Та, что тебя хранит - Алёна Берндт

–Скажи, сейчас иду, – отозвался Васька и обрадовался, что как раз поговорит про отпуск.

Генка, Геннадий Николаевич, генеральный директор завода, был Васькиным другом еще со школы. Но на работе оба соблюдали этикет, общаясь по-деловому. Но иногда и устраивали дружеские посиделки, запершись в кабинете.

– Давай, заходи, – Генка встретил друга у порога и крикнул секретарше:

– Лена! Ко мне никого не пускать, я занят!

– Хорошо, – отозвалась Леночка, а Генка запер дверь кабинета на ключ.

– Устал я, не отдохнул ни черта за выходные, – пожаловался Генка другу и, открыв сейф, достал оттуда бутылку коньяку.

– Ездили с Жанкой в город по магазинам, за шмотками, – пожаловался он, – Давай стопки.

– Я не могу, я за рулем,– коньяку Ваське не хотелось, и он обрадовался, что сутра приехал на своей машине, – Давай, я себе кофе сварганю, а ты выпей, если хочешь.

Генка что-то буркнул в ответ и махнул на Ваську рукой, опрокинув в рот стопку.

– Ну, давай, рассказывай, что там у тебя с девахой этой из бухгалтерии, – Генка был не только бабником, но еще и любителем посплетничать.

– Ничего у меня ни с кем нет, – отхлебнув кофе, ответил Васька, – Ты всех-то по себе не суди, старый бабник!

– Ничего не старый, – Генка пригладил лысину рукой и усмехнулся, – ну и дурак ты, Васька! Я вот, три жены поменял, одна другой моложе. А сколько еще помимо жен было, – он загоготал.

– Каждому своё, Ген, – спокойно ответил Васька другу, – Ты мою Лерку с остальными не ровняй.

– Да, ты прав, – Генка вдруг нахмурился и серьёзно взглянул на друга, – Такую женщину потерять – надо быть дураком…. Да и вообще!

Тут Генка неловко осекся и поник головой. Брови его нахмурились, лицо потемнело, и даже блестящая его лысина как-то поблекла. Он резко поднял стопку и махнул её в рот, даже не поморщившись.

– Вот правду говорят, что первая жена – от Бога, вторая – от народа, а третья – от черта! Так и есть. Всё правда! С первой то моей, с Катькой, хоть ругались, а все же…. Счастливы были! Если бы не я, кобель, так бы и жили, может. Дочки меня бы, может, хотя бы принимали, а сейчас ведь даже не разговаривают – простить не могут, что я их мать бросил…

Перед Васькой закачалась грустно опущенная Генкина макушка, и Ваське захотелось сказать другу что-то ободряющее, но он не знал, что же. А Генка поднял на него полные неожиданной боли глаза:

– Думаешь, я не знаю, что Жанка моя с моим же водителем Сашкой роман крутит?! Всё я знаю давно…. Просто…. Ей и тридцати нет, а я что…. Я ей только для денег! Иногда вижу, как она на меня смотрит, и как брезгливый взгляд отводит. Терпит за деньги мои шлепки по пятой точке, да щипки…. А лет через десять мне, может, и этого не надо уже будет, а она….

– Так что, ты меня, дурака, не слушай! Я свою жизнь всю испоганил похождениями, с чем к старости пришел? Внуки и имени-то моего не знают, хотя денег им на подарки посылаю…. Дочки меня и видеть не хотят! Береги ты свою Лерку! Никакая Настя её не стоит!

Васька удивленно смотрел на друга, который всегда так гордился своими похождениями среди женского пола, он был поражен глубокой тоской и безнадежностью, которые видел он теперь в глазах друга.

– Так ты бы, может, поехал бы к Кате, и с дочками поговорил, – тихо попробовал дать совет растерянный Васька.

– Да не пустит меня Катя! У неё давно уже другой мужик, говорят, хороший, работящий. Так-то вот, Васька, хорошую женщину только оставь, желающий найдется! Захочешь потом вернуться – а там уже чужие тапки стоят!

Спустя час Васька стоял у открытого окна в своем кабинете, ощущая горький привкус, оставшийся после неожиданно откровенного разговора со старым другом. Летний теплый дождик веял в окно свежестью и остужал разгоряченное разговором Васькино лицо.

Ведь раньше Васька и предположить не мог, как глубоко несчастлив его друг с юной женой, и какие демоны жгут его душу….

И помочь другу Ваське было нечем, и никто, кроме самого Генки, помочь здесь уже не мог. Да и сам Генка вряд ли что-то сможет изменить, и Васька прекрасно понимал, что пугает Генку так необратимо надвигающееся на него одиночество.

Стряхнув с себя остатки грусти по чужой порушенной семье, Васька набрал номер жены, в надежде, что ее голос вернет ему радость и силы.

– Привет, – выдохнул он в трубку, и тепло разлилось по его душе.

– Привет, – ответила Лерка, и в её голосе слышалась улыбка.

Два человека, соединенные телефонной сетью, молча улыбались друг другу и их души будто сливались вместе, несмотря на расстояние.

Васька не мог видеть, как на подоконнике открытого во двор окна сидит Вайла, и, улыбаясь, смотрит на него, сплетая в тонкую цепочку серебряные нити, которые она вынимала прямо из дождя.