Побелевшие нивы - Александр Борисов

Точно так же в нашем народе непонятно откуда (то есть, по–видимому, также из глубин коллективного бессознательного, содержащего сходные порочащие образы) возникают и удерживаются мифы о свальном грехе в незарегистрированных христианских группах (называемых у нас сектами) и о ритуальных убийствах христианских младенцев, совершаемых евреями. Эти дикие суеверия у некоторых людей (как правило, с явными психическими отклонениями) обретают форму абсолютной уверенности. Один человек, очень ревностный православный, совершенно серьезно доказывал мне, что поставкой этих младенцев занимаются специальные группы врачей–евреев, которые заодно стремятся извести новорожденных мальчиков (русских, конечно), оставляя почему–то невредимыми девочек.

Автор просит у читателя прощения за то, что удручает его всем этим, но дело в том, что именно из таких темных глубин исходит уже более популярное, «приличное» представление о якобы существующем всемирном еврейском заговоре. И вот именно эта тема и является центральной в книге С. Нилуса. В основу книги положен фальшивый документ, составленный парижскими агентами русской тайной полиции в конце XIX в. На французском языке был составлен «Протокол» якобы имевшего место в Брюсселе тайного совещания главарей всемирного еврейского заговора. Эта фальшивка через ряд лиц была передана С. Нилусу, который в то время оказался близким к придворным кругам и одно время даже рассматривался как возможный кандидат в духовники государя. Рукоположению помешали некоторые канонические препятствия, но сама фигура интеллигентного разорившегося помещика, горячо обратившегося к Православию и написавшего даже несколько статей мистического содержания о своем обращении, показалась вполне подходящей для передачи ему этих «Протоколов», якобы случайно потерянных одним из участников тайного еврейского съезда.

Книга С. Нилуса впервые издана им самим в 1902 г. Затем было предпринято еще несколько изданий на частные средства. Реакция общественности оказалась весьма слабой. Кроме нескольких заметок в небольших церковных изданиях, никаких других откликов не было. Заметный успех книга приобрела лишь в 1918 году, будучи изданной в Новочеркасске и в Ростове. Несмотря на то, что руководители Белого движения относились к антисемитской пропаганде в основном отрицательно, нашлось немало лиц, которые активно ей содействовали. Главной пищей погромной агитации служили именно «Протоколы». Антисемитская пропаганда, развращая войска оправданием грабежей, была, как полагают очевидцы тех событий, одной из причин поражения Белого движения на Украине.

Впоследствии «.Протоколы» не раз издавались в Европе и были переведены на все основные языки. Очевидно, это печальное увлечение не ограничивается одной Россией. Книга Нилуса издавалась массовыми тиражами в немецком переводе в Германии при нацистах (пусть читатель не примет это за избитый пропагандистский прием, просто, в данном случае, что правда — то правда). В наше время и у нас находятся люди, которые не ленятся делать с нее ксерокопии и в любовно аккуратных переплетах дают читать новообращенным, дабы те знали «правду» о тайных силах, действующих в мире.

Кроме желания опорочить ненавистную национальную группу книга удовлетворяет еще одному человеческому свойству: она предлагает простое и доступное объяснение тайны зла в мире. Все оказывается просто результатом подрывной деятельности тайной всемирной еврейской организации, которая (почему–то вместе с масонами) ответственна за революцию, войны, приход к власти тех или иных лидеров и т. п. Ключи, даваемые Нилусом для раскрытия дьявольских хитрых козней главарей еврейского заговора, позволяют легко находить руку участников заговора даже в таких трагических событиях нашего века, как уничтожение миллионов евреев в нацистских концлагерях. Разумеется, сам Нилус об этом писать не мог, но его «метод» быстро приводит сегодняшних последователей к выводу о том, что все «подстроено» самими же евреями для того, чтобы возбудить у других народов жалость и тем самым притупить их бдительность.

Словом, вместо действительной задачи христианина — противостоять злу в самом себе и в окружающем мире — предлагается некий миф, уводящий человека от Христа и Евангелия в область темных первобытных инстинктов. К счастью, эта книга вызывает, как правило, недолгий «энтузиазм», но, к сожалению, у довольно многих читавших ее остается все же какой–то след доверия к ней: «а, может быть, и правда?» Именно из–за этого «может быть», являющегося несомненным балластом в духовной жизни христианина, автор и позволил себе остановиться на этой, в общем–то, малоинтересной теме.

