Закон Долга. Вестница - Гюрза Левантская

давно. Урусы хороши, но не бессмертны. Арбалетчиков достаточно, чтобы справиться с ними. И кроме того, мы подставим под удар ту, которой ещё долг за жизнь не отдали. Если я хоть что-то понял в её диалоге с тем бароном, то, защитив нас, она взяла на себя ответственность за наши поступки. Убьём кого-то — за убийство казнят её, — сказал Лэтте-ри.

— Знаешь, брат… Мне кажется, она так и так ничего не решает. Из того, что понял я, её бережёт приказ короля и пророчество кого-то из одарённых. И тот и другой сейчас далеко, а солдат ты видел. Убьют, если захотят. Особенно если властной руки не хватит удержать их в узде. А с нашим появлением её жизнь превратится в пытку.

— Значит, теперь это наша забота.

— Ты считаешь, что остаться будет правильнее? А что, если нас просто убьют во сне?

— Мы приняли смерть, когда покинули Долину по приказу Отца. Она настигнет нас так или иначе.

— Ты… так уверен, что мы больше не вернёмся домой? — Терри-ти даже привстал.

— Шансы ничтожны. Мы должны выполнить долг перед дайна-ви. У врага моса, арбалетчики, одарённые. Я сам вызвался. Но… учитывая обстоятельства, я бы предпочёл, чтобы вы взяли урусов и ночью покинули это место.

На него посмотрели именно так, как он и ожидал. Лэтте-ри и не надеялся, что брат и друг оставят его одного. У него нет средства развернуть их на этом пути, но он не мог не попытаться.

— Даже не надейся, — сказал Терри-ти. — А вы видели того взъерошенного прародителя, что командует эйуна? — перевёл он разговор.

— А что с ним не так?

— Что не так? Ты когда-нибудь видел что-то настолько красивое? Остальных я не успел разглядеть, не до того было, но он… Неужели когда-то и наши предки были настолько прекрасны?

— Ты будто на Утёсе не был, — равнодушно ответил Линно-ри, — там уже который год женщина-эйуна работает. Не насмотрелся ещё?

— Так то женщина! Мне мороз сердце царапает, когда думаю о том, что эйуна и дайна-ви — одна кровь. Что и мы когда-то имели этот дар, красоту.

— Красота не дала прародителям отзывчивости. Красота не научила их защищать тех, кто одной крови с ними. Красота не внушила им желания выслушать. Что от неё толку, если она не даёт ничего, кроме гордыни? Эйуна отреклись от нас. Приятный глазу лик и сердце, что излучает Холод. Вот что такое эйуна. Я стыжусь того, что мы все — потомки Первых! Да и не тебе жаловаться на отсутствие приятного облика. Скажи спасибо матушке.

— Скажу. Она оценит, что ты научился говорить тёплые слова. Значит, мы остаёмся?

Лэтте-ри кивнул.

— Остаёмся. Отдать долг за жизнь.

— Брат, я поддержу твоё решение, хотя не уверен, что наше присутствие не сделает нашей спасительнице хуже. Но, в конце концов, для дайна-ви есть только одна причина не отдать долг за жизнь — кончина.

— Ага. И того одарённого не забудь, — вставил Терри-ти.

— Он не слишком-то был рад, помогая мне.

— И всё же — помог.

Линно-ри задумался.

— Значит, женщина, что столь переполошила наших солдат на Утёсе, — чужеземка, — продолжил Терри-ти мечтательно. — Интересно. А я-то полагал, что мы так срослись с болотом за эти три тысячи лет, что проморгали изменение обычаев амелуту. Она не питает к нам ненависти, несмотря на рабство. Даже верится с трудом. Равно как и в тот облик, что я увидел сегодня. Ты действительно это сделал!

Лэтте-ри на любопытный взгляд ответил пожатием плеч.

— Вот было бы интересно послушать про земли, откуда она родом!

— Угомонись, — сказал Линно-ри, — нам до завтра дожить и долг выполнить. А ты опять со своими мечтами…

— Не мешай старшим предаваться размышлениям! Эй! Не сердись. Знаешь ведь, что не со зла дразню. А с другой стороны, когда это мечты мешали выполнению долга? Новая земля, где не ступала нога эйуна, населённая амелуту, не знающими вражды… И почему бы дайна-ви не узнать о ней подробнее? Это могло бы стать… надеждой.

— «Разум должен быть подобен Холоду, что забирает наши жизни». Ты опять забыл, чему учили тебя наставники. Амелуту — это амелуту. Как бы далеко от Рахидэтели они ни жили. Одна человеческая женщина, чьё сердце ещё не забыло о милосердии, не может отражать весь народ, к которому она принадлежит. Их мужчин, что держат в руках оружие, ты не видел.

— Знаешь, Лин, тебе бы наставления писать для молодых. Но ты уж прости, я их читать не буду. И так наша жизнь похожа на пыточный подвал, а от твоего наставничества и вовсе захочется на меч броситься.

— Неуч, — кратко ответил Линно-ри.

Лэтте-ри вышел на улицу, оставив брата и друга за привычным осуждением характеров друг друга. Если беседа скатилась в этом направлении, то можно спокойно уходить. Она не закончится ещё долго, да и итог известен — ничья. Самые близкие ему существа так и не нашли общего языка, хотя и имели несколько схожих черт характера. Единодушны были только в одном — таскались за ним как привязанные, и никакая сила не могла бы оставить их дома, соберись он в опасное путешествие.

Он машинально погладил по загривку Мальку — матёрого уруса, который вёз его все эти дни. Зверь рыкнул что-то под нос, выражая удовольствие, и Лэтте-ри уткнулся лбом в его шерсть. «Сёстры, скажите, чем так ценна моя жизнь, что я уже в который раз ухожу из-под руки Маяры?» Он старался оставаться хладнокровным, но Терри-ти очень метко описал то состояние, в котором они втроём находились. Как бы ни отгораживался он от эмоций, как бы ни пытался с ними бороться, но ощущение сна наяву его не покидало.

Они с Ириан опять встретились. Когда она ушла, он не смог снова вернуться в привычную жизнь. Всё произошло слишком быстро. Он столько всего хотел спросить, столько сказать, понять, чем заслужил своё право на жизнь. А она ушла, едва обретя способность ходить. Для дайна-ви всё, что покинуло болото, — обратно не возвращается. Именно так он ощущал себя, когда они втроём вышли на широкий простор за пределы Пограничного леса. Этот мир был огромен и негостеприимен. Он собирался приложить все усилия, чтобы выполнить приказ, но верить в то, что это удастся, получалось с трудом, а уж возвращение домой он вообще приравнивал к несбыточной мечте. Одновременно скорбел и радовался, что последние часы встретит в окружении родных.

Каково же было ей идти в неизвестность, будучи не просто вдали от дома, а вообще в другой стране, где всё чужое — язык