Этапы большого пути. Сатира без юмора - Владимир Марченко

— Зажёг бы? — улыбается бабушка, придя в себя после бензинового стресса.

— Возможно. Я тогда был в те минуты злой и глупый. Простите, больше никогда так не поступлю. Нужно лечиться. Танька говорит, что уйдёт.

Прошёл месяц, а может быть и не прошёл до конца, как Игорь приехал, бросив мопед у соседнего двора, чтобы не пугать любимого человека звуками вечного двигателя от драндулета марки «1 м-1», называемого в народе у нас «Конёк-Пердунёк». Бабушка говорит, что нет ничего хмельного, а мальчик наступает, плещет на угол бензином и тремя спичками трясёт в коробке бумажном. Что делать? Кто виноват? Чего с него возьмёшь с полоротого. Не соображает. С похмелья глубокого. Через три дня история повторилась. Внук выигрывал в своих триллерах, в игре в страшилки. Побеждённая бабушка, спешно искала по соседкам четок «полечить» внука. На четвёртый раз, когда Игорь начал свой трюк, бабушка поняла, что перестала бояться внука-агрессора и похмельного рэкетира. Страх кончился, как и работа в деревне. Не осталось даже крошки его, никакого заметного следа не наблюдалось в душе у бабушки. Радуясь, что застал родную бабушку врасплох. Не ждала и не слышала моторчика. Расслабилась. Внучок сразу взял бычка за рожки, как Запашный на игре «Большие гонки» во Франции. Он давно не спрашивал насчёт ограды, погреба.

— Наливай, — говорит со стоном. Некогда ждать, — видит, что старая не реагирует, тащит пустую облупленную местами и расписанную курами под гжель канистру из курятника. Смотрит, как Карл Маркс на призрак, который всё ещё бродит по Европам, на бабушку, а та, как обрезала лук-севок, так и обрезает. — Тащи. Зажгу.

— Жги, жги милый, — говорит обречённо старая женщина. — Так мне дуре надо. Прикормила варнака. Приповадила. Ничего нету, и не будет никогда. Погодь, внучок, я в избу заскочу, а ты подопри дверь, чтобы я от страха и боли не выскочила. Ставни закрой, милый мальчик. Жги глупую старуху. — Женщина вошла в сени…

Игорь растерялся. Такой смелый приехал, но отчего-то дрогнула рука с коробком. Раз и дрогнула, а потом ничего, не стала дрожать; подрагивала, как обычно, но не больше. Внучок не совсем конченный дебилка, а капля разума осталась в какой-то стороне под кепкой. Раз не боится бабушка, значит, переборщил, значит, довёл родную до краю. Плюнул с трудом, и пошёл. Бабушку жалко стало. И себя больного не меньше жалко. Всякий раз после сильного водочного потрясения организм штормило. Он сам старался лечить себя, вымогая из себя токсины и непрожёванные закусочные продукты. Зубов мало, а нужно успеть выпить, чего-нибудь куснуть, закурить. Трудно хорошо и быстро жевать оставшимися зубами, когда приходится выпивать высокими темпами, как Стаханов в забое каждый час делал по дневной норме, а может больше, так и пили разведенный импортный спирт вчера. Заторопился Игорь. Голубых унитазов у большинства наших сельских пенсионеров ещё нет, а есть на огородах такие будки, именуемые уборными, как у актёров, так и у нас. В животе внука начался не то что путч, а не санкционированный митинг.

Расстроился мальчик. Довела бабушка своей настырной строптивостью. Вот и достал папироску ребёнок, чтобы совладать с расшатанными перестройкой нервами. Никотин, как информируют учёные, не помогает, а создаёт видимость спокойствия. Кто об этом думает? Надо сразу сказать, что внуку сразу не понравился запах внутри. Не привычный какой-то, совсем отличающийся от того запаха, который раньше, с самого детства был. Ему бы задуматься, включить дедукция или индукцию, а он подумал, что с бодуна всё может мерещиться и казаться, что запах не таким, каким был, как два дня назад. Сами понимаете, что в таком состоянии думать чем-нибудь нелегко и даже очень трудно, если сказать честно. Просто невозможно думать, когда такое происходит с бабушкой, с организмом и с окружающей средой.

