Мы любили (СИ) - Гойдт Юлия

Я осмотрела здание. Санаторий как санаторий. Ещё с советских времён, а может и того раньше. Ничего, короче, особенного. Зато какой вокруг был лес! И сколько снега! Ближние ёлки были увешаны гирляндами лампочек, а вдоль всей подъездной аллеи выстроились снежные и ледяные фигуры — всякие санты, олени, гномы, звери какие-то. А потом я увидела машины на парковке и мне стало неловко за нашу обшарпанную Ауди. Маме, кажется, тоже. А вот папа никакими комплексами не страдал. Он первый выскочил из машины и стал вытаскивать из багажника вещи.

Потом к нам подошёл такой важный дядечка в дорогой аляске и без шапки. Он поздоровался с папой за руку и назвал по имени-отчеству. Вслед за ним набежали два парня в форме. Один выхватил у папы сумки, а второй ключи от машины. Перед нами распахнули дверцы. Мы с мамой обалдело выбрались. Машину тут же стали парковать, а вещи унесли. Папа разговаривал с дядькой. Мы с мамой подошли. Дядька глянул на нас и прямо всплеснул руками.

— Александр Петрович, вы с дочерьми!

Мама вся покраснела сразу, а папа нас церемонно представил, подмигнув мне. Дядька начал извиняться перед мамой за свою оплошность, но как-то так, что она ещё больше краснела и смущалась. Потом дядька чуть ли не с поклоном вручил нам ключ с красивым брелоком, и мы пошли устраиваться. А дядька бросился к другим подъезжающим машинам.

Комната у нас была — да! Я буквально обалдела. Огромная, из двух разделённых аркой помещений. В одном была здоровенная двуспальная кровать. Нет, кроме шуток, туда можно было уложить человек пять, да ещё бы место осталось. Во втором помещении была гостиная с камином, наряженной ёлочкой, телевизором и большим диваном. В камине горел огонь.

— Ка-акая прелесть! — ахнула мама и потянулась к огню озябшими руками.

В дверь постучали. Это притащили наши вещи. Папа там что-то замешкался, а потом окликнул нас и спросил, где мы будем обедать: здесь или в ресторане. Мама застеснялась и сказала, что, мол, зачем беспокоить людей. Папа вздохнул и велел парню тащить обед сюда. Потом у него зазвонил мобильник. Мы с мамой обмерли. Звонок — это экстренный вызов к больному. Прощай праздники! Но звонили, оказывается, насчёт меню. Ни фига себе сервис!

Я начала оттаивать и приходить в себя. Попросилась у родителей побродить по дому.

— Давай, — разрешил папа. — Только недолго. Минут через 20 будет обед.

Я пошла из номера, затылком ощущая, что родители мои взялись целоваться. Да, не по делу я как-то тут при них… Я вышла в большой холл на нашем втором этаже. Здесь всё было здорово украшено, и стояли всякие настольные игры. Бильярдный и карточный столы, шахматы всякие и ещё незнакомые какие-то штуки. Я покатала ладонью бильярдный шарик, костяной, тяжёленький, гладкий-прегладкий…

— Интересуетесь бильярдом, девушка?

Я вздрогнула. Голос раздался откуда-то сверху. Ух, ты, а я и не заметила. Здесь имелось что-то вроде зрительской трибуны. Это была явно декорация, стильная и украшенная. На верхнем ряду сидел парень, смутно мне знакомый. Я кивком поздоровалась, тупо вспоминая. Парень улыбнулся и тут я его узнала. Он же выиграл эту последнюю как её там, фабрику звёзд что ли, только на другом канале.

— Вы Виктор, да? — спросила я.

Он весело кивнул и доверительно сообщил мне:

— Вы — первое юное лицо. Я уже начал подозревать, что новый год придётся встречать со старцами.

Я припомнила, что у него кто-то из старших родственников тоже что-то такое известное — актёр, кажется. Потом я спохватилась и представилась.

— О! — сказал он. — Гаймуратова? А ваш папа врач ведь, да?

И Виктор потащил меня показывать дом. Мы побывали в бальном зале, который был сногсшибательно украшен, в ресторане, во всяких курительных, парикмахерских комнатах, библиотеке и спортивном зале. В последнем я увидела лыжи. Не какие-нибудь там жалкие прокатные дрова, а фирменные, новенькие, лаково поблёскивавшие аристократы.

— О, — жалобно сказала я.

— Хотите прокатиться? — тут же загорелся Виктор.

— А можно? — осторожно поинтересовалась я.

— Пошли узнавать! — улыбнулся он.

