Перст Божий? - Сунгуров Алексей

на дверь. Но почему-то не указал, а тихонько тронулся и поехал мимо своего дома по улице. От незнакомки, видимо, распространялись некие флюиды, действующие, как оказалось, даже на импотентов. Ум Николая лихорадочно работал, пытаясь разобраться в необычной ситуации:

— Ну что за баба? Ни кожи, ни рожи, а командует! — Некстати полезли в голову картины прежних дорожных приключений, вспомнилась собственная недавняя попытка написания эротического романа. Да, теперь он был не в состоянии извергнуть семя даже в трусы.

Атмосфера в машине, наэлектризованная молчанием пассажирки и запретными мыслями водителя, казалось, начала сгущаться. Совершенно явственно Николаю представилось, как незнакомка садится к нему на колени и начинает елозить своим не очень худым задом в области его ширинки. Тело Николая напряглось от видений. До мозга, наконец, дошла волна аромата духов женщины. Аромат этот наполнил его воспоминаниями 10-летней давности, когда он, молодой и неутомимый, встречался целый месяц с двумя женщинами одновременно. Аромат был явно из того блаженного времени. И что-то сдвинулось в Николае. И одновременно с переменами, которые он ощутил в душе, и в его организме произошли кардинальные преобразования. Николай вдруг почувствовал слабое шевеление плоти внизу живота. То, что было невозможным в течение многих месяцев, происходило! Рука автоматически соскочила с рычага переключения передач и опустилась на колено пассажирки. По ее колену прошла волна нервной дрожи — дрожи желания. Женщина встрепенулась и повернулась к Николаю всем телом:

— Останови.

Но мужская рука продолжала свое движение вверх по ноге и останавливаться не желала. Женщина потянулась к Николаю, обхватила его голову руками и стала неистово целовать. Волей-неволей пришлось остановить машину. Брюки выгнулись дугой в том месте, которое, как думал Николай, уже никогда его не будет беспокоить. Руки, освободившиеся от обязанности вести машину, жадно обнимали податливое тело женщины. Оно было приятно мягким и вместе с тем наэлектризованно-пружинным. Машина остановилась у края тротуара. Пешеходы любопытно оглядывались на обнимающуюся в машине парочку. Наконец, видно, утолив первый голод, любовники оторвались друг от друга и заметили любопытствующих.

— Поедем в гараж, — предложил Николай. Она молча кивнула. По пути купили бутылку «Петровской» и пару пирожков…

Никогда, казалось, Николай не испытывал такой страсти, как в этот вечер. Они сидели полуголые на заднем сидении с искусанными губами, натруженными телами и никак не могли насытиться друг другом. Трижды с небольшими промежутками их тела содрогал дружный оргазм, но их снова и снова бросало в объятия друг друга. Водка убывала не быстро и еще через час, когда на счету любовников было уже пять соитий, бутылка, наконец, опустела. Обессиленные, опустошенные, они лежали в полусне-полуобмороке. Минут через 20 Николай почувствовал, что замерзает. В полудреме дотянулся он до замка зажигания, повернул ключ, заводя машину, и снова погрузился в забытье. Ему снилось, что он, молодой и полный сил, выехал с очередной пассажиркой на давно облюбованное место на берегу Двины. Работающая машина не даст замерзнуть разогретым любовникам. И совсем не отложилось в затухающем сознании Николая, что сегодня-то он приехал не на Красную пристань, а загнал машину в свой утепленный бетонный гараж…

Смерть неслышно подходила к любовникам в клубах выхлопных газов.

Эпилог

Как ни был зол на Николая Сыромятова Иисус, все же он решил соблюсти все формальности Божьего суда над его душой. И когда согбенная душа грешника, наконец, предстала пред грозные очи Господа, то увидела помимо Иисуса, сидящего посередине большого стола, святого Георгия Победоносца по правую руку от него и пресвятую Деву Марию по левую. Георгий Победоносец, непримиримый и воинственный ревнитель веры, выполнял роль прокурора, а снисходительная к людским порокам Богоматерь — адвоката. Душа грешника при виде столь высокого собрания затрепетала:

— Боже милостивый, благодарю тебя за такую сладкую смерть, но зачем ты призвал меня к себе так неоправданно рано? Ведь я могла еще послужить тебе.

— Молчи, негодная душонка! — вскричал Иисус. — Я специально послал тебя на эту грешную землю, что бы ты была проводником моей воли среди людей. Я терпеливо ждал, когда ты, наконец, исполнишь свое предназначение. Ты, которая должна была стать Перстом Божьим на земле, вспомни, что ты написала?

Иисус подал знак, и Георгий, разложив на столе какие-то листы, прочитал:

— Готов я черту душу заложить, чтоб написать великое творенье, чтобы в стихах и после смерти жить с нечистого его соизволенья.

— Ты, которой было дано все, что бы творить, ты просишь черта о вдохновении! Да тебе достаточно было взять в руки лист бумаги и ручку, и Божественные откровения сложились бы в нетленные романы и поэмы. Но вместо этого твоя гордыня внушала тебе, что это не Божественные откровения заполняют твою голову, а мания величия готовится посмеяться над тобой.

— Неисповедимы пути Господни. Я всю жизнь боролась с грехом гордыни — и это становится моим главным грехом! О, матушка, защити меня, ты одна видишь, что не было в моих деяниях злого умысла.

— Это правда. Мы не должны судить заблудшую за то, что она не познала своего предназначения. Мы должны рассмотреть ее реальные деяния и воздать ей за них.

— Ну что ж, да будет так! Георгий, что еще у тебя за этой грешницей?

Георгий разложил на столе три толстых пачки листов:

— Вот здесь — грехи молодости: оставленные в интересном положении девицы, блуд, чревоугодие, винопитие, нарушение заповедей. Вот здесь — грехи зрелости: измена жене, ревность, блуд, чревоугодие, совращение чужих жен, присвоение чужих денег. А вот здесь — грехи последнего года: поношение Господа, безверие, поклонение дьяволу.

— Божественный сын мой, позволь напомнить тебе, что ты сам подталкивал эту душу ко всем названным грехам. Сначала ты позволял ей грешить, чтобы она лучше познала мир и смогла со знанием дела отобразить в своем творчестве все его язвы, затем ты пытался нейтрализовать сатанинскую власть над нею жены, а напоследок ты наказал ее импотенцией, так что она направляла свои проклятия по правильному адресу.

— Матушка, тебе ли не знать, как я извелся с этой мерзкой душонкой. Если бы она выполнила свое предназначение, то все указанные грехи были бы ей прощены, так как совершались во имя великого служения мне. Теперь же ей нет оправдания, так как не было и служения.

— Господи, позволь мне сказать последнее слово?

— Говори, несчастная.

— Я грешна, грешна, что не поняла свое предназначение. Грешна, что не написала то, что было назначено мне Господом. Грешна, что не