Запалил Игорь сигарету. Уважая бабушкин труд, не стал бросать остатки спички на пол, а умудрился бросить её вниз, в ямку. Бывает, что спичку никакими усилиями невозможно зажечь, а бывает наоборот — не гаснет, как Бикфордов шнурок. У меня сколько раз было. То не горит, то не гаснет, хоть как тряси ей. Горит и пальцы обжигает, а чтобы потухнуть, так нет, не заставишь никаким образом. Другой внучок швырнул бы спичку на улицу — всеравно дверь открыта — и горя бы не знал, но так, как вот звёзды невероятно сошлись на небосводе, что получил страшное потрясение организма. Не поленился заботливый внук, знал, что бабушке трудно убирать за ним всякий сор. В ту же секунду сильный взрыв выбросил Игорька на мягкую навозную огуречную грядку, опалив определённые места, которые были у него в ту секунду оголены. Совершив мягкую посадку в районе второй лунки, мужчина ничего не мог понять, из-за контузии в стороне головы и ожоги в месте отрастания ног у большинства людей.

Некоторые обсерватории зафиксировали странный взрыв, похожий на Тунгусский метеоритный, что произошёл недалеко от стойбища Ванавары. Никто не поехал искать следы падения объекта, хотя на звук взрыва примчалась… бабушка с веником и совком. Страстно и быстро принялась забрасывать землицей горящее заведение, именуемое туалетом. Внука отхаживала водкой и гусиным жиром, смешенным с облепиховым маслом, которое бабушка научилась делать в русской печи по методике одного сельского естествоиспытателя.

Спустя многих месяцев, узнал Игорёк горькую правду о подрыве. Очень долго смеялся, рассказывая вернувшейся жене: «Бабушке досаждал, а дурной был, оставшись без работы и денег на покупку железных полос для скрепления клёпки. С того времени, как обрезало — пить перестал, и подсвечники стал точить для интерьеров и продажи». Нина ничего не поняла, да и желания не испытывала разбираться в деталях отчего муж неожиданно преодолел тягу к спиртным напиткам. Не пьёт и не пьёт — ну, и слава бабушке. У других внуков нет такой замечательной старушки, которая вылила бензин в туалетную яму, а в канистру налила воды. Поэтому большинство внуков маются по утрам, ищут, чем бы им преодолеть похмельный синдром.

Поэзия

Саша Капустин не любил копать большие ямы. Он стихи писал. Считал, что писать стихотворения не так утомительно и не очень трудно… Придёт с работы и пишет. Иногда на работе писал. Придёт на работу и макает в чернилку перо. Шариковой ручкой принципиально не записывал свои произведения, так как считал, что она портит стиль. Другие сотрудники спешат пригласить девчат на озеро, если солнечно и песок горячий стал, или в кинотеатр сводят на премьеру зарубежной индийской ленты. Можно просто закатиться в пивнуху и залиться жигулевским с креветками или воблой.

Раньше Капустин не отрывался от коллектива — на пляж, в кино, на пикник. Со всеми врезал и на пляже и в кинотеатре, сами понимаете, на природе, под ушицу. Как положено, голова у него потрескивала от перебора.

Как человек культурны и образованный, Санёк, пьянство в особо крупных размерах не обожал, то решил стихи писать. Захочет выпить и садится стихи сочинять. Сочиняет и чувствует, что это полезно для организма. Голова не стала у него болеть после посещения пляжа, кинотеатра и пикников на природу. Утром просыпается и чувствует себя другим человеком. Так ему это понравилось, что стал он стихотворения посылать в разные издания, а его взялись приглашать на семинары, где умудрённые поэтическим опытом товарищи, подсказывали молодёжи, как нужно правильно писать. Через год или два у Капустина набралось две общих тетради продукции стихосложения.

Захотелось Саньку гласности и какой-то известности в народе. В газете его труды иногда печатали. Прикинул Саша, что если публиковать стихотворения на страницах издания, то потребуется много лет, чтобы подписчики прочитали всё, что он написал. Писал не быстро, но часто. Каждый день. Захочет на природу, садится и пишет. Сказали Капустину, что пора книжку выпустить. Обратился в издательство. Все оказались согласными, но потребовали некоторую сумму денег. Что Шурик получал на производстве, то всё уходило на продукты питания, а из одежды он многого не носил. Один пиджак и брюки носил до самых последних видов. Два костюма сразу не надеть. Понимал он. А денег лишних не мог организовать, хотя и пытался, где-то и как-то заработать побольше.

Однажды обратился в профсоюз, чтобы ему оказали помощь в издании стихотворной книги. В сберкассе деньги давали, но на строительство жилья. Предприятие, в котором трудился поэт, перешло на самофинансирование, поэтому в кассе свободных денег для Капустина не нашлось. А фонда для развития талантов не сообразили создать. Сказал Сашке директор, чтобы он поискал спонсоров на стороне.

Спонсоры отказались помогать вложением средств в поэзию, так как понимали, что возврата может не быть.

— Нужно головой думать, — сказали ему. — Прежде чем осуществлять такой проект, убыточный.

— Это вам не Америка, — сказали в другом месте. — На покупку оборудования ещё можем дать, а стихи — в залог не возьмёшь.