Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

«И кому ж такому лютому понадобилось столько смертей сотворить, не жалея ни старого, ни малого? Зачем? И куда исчез второй чужак? Может, просто не нашли его мертвого, лесное зверье сглодало плоть да кости растащило?»

Да, мудрый и могучий лес надежно умел хранить тай­ны. И выведать их у вечного — ой какой непростой труд! Чеслав знал это хорошо.

Под стать его мыслям о кровавых деяниях, что ворвались в жизнь их племени, багряным было и Великое Огненное све­тило, что отправлялось с небесного свода на покой, когда Чеслав уже добрался до околиц городища. Видать, и Даждьбогу Великому, защитнику и покровителю их, совсем не по нраву было то, что творили чада его неразумные...

Зачуяв родимый дом, Ветер прибавил шагу, и совсем скоро они уже были у ворот селения. И тут четвероногий товарищ, вместо того чтобы как обычно проследовать прямиком к хате, неожиданно загарцевал на месте и потя­нулся к частоколине у самых ворот. Только тогда Чеслав обратил внимание на то, что сразу не смог рассмотреть в сумерках, — их деревянная заграда была украшена вен­ками пышными из трав и цветов луговых. Их-то и облю­бовал Ветер-проказник как трапезу вечернюю.

«Да ведь завтра Купала — макушка поры летней! А се­годня ночь купальская!» — догадался Чеслав. За поиска­ми своими он совсем забыл о празднестве большом.

А в селении, несмотря на час сумеречный, было ожив­ленно и суматошно — народ готовился к чествованию Купалы, особенно девки и парни.

— Ну что же ты все носишься и носишься на Ветре сво­ем шальном? — встретила его в избе озабоченным ворча­нием Болеслава. Но выговаривала его, скорее, не ругая, а жалея, так как любила молодца, что дитя родное. А вы­говаривая, ставила на стол снедь разную. — И не сидит­ся тебе в городище. Не евши с утра самого... И куда тебя носило нынче-то? Чего молчишь?

Чеслав, до того молча и терпеливо выслушивавший ее тревоги, таки вынужден был успокоить сердобольную:

— Так ведь места новые охотные присматривал.

Отломив кусочек хлеба, юноша бросил его в очаг — на почтение предков.

— Места охотные? — переспросила Болеслава. — В канун-то Купала? — Даже в освещенной только огнем оча­га избе на ее лице можно было рассмотреть сомнение. Слишком хорошо знала она беспокойную натуру своего выкормыша, а потому и не поверила словам его. — Ох, нет на тебя Велимирушки... — тихо прошептала жен­щина, вспоминая отца Чеслава, тяжело вздохнула, ото­шла к очагу и там уже шмыгнула носом, готовая уронить слезу.

С грохотом, зацепив что-то у входа, в избу влетел вскло­коченный Кудряш. Прослышав, что Чеслав вернулся в се­ление, он тут же бросил приготовления к купальской но­чи, которыми занимался вместе с остальными парнями, и помчался к нему.

— Ты отчего так поздно воротился-то? — с ходу подсел он за стол к Чеславу. — Ну, что Мара сказала?

И тут же получил под столом толчок ногой. Чеслав, ско­сив глаза, предостерегающе указал ему в сторону Боле­славы. Он совсем не хотел волновать свою кормилицу.

— Ничего не сказала. Подумать ей надо, — прошептал он.

Для себя Чеслав решил, что расскажет обо всем Кудря­шу завтра, чтобы не портить другу праздник, на котором тот был заводилой.

Чеслав еще не закончил трапезу, а уже под их избой слышались шум и оживленный галдеж. Это парни да дев­ки пришли за ним и Кудряшом, чтобы идти к реке, празд­ник зачинать.

Пляшут в ночи костры яркие на холме у берега реки. Пля­шет вокруг них народ, хороводы водит, славя Купалу — дарителя плодородия. Летят над округой песни-славицы, и заводит их зычно голосистый Кудряш.

А до того, увенчанный венками один пышнее другого, шел многочисленный люд, стекаясь ручьями из селения да хуторов ближних и дальних, к месту празднества. А на поляне их уже ждало украшенное лентами, венками да цветами купальское дерево. И зачинали то дерево водой поливать, чтобы росло оно лучше, набиралось соков, ста­новилось краше да плодов давало много. А напоив, зажи­гали вокруг костры, чтобы поддержать солнце ясное, ко­торое со дня следующего пойдет на убыль и все меньше и меньше будет являть лик свой им, смертным.

Каждый, славящий Купалу, норовит через костер прыг­нуть, очиститься, а еще силу от огня, частицы Даждьбога-батюшки, получить, чтобы здоровым быть да тело и ду­шу от скверны уберечь. Девки, что до женской поры дозрели, бросали свои венки в костер купальский с при­говором да смотрели: чей сгорит быстрее, та с суженым скорее соединится. А если парень смелый да прыткий вы­хватит из огня венок девки, что люба ему, то, считай, судь­бу свою из пламени вытащил. Быть им вместе!

