Поэмы и стихи - Сэмюэль Кольридж

[Часть III]

В саду священника дозрел   Тяжелый виноград,И в ветре солнечном кружил   Багряный листопад.

Еще мотались по кустам   Колосья ячменя;Стоит в глазах, как бы вчера,   Их свадьба у меня.

От церкви через этот лес   До Эдварда воротС полмили мшистая тропа   В густой тени ведет.

Тропою этой с женихом   Венчаться Мери шла;Она, хоть и таила грусть,   Казалась весела.

Чуть на погост она пришли,   Где солнышко пекло,У бедной Мери словно кровь   От сердца отвело.

Чуть сил хватило руку ей   Священнику подать;Она все видела, молясь,   Там, на коленях, мать.

Они пошли в обратный путь —   Во след я глянул ей,Как раз, когда она вошла   Под сень густых ветвей.

Она ступила на тропу,   Всю выстланную мхом:Ей было тяжко этот миг   Припоминать потом.

В тени ее окутал жар,   Потом схватила дрожь;Веселый звон колоколов   Ее терзал, как нож.

Проклятье матери всегда   Ужасно для детей:Мать и преступная — все мать,   Нет ничего святей.

Прошло полгода: тот же яд   Таила мать в крови;Но Эдвард был примерный  муж,   А Мери — луч любви.

"Сестра все не приходит к нам,   Мать запрещает ей:О Эдвард! Я живу с тобой,   Я бы хотела быть другой,Живей и веселей.

И почему я все грушу?   Нет ничего такого.Должно быть, от туманных дней   Я не совсем здорова"..

Шла изморозь — ни льда, ни вьюг!   А если свет блеснет,Бедняжка, чтоб не встретить мать,   Не отопрет ворот.

Но Эллен в мокроту и грязь,   В те мрачные недели,К ним приходила каждый день,   И с ней все веселели.

О, Эллен верный друг была,   Сестры дороже милой!Как жаворонок весела,   Она домой лишь к ночи шла,И дом пустел, унылый.

У нас на первый день Поста   Почти пустует храм: /Угрозы божьи в этот день   Должны читаться там.

Покойный наш священник мне   Признался как-то раз,Что хорошо бы этот чин,   Совсем изъять у нас.

В то утро мать пришла во храм   И к Эллен подошла;У службы Эллен всякий день   В посту у нас была.

И Эллен встретила ее   С приветливым лицом:"Что, если гнев ее утих,   И мир вернется  в дом?"

День был едва на день похож —   Так небеса черны;Бывает, ночью храм светлей   При четверти луны.

Ревела буря, дикий дождь   О стекла бил упрямо;Тонули возгласы молитв   В гуденье башни храма.

Молилась на коленях мать,   Поднявши к небу взгляд:"Пусть ту, что рядом здесь со мной,   Иссушит тайный яд!

Услышь, услышь меня, господь.   Мои держащий дни:Ту, что причастна к их любви   Навеки прокляни!

Будь проклят день ее и ночь   На вечные года!"Так помолившись, поднялась,   Спокойна и тверда,И вышла в дверь, господень дом   Покинув навсегда.

Я видел Эллен. Как она   Вся побледнела вдруг!Я думал, почему у ней   В глазах такой испуг?

И после службы близ нее   Мы все собрались в круг;Она шаталась, и блуждал   В ее глазах испуг.

Потом решилась рассказать,   Чем сердце смущено:"Ведь это клятва грешных уст,   Не все ли мне равно?"

И улыбнулась, и принять   Старалась бодрый вид,Но лучше, если бы она   Заплакала навзрыд.

Она твердила, боль в душе   Пытаясь побороть:"Ведь это клятва грешных уст,   И милостив господь!" —  —

В ее глазах блуждал испуг,   В душе была борьба:"Ведь это клятва грешных уст,   Ужель я так слаба?"

Бедняжка — девочкой, она   У ног моих играла —От Мери утаила все,   Ни слова не сказала.

Но Мери слышала рассказ;   И Эллен  обняла:"О, Эллен, нас теперь она   Обеих прокляла!" —  —

Наружи  Эдвард под холмом   Шагал вперед, назад,Ломая сучья у дерев   И прутья вдоль оград.

Он их разламывал в руках   И в сторону швырял,Как будто бешенство свое   Куда девать не знал.

Вы виднте тот холм? Под ним   Их ферма и теперь.Он слышал их, он слышал все   И скрежетал, как зверь.

С ним Эллен в горе с детских лет   И в радости сжилась,И с нежным именем жены   Он имя друга дней весныСоединял, молясь.

И он в часы своих молитв   К ним не делил любви,И двух имен единый звон   Звучал в его крови!

Он в дом вошел; в его глазах   Была борьба видна;И обе обняли его,   И Эллен и жена.

Он Мери плачущей лицо   К своей груди прижал;Тут ярость перешла в тоску,   И Эдвард зарыдал.

