Кто взял фальшивую ноту? - Григорий Владимирович Абрамян

тебе покажу, что делать! — ответил Женька. — Зря, что ли, мы доставали музыкальные инструменты?

— А если всё-таки не примут?

— Как только придёт директор, начинайте петь хором «Я люблю тебя, жизнь». Это здорово получается.

— Здорово? — сказал Васька. — Один раз нас здорово погнали. Чуть милицию не вызвали.

— Мало ли что! — ответил Женька. — Они ничего в музыке не понимают. Им лишь бы выспаться…

Вдруг в кабинет вошёл Геннадий Максимилианович. Женька исчез так же внезапно, как и появился.

Увидев Геннадия Максимилиановича, мы почему-то не решились последовать Женькиному совету.

Лишь наш бесхитростный Гриша заорал во всё горло. Он голосил изо всех сил, да так, что глаза у него вылезли на лоб. А мы готовы были провалиться сквозь землю.

Но Геннадий Максимилианович не перебивал Гришу. Он выслушал всё до конца и сказал:

— А говорил, что не знаешь ни одной песни. И поёшь правильно, и ритмично, и даже музыкально. Молодец! А то у меня появилось сомнение: принимать ли тебя в школу?

— А нас? — чуть ли не шёпотом спросил я.

— Вы все зачислены.

Я чуть не подпрыгнул от радости.

— А когда мы начнём заниматься?

— Завтра же и начнёте. Татьяна Васильевна включит вас в расписание. А пока попросите родителей зайти ко мне для исполнения некоторых формальностей. Да и познакомиться мне с ними не мешает. Что касается выбора музыкальных инструментов — всё как будто ясно. Вася будет учиться на виолончели, Костя — на контрабасе, Серёжа — на скрипке, Федя…

— А я? — нетерпеливо воскликнул Гриша.

— Губная гармошка отменяется. Мы тебя научим играть на скрипке…

— Не-етушки, — возразил Гриша. — Мне нужно обязательно на букву «Г», а то Женька заругает…

— Какой Женька?

Васька ущипнул Гришу.

Гриша ойкнул и ответил:

— Не знаю какой. Только обязательно на букву «Г».

Геннадий Максимилианович поманил к себе Гришу и голосом, которым обычно рассказывают сказки, произнёс:

— Давно-давно на Руси бытовал музыкальный инструмент на букву «Г». И называется он теперь… скрипка.

— Как так? — удивился Гриша.

— А вот так: в старину скрипку называли «гудок». Берись за скрипку. Не пожалеешь. У неё прекрасный тембр и сильное звучание…

На этом наша беседа с Геннадием Максимилиановичем закончилась.

Мы выбежали из школы.

На «Площадке встреч» нас ждал Женька.

Васька, конечно, не удержался, чтобы не похвастаться:

— Сам директор сказал про меня: «Талант!» А вы говорите — толстый. Если я был бы похудее, то, может, и таланта не было бы.

А Гриша восторженно кричал на весь двор:

— Я знал, что меня примут! Я знал, что меня примут!

Васька мечтательно продолжал:

— Отец обрадуется! А то всё: «Полжизни на тебя тратишь, а ты бездельничаешь!» Теперь увидит, как я на виолончели буду трудиться.

— Мой дед тоже будет на седьмом небе, — протянул Серёжка. И было непонятно — сам-то он рад или нет.

— Ладно, я пошёл, — сказал Костя. — Некогда мне тут с вами лялякать…

Это послужило сигналом. Все заторопились домой, чтобы поделиться приятной новостью с родителями.

Лишь я не ушёл. Я видел, каким одиноким и покинутым стал вдруг Женька. «Эх, думаю, и почему же люди, у которых радость, в этот момент забывают, что другим, может, не так уж хорошо и их нельзя оставлять одних?»

А Женька, ни слова не говоря, повернулся и тоже пошёл прочь.

— Женька, подожди! — крикнул я ему вдогонку и хотел последовать за ним, но вдруг вспомнил, что из-за Гришиной болтовни Геннадий Максимилианович ничего не сказал мне о моём фаготе.

И я помчался обратно в школу.

Фагот или кларнет?

От Геннадия Максимилиановича я узнал, что класса фагота в школе ещё нет. Собираются открыть, но только на будущий год.

— Не хотелось бы тебя огорчать, — сказал он мне. — Но раз ты настаиваешь на фаготе, то придётся отложить… Будущий сезон не за горами.

«Ждать целый год? Ни за что! Соглашусь играть на чём угодно, а времени терять не буду!»

— Можно мне играть на флейте? — попытал я счастья.

«Какая, думаю, разница, всё равно с «фе».

— Класс флейты у нас переполнен, — ответил Геннадий Максимилианович.

Я огорчился не на шутку:

— А я уже с ребятами договорился…

— Ну, это я беру на себя, — ответил Геннадий Максимилианович. — Кто у вас за главного?

— Же… — начал я и осекся. — Никто.

— Тем лучше. Значит, никто и не станет возражать.

— На чём же я буду учиться?

— На кларнете.

— На кларнете?

— Замечательный инструмент. Без него не обходится ни один оркестр. Даже военный. Прекрасный тембр, сильное звучание. Словом, ты будешь доволен.

Я вспомнил, что Геннадий Максимилианович про скрипку тоже говорил, что у неё прекрасный тембр и сильное звучание. «Наверное, думаю, у многих музыкальных инструментов прекрасный тембр и сильное звучание. Не станет же директор школы говорить просто так. Помню, в Кремле…»

— Ну как, согласен? — перебил мои мысли Геннадий Максимилианович.

Что мне оставалось делать? Пришлось согласиться.

Но на всякий случай я спросил:

— А можно на будущий год перейти в класс фагота?

— Тебе, я вижу, ни за что не хочется расставаться с фаготом?

— Не хочется.

Геннадий Максимилианович немного подумал и сказал:

— Ну ладно. Зайди ко мне в конце недели.

Эх, если бы я знал, чем всё это кончится! Но я не очень-то обратил внимание на последние его слова и стал размышлять: «А чего мне, собственно, упрямиться? Может, это единственная возможность избавиться от фагота. Может, мне просто привалило счастье. Как знать? Зачем мне настаивать? Тем более, на кларнетах и в военных оркестрах играют. Значит, кларнет очень важный инструмент…»

Я пошёл к ребятам, чтобы посоветоваться. Встретил Костю, рассказал ему про кларнет. А он:

— Ничего, гудошник, дуй в свой кларнет, нам не жалко!

«Тебе-то что! — подумал я. — Ты ловко устроился. А как отнесётся к этому дирижёр? Вдруг Женька заупрямится и начнёт ругаться, что я нарушил уговор. А потом, чего доброго, не пустит в свой оркестр!»

Нашёл Женьку.

— Жень, — говорю жалобным голосом, — с фаготом-то всё покончено… До будущего года. Нет такого класса… Что я — виноват?

— А ты разве на