Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина

Он кивнул, кого-то высматривая в проходе.

Что ж, может быть, в его решении было рациональное зерно, рассуждала я: затеряться посреди леса в толпе пестрых странных личностей — и какой нехилой толпе!

Поезд остановился на какой-то остановочной платформе, где не было даже будки с кассой, и светили всего два фонаря. Несколько дорожек разной степени утоптанности и разъезженности уходили в леса по обе стороны от путей. Стоянка была недолгой, и вся молодежь, загруженная рюкзачищами, не успела повыскакивать из вагонов. Последние оставшиеся выбрасывали свои баулы и выпрыгивали уже на ходу. Два раза дергали стоп-кран. К нашему вагону, в котором, по-видимому, ехала основная часть из этой партии ролевиков, прибежали несколько полицейских. Кто-то из толпы, видимо, тот, кто был за старшего, вполголоса давал им какие-то разъяснения, и стражи порядка, убедившись, что еще полвагона толпится в тамбуре и рвется наружу, остались просто наблюдать за выгрузкой. Константин, не делая резких движений и ни на кого не глядя, взял меня за руку и отвел в сторону от платформы, в самую гущу парней и девчонок. «Хочешь спрятать дерево — спрячь его в лесу», — пробормотал он, забирая у меня рюкзачок. Он вынул из моей поклажи полупустую полторашку с выдохшейся газировкой, вылил остатки на землю и буквально растворился в темноте. Молодежь толпилась возле платформы, а когда поезд наконец-то тронулся, потянулась цепочкой по одной из дорог. Я оглядывалась в поисках пропавшего Кости, а когда осталась одна, смотрела вслед ушедшим в лес, надеясь, что дорога еще какое-то время не будет раздваиваться, и мы их нагоним.

Константин появился из темноты внезапно, так же, как и исчез, прижимая запотевшую полторашку, заполненную свежей водой, к своей голове. И бутылку, и мои вещи он запихнул к себе в рюкзак, вскинул на плечо и молча кивнул в ту сторону, куда ушли ребята.

Действительно, вскоре мы их нагнали, и я поразилась, как такая толпа народа, не меньше полусотни человек, может производить ночью в лесу так мало шума. Шли молча, в туго набитых рюкзаках ничего не брякало, тяжелые ботинки едва шуршали по рыхлому песку.

Мы шагали чуть позади этой большой компании. Я попыталась было спросить у Кости, зачем мы вообще за ними потащились, но он прижал палец к губам и помотал головой.

Я зевнула, поежилась и перестала разговаривать, вдыхая запах сосен, рассматривая ночной лес и удивляясь тому, в какие странные обстоятельства нужно попасть, чтобы оказаться посреди ночи в глухом лесу. Рассматривать было почти нечего. Дорогу было еле видно. Все, что было по сторонам от нее, выглядело сплошной черной стеной. А если на самой обочине случался можжевельник, то он вообще казался похожим на странные молчаливо застывшие фигуры людей, закутанные в плащи с капюшонами. Я видела, как идущая впереди меня девушка шарахнулась в сторону, дойдя до такой фигуры, поджидающей ее у самого края дороги. Мне стало любопытно, я подошла вплотную и протянула руку в самую черноту, сгустившуюся передо мной. Рука прошла, сначала не встретив никакого сопротивления, а потом наткнулась на ветку с колючками. Костик фыркнул. Я отдернула руку, и мы продолжили путь в полной темноте. Что странно, никто не включал фонари, хотя возле платформы я видела, что они есть почти у каждого.

Ладно мы, беглецы. Но эти полсотни людей — они что, добровольно здесь оказались?

— Слушай, я обет молчания не давала, — сказала я шепотом. Прозвучало, наверное, все равно громко, потому что на нас обернулись, хотя так ничего и не сказали.

— А тебе что, вдруг приспичило поговорить? — удивился мой компаньон, впрочем, замедлив шаги и еще чуть приотстав от основной массы народа.

Я пожала плечами, хотя он, наверное, не увидел этого в кромешной тьме, но сдаваться не собиралась.

— Тебя что, тянет к психам?

— А кто тут псих?

— Я, например. Ты же похитил меня из психушки.

— Ой, да ладно тебе. Какая это психушка? Так, санаторий. И я тебя не похищал. Сам засунул — сам забрал. Ты за мной пошла? Пошла.