И мы пошли. В специальной стеклянной комнате обнаружился дядька в спортивном костюме, который записал нас в компьютер, подобрал нам лыжи и повесил на них специальные бирочки, на которых было напечатано «оставлено для», а наши имена вписаны от руки. Потом у нас с Виктором практически одновременно сработали мобильники. Мы переглянулись и рассмеялись. Короче говоря, нас позвали обедать.

Мы поднялись на наш этаж и разошлись в разные коридоры, договорившись встретиться после обеда и пойти покататься немножко в лесу.

У нас в комнате уже стоял сервированный столик с кучей еды и бутылкой вина. Пока родители его дегустировали, я рассказала о новом знакомом.

— А! — сказал папа. — Пациент! Шрам после удаления аппендикса в области…

Мама изо всей силы пнула его под столом. Папа замялся и закончил:

— В области паха. Чего дерёшься?

Мама засмеялась.

— Этот мальчишка поёт — заслушаешься. А ты про шрамы, да ещё после аппендицита!

— Пусть поёт! — отмахнулся папа. — Полька, вина хочешь?

Я сказала, что мы идём кататься на лыжах. Папа сделал было стойку, а мама елейным голосом сказала, что конечно-конечно, что они завтра тоже, а сегодня всё-таки новый год… Кого она хотела задурить, совершенно непонятно. Я снисходительно улыбнулась и развязно спросила, сколько им нужно времени.

— Целая жизнь! — объявил папа и добавил. — Будешь возвращаться — позвони и все дела!

Когда в конце обеда я смаковала фруктовый коктейль — такую художественно резаную смесь разноцветной экзотики, позвонила Наташка. Мы поздравились, поболтали, а потом Наташка сообщила, что меня вчера сильно искали, Сергей был аж зелёный, разбирался с Евгеном. Я поинтересовалась подробностями.

— Ну, чё, — сказала Наташка. — Серый чего-то ему сказал, а Евген ответил, что такие девочки, как ты, не должны ходить домой в одиночестве! Серый аж затрясся, ну, и они там ещё поговорили.

Наташке был явно скучен этот разговор, и я успокоилась. Обошлось без мордобоя.

Виктор между тем уже ждал меня в холле. Мы спустились за лыжами, вышли, и нам показали накатанную тропинку. Мы углубились в лес. Как же там было хорошо! Виктор начал расспрашивать меня обо мне, а я стала задавать вопросы о конкурсе и о том, чем Виктор занимается теперь. Мороз был небольшой. Мы сделали пару кругов и покатались с горки. Мне удалось не упасть ни разу в отличие от Виктора, и я преисполнилась невозможной гордости за свою ловкость. Потом мы рванули вперегонки к санаторию. Я сначала радовалась, что выигрываю у него, а потом заметила, что он поддаётся, рассердилась и стала кидаться в него снежками. В итоге получила сама рыхлым комом прямо в лицо. В отличие от меня Виктор свои снежки не утрамбовывал в тугие бомбочки, а просто подхватывал мокрые горсти и швырял в меня. В результате я буквально умылась снегом. Мы подъезжали к крыльцу белые с головы до ног. По лицу у меня сбегали растаявшие капельки. Щёки сильно горели. И было по-настоящему хорошо.

День уже начал синеть, но гости всё ещё прибывали. На подъездной дорожке стояли несколько машин. Возле распорядителя я увидела парня в знакомой куртке. Внутри у меня ёкнуло. Когда мы подъехали поближе, я увидела, что это и правда Сергей, только совсем незнакомый с модной и очень элегантной стрижкой и непередаваемо надменным выражением на лице. Когда я поняла, что он наблюдает за мной, кивнула ему издали. Он медленно отвернулся. А я вдруг заметила знакомую «Шевроле», из которой тут же выбралась кошка — в изящных маленьких сапожках, в тонких пушистых колготках и в тунике из мягкой как масло замши. Голова у неё на этот раз была в иссиня чёрных завитках. Распорядитель дал ей ключ, а она протянула его Серёжке.

— Аградецко, Эсперанца, — пробормотал он, ну, или что-то в этом роде.

Она взъерошила ему волосы и пошла вверх по лестнице на крыльцо, а он остался. Я вдруг решила, что он ждёт меня. Но ничего подобного! Он разговаривал с распорядителем, причём откровенно разглядывая нас с Виктором. Виктор, привычный к тому, что его все узнают, помахал рукой. Серёжка снизошёл до кивка. И именно в этот момент я сообразила, что пропал мой Новый год. Этот человек будет изводить меня своим присутствием всю ночь.