Ведьма, мы-же-на-ты! - Надежда Николаевна Мамаева

еще раз все обдумать, взвесить… И если спустя полгода ваше решение не переменится, тогда приходите. Я же все это время буду молить небеса, чтобы они услышали ваше желание разойтись. И лишь после смогу окунуть ваши руки в алтарную чашу. Только в этом случае есть надежда, что печать по воле вышних будет смыта…

– Полгода?! – выдохнул пепельный, который, похоже, столько не то что ждать – жить недавно не намеревался, и сделал несколько шагов к обомлевшему патеру так, что эти двое оказались рядом.

– Полгода, – нервно сглотнув, отозвался преподобный и поднял руку, чтобы то ли отмахнуться от паладина, то ли осенить его четырехперстием и послать куда подал… направить на путь истинный.

Вот только едва рыжий служитель занес сложенные пальцы, как замер, точно лис, учуявший тонкий аромат зайчатины.

Черты лица преподобного враз заострились, и он, будто напрочь забыв о том, что еще несколько мгновений назад опасался злого паладина, как самой смерти, сам сделал шаг навстречу, затем еще один и почти уткнулся носом в грудь пепельного.

Муженек, удивленный такой переменой еще пару мгновений назад бледного от страха патера, замер. Преподобный меж тем начал втягивать носом воздух, будто гончая, берущая след.

Впрочем, обнюхивание пепельного продолжалось недолго и проходило по восходящей – от грудины к ключицам и шее. Вместе с этим медленно поднимался и взгляд рыжего. И наконец тот встретился с глазами Рангера. Едва это произошло, как патер произнес:

– Вы давно в Вудленде?

– Второй, вернее, третий день, – настороженно отозвался муженек и уточнил: – Почему вы спрашиваете? И что с вами?

Видимо поняв, что его поступок выглядит, мягко говоря, странным, святейший поспешил оправдаться:

– От вас пахнет ма… – выпалил было преподобный и словно осекся. А после исправился: – Милостью вышних! Благодатью!

Как по мне, несло от паладина скорее потом: все же для ослабшего тела поход до города был тем еще испытанием. Ну, может, еще зельями… Сомневаюсь, что так ахнут небесные дары.

Преподобный же окончательно пришел в себя и сообразил, насколько опасность близка. Резко отступил и уже пристально посмотрел на меня. Я бы даже сказала, испытующе, будто спрашивая: «Ведьма, ты где его откопала?» Мне осталось лишь пожать плечами и так же без слов ответить: «Сам прибился».

Пепельный же, убедившись, что преподобный снова с нами не только телом, но и мыслями, уточнил:

– А побыстрее – никак? Мне, может, в поход скоро надо. Или император призовет на службу. Или…

– Если будете приходить в храм каждую седмицу на мессы, усердно молиться, то можно сократить срок до Новогодия, – начал торги за мое семейное счастье патер.

– До излома зимы?! – возмутился муженек. Срок чуть менее двух месяцев его тоже, судя по тону, не устроил.

– Это и так очень быстро! Я иду вам навстречу наперекор всем правилам, – парировал преподобный. – И это при условии, что твоя жена не носит под сердцем вашего ребенка.

– Какого еще ребенка?! – взбеленился пепельный. – Мы с ней даже ни разу не тра…

– Мы в храме! – перебила я супруга, враз став благочестивой, а заодно переводя внимание Рана на себя.

Патер сделал свое дело, патер может улизнуть. А я ему в этом даже посодействую!

Вот только набожная ведьма была явлением столь удивительным, что оба мужика вытаращились на меня. Кажется, они даже забыли, что одному надо бежать, второму – гневаться.

Увы, пепельный опомнился раньше и исправился:

– Мы даже ни разу не тратили время на утехи! И не делили брачное ложе… Какие дети!

– Как это не делили! Да ты всю сегодняшнюю ночь одеяло у меня стягивал! – возмутилась я, сама же незаметно давая святейшему знак рукой, чтобы он удирал.

– Так вот зачем ты ночью ко мне приходила! – сквозь стиснутые зубы прошипел муженек, поворачиваясь всей своей внушительной фигурой ко мне.

Показалось, что в просторном храме враз стало как-то тесно. Все пространство занял Рангер. Взбешенный. Мрачный. Внушительный. Не мужчина – скала.

Рыжий же наконец сообразил, что его прикрывают, и… броском кобры нырнул под прикрытие алтаря. Исчез в лучших традициях плутов и мошенников! Без единого звука.

Так что патера я спасла. А вот себя… С этим был вопрос. Большой. Пепельный такой вопрос.

– Ты беременна? Поэтому понадобился кто-то, чтобы прикрыть позор?

– Позор – это когда срам из прорези на портах торчит. А ребенок – это для ведьмы гордость! – выпалила я, уперев руки в бока. – И гордиться она будет вне зависимости от того, есть на ее руке брачный браслет или нет!

Мне было отчего взбелениться. Потому как это среди аристократов в ходу были яды, которыми незамужние дамы, нагулявшие дитя вне брака, травили то в утробе или спешили выскочить под венец за первого встречного. Ведь как же! Общество осудит!

А мы, колдовские, и так всегда были на языках у толпы. Порицанием больше, порицанием меньше. Какая разница?

А если учесть, что и понести мы могли не от каждого… Темный дар – он только большую силу над собой признает. Либо чувств, либо духа. Моей маме повезло. Ей встретился мужчина со стальными нервами и мускулами, способный вынести характер истинной темной, а ее саму на руках – из любой беды.

Наемный убийца полюбил Фелицию Истрис, едва увидев, сразу и навсегда. И она его. А через девять месяцев после их встречи родилась я. С маминым немалым даром и папиным нелегким нравом. Но больше судьба родителям детей не дала. Хоть они и хотели. Но у ведьм редко больше одного ребенка рождается, так что…

– Хочешь сказать, ты не беременна? – прорычал между тем Рангер.

– Да! – выдохнула я.

– Не верю, – выдохнул муженек.

– А мне плевать на твою веру! – выпалила я.

– Скверная тема для разговора в храме, не находишь, супр-р-руга? – пророкотал Ран, явно сдерживаясь из последних сил.

– Скверная идея вообще идти сюда! – выпалила я, напрочь проигнорировав взбешенного муженька.

– Значит, ты не хочешь разойтись по-доброму? – Пепельный шагнул ко мне, так что мы оказались рядом. Причем настолько близко, что я ощутила, как щеки опалило обжигающее мужское дыхание. Вот только мне уже было плевать, даже если Рангер Дэйрис и вовсе начнет плеваться огнем. Потому как у меня самой полыхало… зарево в душе. Муженек задел за живое. А еще предыдущая ночь с кошмарами. Пусть те были и не моими, но проснулась-то от них я! Добавить к этому магическое истощение, от которого только-только начала оправляться…

Одним словом, все это смешалось, закрутилось, заварилось и в итоге превратилось в одну злую ведьму. И тьма, та ее малая толика, что сейчас плескалась на дне моего резерва, откликнулась на эту самую злость.