Проклятая Мангазея - Константин Волошин

не испытывал. Понимал, что они совсем разные люди и понять друг друга не смогут. Или не захотят. То его не смущало.

Поп появился через полчаса и сразу заявился в «келью».

— Задержался в церкви, — словно оправдываясь, заметил поп. — Как у тебя дела?

— Жду вашего слова, батюшка, — поклонился Тимошка и стоял в ожидании.

— Как ты решил доставить мешок сюда?

— Можно оленями на нартах, да думаю, что так слишком заметно будет. Лучше частями, батюшка. За несколько раз перенесу. Я ведь тут теперь буду жить.

— Да, да, — в раздумье проговорил поп. — Хорошо, пусть так и будет. Завтра принесёшь первую часть. Смотри, будь поосторожнее. Сам знаешь, чем мы рискуем. Особенно я. Ты и так ничего не имеешь, а у меня семья.

— Я понимаю, батюшка. Тут всё ясно, как божий день, — и перекрестился на икону.

— Иди устраивайся на прежнем месте. Зайдёшь в поварню, там поешь чего-нибудь.

Поп ещё раз оглядел Тимошку и проводил того взглядом недобрых глаз. Этого Тимошка не заметил. А в сенях стоял Петька, шагнул вперёд.

— Ты точно имеешь мешок пушнины?

— А что такое? — в свою очередь спросил Тимошка с подозрением.

— Хотел бы с тобой поговорить. Согласен?

— Об чем говорить-то? Я обо всем с батюшкой договорился. К нему и иди вопросы говорить. Что с меня взять?

— Ладно. Там видно будет. Я сам решу…

Лёжа в закутке, Тимошка перебирал в памяти ужин. В поварне была Агафья, и это сильно удивило его.

— Ты откуда тут, Гапка? — спросил он с интересом. Сердце его не подскочило, не забилось сильнее.

— С сегодняшнего дня у нас нет поварихи. Вот я и занимаюсь поварней, — глаза её выдавали удовольствие.

— За что ж её выгнали? Плохо готовила?

— Не знаю. Матушка не говорит. А готовила вполне сносно. Теперь мне приходится тут стоять. Хоть матушка немного помогает. А ты где пропадал?

— И не спрашивай. Вспоминать страшно. Едва живой вышел…

— Чего такой грязный и вонючий? Ты вроде бы стал богатым.

— Откуда?! — возразил Тимошка, вдыхал аппетитный аромат еды и ждал, когда ему поставят миску со щами и кашу с грибами. — Это ещё бабушка надвое сказала. Когда всё это будет! А пока у меня копеек пять и не больше в кармане. Что на них можно купить? Вот так и живу. Чуть не убили. Только ты никому про это не говори. Меня батюшка просил помалкивать.

— Петька уже предупредил. Он у нас всё знает. Проныра!

Тимка жадно ел вкусное варево, поглядывал на девушку и должен признать, что она за эти недели сильно похорошела. С чего бы так? И спросил нагло:

— Тебя уже посватали? Вроде бы батюшка собирался.

— Жениха ещё не нашёл подходящего.

— Я не подойду? — улыбался парень, отрываясь от миски.

Гапка покраснела, не ответила, продолжая возиться у печки. Сзади она была не менее привлекательна. Этого Тимошка отрицать не мог.

И опять в голове появилась мыслишка об Агафье, как о жене. Ему казалось, что она как-то не такая жадная. Во всяком случае, этого он за ней не наблюдал.

— То не я решаю, Тимка. То тятя… с матушкой. Им виднее.

— А твой интерес что, ничего не значит?

— Что я могу с этим поделать? У меня ничего нет, так что и выбора нет.

Лицо девушки погрустнело. Потом жалко улыбнулась. Продолжать разговор почему-то не захотела. Зато поставила малую миску с чёрной икрой и ломтями хлеба.

— На закуску изюма дам. Вкусно!

— А что то такое? Никогда не слышал.

— Матушка приберегла ещё с Вологды, когда сюда ехали. Вяленый виноград. Такие ягоды на полдне растут. Далеко от нас. Сюда тож привозят. Бухарцы. Скоро ждём их караван. Правда, долго придётся ждать. Ещё урюк есть такие ягоды или плоды. О них я только слыхала, ещё не пробовала.

— Да, там много чего растёт, на полдне. Тепло, не то, что тут. Я немного в книгах почитывал про те страны. Хорошо, наверное, там. Нет наших морозов.

— Всюду хорошо, где нас нет, — ответила грустно девушка. — Поел? Иди к себе. Ты ведь опять у нас будешь жить. Тятя говорил. И помойся как-нибудь. Таким тебя сюда никто не станет пускать. — И грустно же улыбнулась. — Иди уж!

В своём углу у кладовки Тимошка с грустью передумал всё, что с ним могло случиться. И показалось, что ничего хорошего его не ждёт. Не может быть, что отец Яков просто так отпустит его на всё четыре стороны. Слишком опасно для него.

И подумал, что как только заметит опасность, тотчас смотается куда-нибудь, хоть в тайгу. А там видно будет. Лишь бы деньги были. Хоть пять рублей.

Но дни сменялись днями, прошёл уже месяц, весна вступила в свои права и лес начал зеленеть помаленьку, а отец Яков пока помалкивал. Тимошка не знал, что с соболиными шкурками, а спросить боялся. Все шкурки он уже перенёс, и батюшка долго любовался ими, встряхивал, гладил и вздыхал.

Сам Тимошка старался без особой нужды в город не выходить. Всё же узнал, что тогда, в снегах, стражники захватили груз, но допросить хозяина не успели. Тот не выдержал нагрузки и скончался прямо там, на дороге. Про Исая ничего не узнал, но был уверен, что и тот помер. А спросить даже батюшку опасался.

Наконец уже в мае поп позвал к себе Тимошку. Тот с волнением вошёл в его келью и вопросительно остался стоять у двери.

— Ну что, божий человек, — чуть усмехнулся поп и пристально глядел на юношу. — У тебя появилась возможность сменить свои тряпки на что-нибудь лучшее. Ведь рясу ты, как я понял, носить не собираешься. Так ведь?

— Так, — коротко ответил Тимошка и решительно глянул на собеседника.

— Я так и знал. То не для твоего ума дело. Тебя больше тянет в тайгу, так?

— Вроде того, — мрачно ответил Тимошка, теперь уже поняв, что деньги он получит.

— А у меня хорошие новости для тебя. Я продал и твоих соболей и песцов. Вот получи свои денежки, — и выложил на столешницу мешочек с монетами. — Тут сто с лишним рублей. Для тебя деньги огромные. С ними можно артель собрать для промысла. Если получится, то готов быть помощником-посредником по сбыту. Дело выгодное оказалось. Ты слушаешь меня?

Тимошка слушал плохо. Голова занята подсчётами. И они оказались неутешительными. Поп и здесь обдурил его и значительно. Но спорить, понимал, глупо и бесполезно. Ответил вполне мирно:

— Спасибо, батюшка. Обязательно буду помнить ваше предложение. Оно очень ценное для меня. А теперь что мне делать? Дайте совет, батюшка.

— Живи сам по