Изложенные здесь наблюдения и размышления об антисемитизме в нашей Церкви относились к началу 80–х годов. С наступлением гласности все это вышло на поверхность, стало более заметным. Наряду с обществом «Мемориал», имеющим целью благородное стремление увековечить память о жертвах сталинизма и помочь тем, кто еще жив, активизировалось общество «Память», отношение к которому в последние годы стало индикатором порядочности и здравого смысла. В беседах с кандидатами в депутаты всех уровней и вообще с любым человеком, занимающим заметное общественное положение, одним из первых задается вопрос об отношении к «Памяти». Сторонниками этой организации чаще всего становятся люди, не имеющие сколько–нибудь основательных знаний истории и особенно энергично декларирующие свое Православие, забывая о том, что слово «православный» лишь прилагательное к существительному «христианин». Именно о христианстве и о его нравственных принципах чаще всего и забывают.

Что же касается ответа на вопрос об отношении христиан к евреям, автор просит читателя внимательно прочесть 11–ю главу Послания апостола Павла к Римлянам, из которой приведем лишь маленький отрывок:

Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся…

…Но и те, если не пребудут в неверии, привьются, потому что Бог силен опять привить их…

…И так весь Израиль спасется…

Еще одной характерной особенностью нашего христианства, обращенного главным образом к векам минувшим, является «уставщичество».

Как–то раз один знакомый мне протоиерей после очередного «разгона» певчим, спевшим какую–то «не ту» стихиру, громко хлопнув боковой дверью алтаря, то ли с раскаянием вспышку гнева, то ли с сожалением, что не способен на большее, сказал: «Я–то еще что! Вот был (такой–то), чуть что не так — кадило швырял!» Я живо представил себе, как в угол алтаря летит кадило, осыпая все вокруг горящими угольками и угольной пылью, и робко возразил: «Но ведь это ужасно! Какой пример такой пастырь подает окружающим?» Протоиерей озадаченно посмотрел на меня и ответил: «Он терпеть не мог ошибок в службе! Сам знал все наизусть — любую стихиру, любое соединение праздников. Вот был знаток устава!»

В самом деле, я немало знал священнослужителей — «знатоков» устава, любящих устав, и заметил, что это нередко уживается с самыми обычными человеческими слабостями — нетерпением, гневливостью и т. п. В то же время среди людей, хорошо знающих и по–настоящему любящих Священное Писание, встречал лишь исключительно добрых, мягких, просветленных. В чем тут дело?

В начале любого семинарского пособия по литургике можно прочесть, что в самые первые века существования христианства не было единого богослужебного устава. Были библейские псалмы, раннехристианские гимны, были молитвословия или песнопения, слагаемые самими верующими или пресвитерами и епископами раннехристианских общин. Позже, особенно со времен Константина Великого (IV в.), с целью упорядочения богослужения (точнее, его единообразия), в крупных религиозных центрах — Константинополе, Иерусалиме, в монастырях — стали вводиться богослужебные уставы, или типиконы. Типикон, называемый Иерусалимским, появился в VI в., будучи собран Саввой Освященным и дополнен в VIII в. Иоанном Дамаскином и Космой Маюмским. Всевозможные дополнения вносились в Типикон вплоть до XI в. В России ныне действующий Иерусалимский устав (Типикон) был введен в начале XV в. на смену Константинопольскому Студийному уставу.

Как–то в книге одного западного автора я прочел удивившую меня фразу: «Как это ни странно, но одной из причин, приведших к упадку веры, было развитие книгопечатания. Молитвенники с уже готовыми текстами приводили к тому, что люди привыкли молиться «чужими» словами, которые часто не отражали их подлинных чувств и переживаний». В самом деле, при чтении уже готовых, написанных молитв внимание легко рассеивается — устами человек говорит одно, а голова его может быть занята совершенно другим. Это совершенно невозможно при свободной молитве своими словами. Впрочем, последнее настолько непривычно для нашего сознания, что даже люди, впервые вошедшие в Церковь, чаще всего говорят: «Я и молиться–то не могу — никаких молитв не знаю». Действительно, войдя в храм, они понимают, что люди там молятся, но молятся «по книгам», уже готовыми словами, которые к тому же и разобрать бывает нелегко из–за малопонятного церковно–славянского языка и нечеткого произношения. А раз так, то у человека сразу же складывается представление о том, что иначе молиться просто невозможно. Молитва в таком случае воспринимается как некое заклинание, которое, не будучи произнесено определенными словами в определенном порядке, не будет действенным. Между прочим, один священник как–то раз так и заявил: «Если эту стихиру не пропоете, то и вся служба будет недействительна!» (?) Но, может быть, для Бога, да и для нас самих важен не просто язык и порядок слов молитвы, а что–то другое?