— А куда мне идти?

— Ну вот и скажи спасибо. Жила как на курорте! Пф! «Психушка!» Не видела ты настоящих психушек! С настоящими психами.

— А ты видел?

— А я видел!

— А эти?

— А что эти? Нормальные люди, увлеченные. Идут себе по лесу, не шумят.

— А что за игрища такие у них? Полигон… Что они там делать будут? А чего ряженые такие все?

— Придем на место, сама увидишь.

— А долго идти?

Костик помолчал, прикинул.

— Часа два еще. До рассвета как раз доберемся.

Я поежилась.

— А ты что, раньше здесь бывал? Ты что, сам из «этих»?

— Было дело, — подтвердил он, вздохнул. — Все течет, все меняется. Теперь у меня другие «игрушки».

Ближе к рассвету сделали привал на перекрестке двух совершенно одинаковых дорог. Народ поскидывал рюкзаки, расселся прямо на земле, наконец-то послышались разговорчики, смешки. Я тоже уселась на землю, сдвинув перед этим в сторонку мокрую от росы хвою с шишками. Шла я налегке, но все равно устала, и сейчас прикидывала, каково мне было бы тащить на себе рюкзак размером и весом с полчеловека.

Рассвет слегка разбавил ночную тьму, в лесу начали петь первые птицы, и теперь темнота вокруг меня расслоилась на небо, лес и дорогу. Я начала различать очертания людей, отдыхающих кто на обочине, привалившись к своему неподъемному рюкзаку, а кто и прямо на дороге.

Костя, бросив мне на колени свой рюкзак, ушел кого-то искать, чтобы кое о чем «перетереть», я решила воспользоваться удобным случаем и уединиться с природой.

Вернувшись, я обнаружила, что народ потихонечку двинулся, и что наш путь продолжился не прямо, а налево, впрочем, я была не уверена: если, стоя на самом пересечении, покружиться с закрытыми глазами, то и не вспомнишь, откуда мы пришли. Как они вообще здесь ориентируются? Да еще в темноте. Константин ждал меня на перекрестке, забрал у меня рюкзак, и мы снова зашагали замыкающими в «хвосте» этой странной молчаливой процессии.

Я стояла под стенами деревянной крепости и смотрела на подъемный мост, который только что со скрипом опустился к моим ногам. В проеме под дозорной башней, уперев руки в боки, стоял импозантный мужчина, одетый в кожаный колет поверх широкой белой рубашки с рукавами-буфами, широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги с отворотами и бархатный берет с петушиным пером, свисающим до самого плеча. Мужчина картинно расставил руки и торжественно произнес:

— Друг Гу́ндулы — желанный гость в нашем поселении! Проходите, уважаемые! Прошу разделить с нами стол, кров и бутылку водки!

Мы неуверенно ступили на шаткие бревна, сквозь которые виден был грязноватый ручей примерно по щиколотку, протекающий по «рву», через который и был перекинут подъемный мост. Я шла медленно, одной ногой по одному бревну, другой — по другому, подав руку Косте, который, грациозно балансируя, перебежал на ту сторону, и пыталась понять, кто из нас кого поддерживает.

— Не рановато ли для бутылки водки? — пробормотала я себе под нос.

Константин меня услышал, но бровью не повел.

Мужик с пером взревел, расставил руки и поймал моего спутника в свои объятия, почти спрятав его в буфах и кружевах. Откуда-то сбоку выскочил еще такой же разряженный пузатый тип, вырвал у первого типа Костю, приподнял от земли и даже покружил, прижав к своему могучему животу. Я с удивлением отметила, что рядом с ними высокий и поджарый Константин, который казался мне большим и сильным, выглядел почти хрупким и нежным, как одуванчик.

Я скромно стояла в сторонке, присматриваясь к тому, как народ из крепости собрался, чтобы поглазеть на встречу старых друзей, как вдруг тип с пером подскочил ко мне. Я шарахнулась, опасаясь, что он и меня начнет трясти и тискать, и осталась стоять столбом, уронив челюсть, глядя, как он сорвал со стриженой башки свой берет и отвесил мне изящный поклон, мазнув передо мной землю петушиным пером.

— Позвольте представиться, миледи! Я старейшина этого поселения, барон Пампус.