься…
— Это сказал ты.
— Могу поспорить, удивляешься. — Тут он нагнулся и я увидел то, чего до сих пор не замечал. Вдоль стены выстроился ряд вёдер и они действительно были заполнены пенсами. Джо зачерпнул горстку и позволил им ссыпаться меж пальцев. — «Если ты увидишь пенни, подними его скорей, день твой сложится удачней всех в году счастливых дней». Знаешь, какая следующая