А Эллен лить не стала слез,   Лишь обняла тесней,Как будто что-то пронеслось   Ужасное пред ней.

[Часть IV]

Нехорошо, когда ногой   Могильный топчут прах;Оно и днем зловещий знак,   И не к добру впотьмах.

Могилу видите, вон ту?   Бог даст, бог и возьмет:Там, сударь, спит мое дитя,   Холодное, как лед.

Все остальные сам я рыл,   И — прах меня бери! —Я лучше пропляшу на всех,   Чем трону эти три!

"Старик, невесел твой рассказ!" —  —   "Вы — что, вы — молодежь;Мне семьдесят, а ведь и то,   Как вспомнишь, так всплакнешь.

Сестрица Мери этот мне   Поведала  рассказ,Хоть Эдвард сам мне кое-что   Говаривал подчас.

Ну, ладно! Мери, как сестре,   Друг Эллен помогала;Она была все чаще с ней,И ей все делалась милей;   Она весь дом держала.

Она по будням на базар,   А в праздник — в церковь шла;Все как всегда, но это все   Лишь видимость была.

Грустила Эллен?  Не скажу.   Но веселилась мало;И Эдварда она своей   Веселостью пугала.

Она молчала по часам;   Чтоб избежать тоски,Она певала про себя   Веселые стишки.

И слышалось в ее простых,   Уверенных словах,Что у нее своя печаль,   Свой неотступный страх.

Вдруг скажет, кисть обняв свою:   "Нет, мне не исхудать!"Раз Мери за руку взяла   (Взгрустнулось той опять),В лицо взглянула и слегкаЕй стала руку жать.

Потом сильней, сильней, вцепясь   С какой-то дикой, страстью,И закричала: "Нет, нельзя   Себя принудить к счастью!"

Раз Мери обняла она   В самозабвенный  миг,И билось сердце, и слова   Шли сами на язык.

Они шли сами, как поток,   Что выступил из ложа,И, взвизгнув, крикнула она:   "Как ты на мать похожа!"

Так понемногу стал весь дом   С уныньем неразлучен;И, видя как грустит, жена,   Был Эдвард хмур и скучен.

Он с неохотой ввечеру   Отодвигай засов;Ему как будто стал чужим   Любимый прежде кров.

Раз вечером он книгу взял,   Не стал в нее смотреть,Швырнул ее и простонал:   "Нет, лучше умереть!"

Взглянула Мери на него   С улыбкой неживойИ молча на руку к нему   Склонилась головой.

И Эдвард, громко зарыдав,   Колена преклонил:"У  ней  разбитая душа!   О, господи! Нет сил!"

Стоял туман. В такие дниРабота тяжела.Копнешь, раскашляешься. ВсеВесна в тот год не шла.

И вдруг, на удивленье всем,   Жара и духота;Все тени ищешь, а кругомНа ветках ни листа.

Так вот, есть уголок в лесу,   Его беседкой звать;Вы, верно, знаете, хотя   Откуда  вам  и  знать.

Поблизости и пастбищ нет,   Тропинок нет туда;Там зеленеет остролист   Да говорит вода.

Деревья сами разрослись   В густой, тенистый свод;Совсем беседка; в трех шагах   Студеный ключ течет.

Воскресным утром как-то раз   Друзья сюда пришли;Алели ягоды; звучал   Церковный звон вдали.

Приятно слушать плеск ручья   И звон колоколов;Приятно слушать их зараз   Средь тишины лесов.

Усталый Эдвард отдохнуть   На мягкий мох прилегИ задремал под звон ключа;   Тот ключ и в будни, лепеча,Вас усыпить  бы  мог,

А он был не совсем здоров   И ночь провел без сна;Беседа женщин рядом с ним   Была едва слышна.

"Смотри-ка, Эллен, как лучи   Сквозят в листах  густых.Все солнца крошечные в них,   Не больше глаз твоих.

И славой каждое из них   Окружено своей,И каждый голубой кружок   Оделся в радостный венокИз тоненьких лучей".

И стали, глядя на лучи,   Судить про их цвета;"Зеленый", — эта говорит,   "Янтарный", — скажет та.

А Эдвард был недобрым сном   Тем временем смущен;С тревогой слушали они,   Как тяжко дышит он.

"И это — мать!", — он произнес,   Не открывая глаз,Виднелись на его лице   И страх, и боль зараз.

Они вздохнули, угадав,   Что в мыслях у него;Проснувшись, он взглянул вокруг,   Не видя ничего.

Он сел, и прежде, чем из глазТяжелый сон уплыл,"Прости, Господь, — воскликнул он, —Я сердце ей разбил!"

Тут Эллен вскрикнула, дрожа,   И вдруг расхохоталась,А Мери больше никогда   С тех пор не улыбалась.

1797–1809