Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина

Я кивнула, на всякий случай пока не собираясь вдаваться в подробности и сделав вид, что понимаю, о чем или о ком он говорит. Доела, наконец, остывшую похлебку и отставила грязную тарелку в сторонку.

— Так вы не от гопников здесь скрываетесь?

— Я не знаю, Глюк, честно. У меня вообще амнезия после взрыва, я даже своей фамилии не помню, да и имя мне Константин сообщил. Может, придумал, я не знаю.

Глюк вытаращил глаза:

— Да иди ты! — он снова полез за сигаретой, достал ее из пачки и ошарашенно вертел в пальцах, явно забыв, зачем она ему нужна.

Я машинально вытащила сигарету у него из рук, вынула из костра палочку, прикурила, не задумываясь, что делаю, и отдала ему. Он взял, закурил и снова потрясенно уставился на меня:

— Ты куришь?!

Я очнулась от своих раздумий:

— О, видимо, да. Правда, до этого времени меня как-то не тянуло… — Я была рада, что мы отвлеклись от темы наших с Костиком взаимоотношений и похождений.

— Может, это память к тебе возвращается? — вкрадчиво с надеждой спросил Глюк, заглядывая мне в глаза.

Я снова отобрала у него сигарету и сделала затяжку.

— Вряд ли, — покачала я головой и выпустила дым в сторону костра, — это скорее на уровне двигательных рефлексов. Не разучилась же я держать ложку.

— А что за взрыв? — осторожно спросил Глюк, снова возвращаясь к скользкой теме.

— Я не помню, — уклончиво ответила я. — Я помню только, что он был, и что я получила ожоги.

Я задрала рукав до плеча и показала рубец, который зажил совсем недавно.

— Ого.

Он деликатно забрал у меня из пальцев сигарету, затянулся и вернул мне.

Ночью Константин не пришел спать в палатку. Я лежала на боку, свернувшись калачиком, размышляя, какая подлость с его стороны — вот так, без предупреждения, меня бросить посреди леса. Хотя, если подумать, может, он и верно все рассудил: оставлял он меня все-таки не одну в глуши, а среди людей. И нельзя сказать, что совсем уж без предупреждения. Ведь намекнул же мне при нашей последней встрече. И если уж совсем честно, то непонятно было, зачем он вообще меня с собой потащил: ведь ясно же, что я для него обуза. Без меня у него были весьма неплохие шансы затеряться и выжить. А я, если призадуматься, скорее всего и не нужна никому, включая тех, от кого скрывается Костя. Я даже не уверена, что со мной что-то произошло бы, оставь он меня у Бринцевича. Хотя, конечно, оставить там меня надолго он, скорее всего, не мог себе позволить.

И, хлопая глазами в темноте палатки, сквозь стенки которой слабо пробивался свет костра, почти ничего внутри не освещая, я приняла решение: буду выживать дальше сама.

Я прикинула свои варианты. «Падать на хвост» к своим новым знакомым (да я в общем-то, кроме Глюка, ни с кем и не успела толком познакомиться) мне не представлялось разумным и возможным. Рассчитывать нужно на свои силы. Что же делать? Самое большее через неделю игра закончится, и ребятки вернутся к своей обычной городской жизни. Возвращаться вместе с ними? Или выбраться в другой город (самое поганое, что у меня в памяти не было и намека на название города, в котором я устроила взрыв). И что еще хуже — у меня не было ни копейки собственных денег.

И тут меня озарило. Я резко села в палатке, пошарила вокруг себя, нашла свою куртку, свой рюкзак… Костин рюкзак! И огромную, тяжелую Костину куртку! Я обыскала его карманы, нащупала бумажник, ножик, не было только пистолета…

Я сидела и лихорадочно соображала. Он не забрал свои вещи. Значит, скорее всего, не сбежал. Тогда где он? Может, нашел себе девицу, вроде той, что в вагоне строила ему глазки… Я решилась растолкать Глюка, безмятежно дрыхнущего на своей половине палатки, уткнувшись носом в свой огромный рюкзак.

Он вздрогнул и повернулся ко мне, хрипло крякнув спросонья:

— А? Кого бежим? Куда хватаем?

— Ты Костика не видел?

— Кого? Костика? Костика… А, этого твоего компаньона? Видел. Там он, с Гундулой и Ржавым бухают у москвичей в лагере. И Феанор с ними.

Я так и не поняла, было ли это таким замысловатым эльфийским ругательством типа «черт с ними» или просто кто-то присоединился к пьянке.