А кто уже пару себе присмотрел, тот с избранником че­рез костер и прыгает. И чем дружнее пара преодолеет ту огненную стену, тем счастливее их совместное житье будет.

Прыгают со смехом молодецким и визгом девичьим па­ры через кострище, а среди них и те, кто уже семьей жи­вет, — да укрепит Купала их союз!

Вовлеченный в общий поток из сцепленных рук, водит хоровод и Чеслав. А девки вокруг него так и вьются, что вьюн вокруг дерева! Парень ведь хоть куда — и лицом, и статью, и прытью, и умом-смекалкой. А вдруг в пару возьмет? А особенно старается шаловливая Малка. То коснется его вроде как невзначай, то руку сожмет посиль­нее, а то и прижмется ненароком. Уж и полный глупец до­гадался бы, что тает от него девка...

А пляски все веселее и задорнее, и уже среди песен не только славицы Купале слышны, а и про чаяния молодец­кие, про девичьи очи да губы алые Кудряш заводит. А дев­ки, в долгу оставаться не желая, про удаль его мужскую пытая, со смехом песней ответ дерзкий держали.

Летит по округе хороводом веселым в сполохах алых кострищ праздник купальский. Надежду люду дает на да­ры щедрые земные да лесные. Но в какой-то момент по­чувствовал Чеслав, что праздничный настрой его исчез куда-то, словно пар от воды, что угодила в купальский костер. Не несут его ноги в танец, нет охоты подхватить песню задорную. А уж через костер перелететь... Да еще в паре... В паре... Да, немало девок желало бы пере­прыгнуть с ним через огненную преграду, да вот хоть и Малка зовет глазами. Но нет на то желания у самого парня. Знал Чеслав, что за напасть его охватила, знал. Воспоминание о Неждане охладило его веселье. Как она там, в далеком городище своих родичей? Не забыла его?

Вспоминает? Ждет? Водит ли хоровод в эту купальскую ночь или через костер с кем прыгает?

От мыслей тех захотелось Чеславу уйти от празднич­ных костров, уйти, чтобы не думать и не являть себе по­напрасну, как и с кем Неждана может водить хороводы на берегу озера, у которого стоит ее городище. Сделав не­сколько шагов в сторону от костра и пляшущих, никем не замеченный, юноша тут же был укрыт ночной тьмой от сторонних глаз. И почти сразу его чуткое ухо уловило чей-то тихий грубоватый говор, а после и смех воркую­щий. «Какой-то парень с избранницей тоже нашли уеди­нение в стороне от всех», — догадался Чеслав.

Он чувствовал, как усталость прошедшего дня, прове­денного в дороге и поисках, подступила к нему и упрямо зовет отдаться крепкому сну. Однако Чеслав знал, что не­гоже в купальскую ночь спать: злые духи могут взять в плен уснувшего и забрать всю его силу житейскую, а она еще ой как нужна! Ноги сами привели его к реке, и хоть омыться на Купалу следовало только с зорей ясной, Че­слав решил, что и ночное купание будет ему сейчас на пользу.

Оставив на берегу одежду, скользнул он в теплую воду и поплыл по дорожке, что высветила луна на поверхно­сти реки, прямо в сторону ночного светила — ища в том успокоения.

Часто ночами, не в силах заснуть от терзающих мыс­лей и забот, лежал он, глядя в ночное небо на манящую взгляд своей холодной красотой луну, и от того созерца­ния становилось ему спокойнее. Надеялся он на успокое­ние и сейчас.

Наплававшись вдоволь и чувствуя, что усталость, смы­тая речной водой, отступила, вышел Чеслав на берег. Вне­запный шорох, раздавшийся совсем рядом, заставил его насторожиться.

— Кто здесь?

— Тш-ш-ш... Не пугайся..услышал он жаркий ше­пот у самого уха.

От неожиданности он вздрогнул и дернулся уже, что­бы развернуться лицом к возникшему рядом существу. Но цепко обхватившие руки удержали юношу, и к его те­лу прильнуло другое тело — судя по тому, что ощутила его спина, девичье.

И от этого прикосновения почувствовал он, как дыха­ние замерло и мурашки побежали по телу. Ведь было то тело без одеяния.

«Может, русалка или мавка лесная игрища со мной за­теяла?»

Но слишком уж горячей была плоть, чтобы принадле­жать духу. Хотя откуда знать ему, смертному, каковы на самом деле лесные нимфы? Может, еще погорячее жен­щин их племени?

— Не звал, а пришла... По своей воле... Не прогонишь?

Ее дыхание снова защекотало его ухо. При этом Чеслав почувствовал, как потянулась она, очевидно приподняв­шись на пальцах ног, чтобы донести те слова и дыхание как можно ближе к его лицу.