М. В. Ломоносов и основание Московского университета - Михаил Тимофеевич Белявский

презрения к русскому народу. Он неизменно занимал крайне враждебную позицию по отношению к деятелям, боровшимся за развитие русской национальной культуры и науки, и всячески стремился их дискредитировать. Так он хвастался тем, что Степан Крашенинников был у него в Сибири «под батожьем». В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий Ломоносова и требовал его удаления из академии. Его стараниями в Московском университете оказалась целая группа реакционеров. Наконец, нельзя обойти молчанием и то, что зачастую открытия, сделанные в академии, результаты географических экспедиций и т. д., становились известны за границей до того времени, как они были опубликованы в России. Не составляет тайны и то, что среди академиков были прямые шпионы, вроде Шумахера, Юнкера, Гросса. Мы не имеем оснований относить Миллера к их числу. Но несомненно, что его деятельность в академии являлась серьезным препятствием для развития русской науки и культуры. Совершенно неслучайно, выступая с работами, враждебными России и русскому народу, Миллер одновременно с этим стремился ослабить чувство национального сознания русского народа и пропагандировал космополитические, антипатриотические идеи. Прикрываясь маской объективности и необходимости «быть верным истине», он утверждал, что историк должен быть «без родины, без религии, без государя»[115].

Ломоносов, считавший основной задачей историка воспитание гражданина и патриота, отчетливо понимал, что немецкая клика, захватившая в свои руки занятия русской историей, меньше всего пригодна для выполнения этих задач. Историк, писал он, должен «открыть свету древность российского народа и славные дела государей», показать, что в России не только такой «великой тьмы невежества не было, какую представляют внешние писатели[116]», но, наоборот, были дела и герои, нисколько не уступающие героям древней Греции и Рима.

Ломоносов понимал, что работы Байера, Миллера, Фишера, Шлецера прямо противоположны этим целям и направлены против России. Он видел, что они заняты выискиванием темных «пятен на одежде Российского тела» и фальсификацией прошлого русского народа[117]. Поэтому, говоря о должности историка в академии, Ломоносов указывал, что на эту должность необходимо тщательно отбирать людей и «смотреть прилежно: 1) чтоб он был человек надежный и верный и для того нарочно присягнувший… 2) природный россиянин; 3) чтоб не был склонен в своих исторических сочинениях ко шпынству и посмеянию»[118]. Ломоносов решительно выступил против диссертации Миллера «О происхождении имени и народа российского», которую он правильно рассматривал, как прямой вызов и оскорбление русского народа. Борьба вокруг диссертации Миллера была своеобразным итогом в занятиях Ломоносова историей. В ходе борьбы Ломоносов окончательно убедился, что оставлять разработку истории русского народа в руках его врагов дальше невозможно. С этого времени занятия вопросами истории становятся для Ломоносова такой же необходимостью, как и занятия естественными науками. Более того, в 1750-х годах в центре занятий Ломоносова оказываются гуманитарные науки и в первую очередь история. Ради них он идет даже на то, чтобы отказаться от обязанностей профессора химии.

Отношение Ломоносова к истории прекрасно показывает его письмо Эйлеру. Сообщив, что он «целиком почти ушел в историю», Ломоносов добавляет: «Я часто за самой работой (над речью «О явлениях воздушных». — М. Б.) ловил себя на том, что душой я блуждаю в древностях российских»[119]. Это замечание самого Ломоносова полностью опровергает версию о том, что исторические работы были «навязаны» ему сверху. Результатом работы Ломоносова явился написанный им совместно с переводчиком Богдановым «Краткий Российский Летописец», представлявший собой краткое учебное пособие. В 1757 году им была закончена I часть основного труда «Древней Российской истории», но издание ее всячески тормозилось и, начав печататься в 1758 году, книга вышла из печати лишь после смерти Ломоносова. В переписке с Шуваловым он упоминал свои работы «Описание самозванцев и стрелецких бунтов», «О состоянии России во время царствования государя царя Михаила Федоровича», «Сокращенное описание дел государевых» (Петра Великого. — М. Б.), «Записки о трудах монарха»[120]. Однако ни этих трудов, ни многочисленных документов, которые Ломоносов намеревался опубликовать в виде примечаний, ни подготовительных материалов, ни рукописи II и III части I тома до нас не дошло. Они были конфискованы и исчезли бесследно.

Центральная тема I книги «Древней Российской истории» — проблема происхождения русского народа, история восточных славян до IX в., т. е. как раз то, что до Ломоносова вообще не считалось заслуживающим какого-либо внимания или изучения со стороны историков. Для Ломоносова Рюрик и «призвание варягов» отнюдь не являлось началом истории русского народа. Поэтому книга Ломоносова открывалась большой главой, занимающей почти 40 % книги, — «Россия прежде Рюрика». Этой части Ломоносов придавал особое значение. Ее основные положения были им включены в состав «Краткого Российского Летописца» в виде особого раздела «Показание Российской древности». Именно в этой части Ломоносов разбивал клеветнические утверждения Байера, Миллера и Шлецера. Именно эта часть и сейчас поражает глубиной и правильностью постановки вопросов. Целый ряд положений и мыслей, впервые здесь выдвинутых Ломоносовым, были развиты только в работах советских историков — Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова и др.

Ломоносов устанавливал, что славяне за много веков до Рюрика занимали огромную территорию в бассейне Днепра, Дуная и Вислы и играли выдающуюся роль в международных событиях III–VIII веков нашей эры, в частности, в разрушении рабовладельческой Римской империи. Он указывал на древность славянских городов и заявлял, что скудость сведений о северных славянах в иностранных письменных источниках объясняется исключительно плохой осведомленностью о них «внешних писателей», а не малолюдством или отсталостью. «Имя славенское поздно достигло слуха внешних писателей… однако же сам народ и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются, но имена народам даются»,[121] — писал он, разбирая воззрения древних авторов о славянах. Ломоносов правильно показал, что занимавшиеся разбоем варяги не имели никакого серьезного влияния на древнюю историю русского народа, который стоял на высокой ступени развития гораздо раньше появления варягов в древней Руси.

Всем своим содержанием эта часть работы Ломоносова была направлена против теорий, усиленно распространявшихся академиками — норманистами. Если в ней почти нет открытой полемики, то это объясняется тем, что окончательный текст «Древней Российской истории» создавался в условиях, крайне затруднявших разоблачение целей и приемов норманистов. Именно в то время, когда первый том «Древней Российской истории» печатался и Ломоносов работал над следующими, клика, управлявшая академией, при прямой поддержке Екатерины II, добилась назначения академиком по русской истории Шлецера. Но планы норманистов шли еще дальше. Они стремились вообще оттеснить Ломоносова от занятий русской историей, передав все собранные им и Татищевым материалы в распоряжение Шлецера.