— Это далеко отсюда?

— Далеко. На том конце полигона, километра полтора-два… — Глюк слабо махнул рукой в неизвестном направлении, снова уткнулся носом в свой рюкзак, уронил руку и затих.

Я еще немножко посидела в обнимку с курткой и рюкзаком, потом улеглась, так и не выпустив из рук Костиковых вещей, твердо решив про себя завтра при свете дня хорошенько поковыряться в его добре и отсчитать себе немного наличных, чтобы хватило хотя бы на билет до ближайшего города. Мало ли.

Утром Костик объявился как ни в чем не бывало, и от него действительно пахло алкоголем. Но глаза его были ясны, как обычно, и неприветливы. Тоже не привыкать. Он сунулся в палатку ни свет ни заря, попытался вытянуть из моих цепких объятий свои вещи, и я проснулась. Он молча отобрал свой рюкзак, сунул туда бутылку водки, вернул мне свой скарб и снова куда-то исчез. Я бухнулась обратно досыпать, обняв бесценный груз.

Днем, когда я настроилась на очередной ничем не примечательный день, наш лагерь вдруг загудел, как потревоженный улей. На сторожевой башне истерично взвыл сигнальный горн, обитатели поселения в считанные минуты облачились в свои доспехи, похватали игровое оружие, часть из которого подозрительно напоминала настоящее, причем огнестрельное, и заняли свои места на крепостной стене.

Я поймала за рукав шныряющего мимо меня Глюка:

— Это что, штурм?

— Похоже, — ответил он, не сводя глаз с донжона, где продолжал трубить дозорный.

— А мне можно посмотреть?

Он окинул меня взглядом и серьезно, без своих вечных ухмылочек и гримас, посоветовал:

— Не, ты лучше скройся.

— Почему? — удивилась я. Еще никто на игре ниоткуда меня не прогонял, хотя многие догадывались, что я не играть сюда приехала. У них это называлось точным и емким словом «матрасничать».

— У тебя доспехов нет. Если до стрельбы дойдет, можешь пострадать. Оружие, конечно, ненастоящее, бьет не смертельно, но больно.

Он нырнул в палатку и вынырнул оттуда уже с доспехами, больше похожими на щитки хоккейного вратаря. Пока он все это на себя нацеплял, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, извиваясь и вертясь, стараясь дотянуться до ремешков, он продолжал меня наставлять:

— Эту крепость еще ни разу не удалось взять штурмом. Но мало ли. Если все-таки ворвутся, ты лучше в палатке отсиживайся. Там тебя не тронут.

— Как это? А если тронут, то что?

Он умудрился пожать плечами, скривив при этом многозначительную гримасу:

— В плен уведут. А там… всякое может случиться: замуж выдадут, на торгах продадут, в бордель сдадут… Доказывай потом твоему Костику, что ты не верблю… не вербля… а это… порядочная компаньонка. В общем, сиди тут!

Надев шлем, он скакнул на стену, а я, послушав доброго совета, села на пороге палатки, обхватив колени, надеясь хоть издалека увидеть и услышать, как выглядит штурм игровой крепости.

Горн наконец-то умолк, гарнизон выстроился с оружием наизготовку на специальном помосте с внутренней стены бревенчатой стены, и на донжон по деревянной лесенке, которая стонала и скрипела под немалым весом, влез для переговоров старейшина поселения — пузатый барон Пампус.

— Приветствуем доблестных воинов Альянса! — зычно гаркнул он, не спеша, впрочем, отдавать приказ опустить мост.

— Чего? — послышался неуверенный голос снаружи. — Какой еще Альянс?

— Хм… На повстанцев вы тоже чего-то не похожи. Кто такие? С какой планеты?

За стеной возникла недоуменная пауза.

Я тихонько подкралась к бревенчатой стене и выглянула в щель.

Двое добрых мо́лодцев стояли, подняв руки, под прицелом нескольких винтовок, направленных на них с разных сторон из кустов и со стен крепости. Оружие, как я узнала от Глюка, было ненастоящее, страйкбольное, но прямое попадание в незащищенное тело, да еще с такого небольшого расстояния, было чревато весьма неприятными ощущениями и травмами. Тем, кто был не в курсе, и вовсе казалось, что из каждого дула на них смотрит вполне реальная смерть: оружие для страйкбола, стреляющее пластмассовыми шариками, было с виду точной копией огнестрельного.