Дом, где живет чудовище - Мара Вересень

После обнаружилось письмо, которое он с приходом Лексии, двумя движениями пальцев спрятал под прочими посланиями, будто вместо приглашения в конверте было что-то постыдное.

— …себя изводить.

— Что?

Оказывается, тетушка, встав у камина словно нарочно, чтоб Алард туда злополучное письмо не швырнул, что-то говорила, а он все прослушал, поглощенный разбором своих “нельзя” и утаивания того, что скоро все равно станет известно всему Статчену.

— Я как раз об этом! Ларди, ты стал рассеянным и нервным. И ты почти ничего не ешь! Почему? Ты заболел?

— Нет, я здоров, просто эта твоя… идеальная помощница, вовсе не так… Откуда ты ее взяла?

— Из Равена, я же говорила, насторожилась тетушка.

— Да, я помню, — проговорил Алард.

Вспоминалась встреча с Лансертом в уличном кафе, а в голове слышался его чуть развязный голос: “В Равене, например, интересный случай произошел. Весьма загадочная смерть при неординарных обстоятельствах… Я подобное уже видел. Довольно давно, несколько лет назад… А еще по приезде в Статчен мне встретилась…”

— Ты еще в день приезда говорила, что она прибудет из Равена. А до этого? Что тебе вообще о ней известно?

— Могу я узнать причину интереса? Она не справляется с обязанностями? Неправильно себя ведет?

— Даже слишком правильно, когда не нужно, и наоборот, когда… Забудь. Мне странно, что в доме уже столько времени находится человек, которого я совершенно не понимаю.

Лексия смотрела беспокойно, настороженно и изумленно одновременно. Алард понятия не имел, как он все это разобрал в тетушкином взгляде, обычно мадам во взглядах была крайне прямолинейна.

— Я вот тоже тебя теперь совершенно не понимаю, — изрекла она, чуть вздергивая голову и складывая полноватые руки на груди. — Но раз ты считаешь, что я недостаточно тщательно подошла к выбору, могу показать ее рекомендательные письма.

— Извини, — сказал Алард и отвел взгляд. — Пустое. Я ведь сам согласился. Какая мне, в сущности, разница, кто приносит обеды в столовую.

— Кроме мисс Дашери теперь больше некому. Боюсь, что мне даже придется попросить ее выполнять еще кое-какие поручения. И хоть у нас теперь горничных в доме на три меньше, чем обы…

— Как на три?

— О, небо, Алард! Не нужно так переживать, ничего с ней не случилось. Она сама попросила расчет. Может, мне не нужно было отправлять ее перебирать морковь в погребе, но судя по всему, она не только чересчур болтлива, но и не слишком ответственна, оставила у тебя на полке эту гадость!

Мадам Дастин расцепила руки и потянулась к пучку полыни.

— Нет, — возразил Алард. Вышло резче, чем он хотел. — Это я его туда положил и велел не трогать.

— Зачем тебе оберег от дурного? Опять кошмары? Давай я напишу целителю Орвигу, он все равно собирался, приедет чуть раньше?

— Не нужно, это лишнее. У меня нет кошмаров и я прекрасно сплю.

— Но тогда зачем? Запах неприятный и… крошится.

— Мне нравится. Вполне приятный запах. Среди этих кромешных роз полынь как глоток свежего воздуха.

— Глоток, — повторила тетушка, и Аларду показалось, что она едва не лоб ему пощупать собиралась, а лицо было такое… Выйдет и сразу же примется строчить своему обожаемому Орвигу, поставщику бесценных сонных порошков, омолаживающих кремов и прочего, по мнению Эдселя, совершенно не нужного. Но чего не отнять — целитель он прекрасный, даже, можно сказать, уникальный. Не будь у Орвига его дара, Аларду, чтобы даму не шокировать, пришлось бы во время близости не только маску на себе оставлять.

— Это все эта гроза. Точно. Гроза, — проговорила себе под нос мадам Дастин, закрывая за собой дверь кабинета.

Эдсель был почти что с этим согласен. Он больше не опоздает и тогда все прекратится. Но гроза так и не пришла.

Окраина Статчена

Глава 7

Элира

Гроза так и не пришла, несмотря на все ожидания, ломоту в костях у Рин и ледяные порывы ветра, пронизывающие до дна души и оставляющие после себя гнетущую пустоту, которая тут же наполнилась тоской и жгучим желанием бежать прочь не разбирая куда. Туча, черная и страшная, висела над морем. В ее утробе полыхало зарницами, будто свет мира пытался прорваться наружу и не мог преодолеть клубящийся мрак. Море ярилось. Волны перекатывались горбами и неистово бились о пляж, расшибаясь в пену и брызги, долетающие, казалось, до края обрыва. Да, я снова сюда пришла. Не знаю, зачем. Чтобы смотреть, как бьется внизу разъяренная вода, вздрагивать от глухих раскатов внутри низких, нависших над морем облаков и жутковатых сине-зеленых вспышек молний, запертых в тяжелой, набрякшей влагой утробе.

Ветер стегал прядями по глазам, словно отваживал, просил — не смотри. Мне виделся в свете зарниц и тенях разгневанный женский лик с раззявленным в крике ртом, как у той мертвой девушки на тропе, и чудилось, что гнев небесной девы направлен на меня. Как взгляд, зыбкое ощущение от которого ветер то и дело нервно стряхивал с моей спины, но тот, упрямый, возвращался.

Я боялась и ждала грозы больше прочих, наверное. А сбежав, наконец, в дом, первым проверила на надежность окошко в ванной. То самое, что так подвело меня в прошлый раз. Пришлось ослабить защиту вокруг постели и отжалеть один из обережных пучков. В Статчене имелась и аптекарская лавка, и травник, который бывал на рынке со своей тележкой, когда выбирался в город. Но Рин уверяла, что проще найти его, спустившись в деревню.

Тот оберег из полыни, что остался когда-то в столовой, запасной, сейчас бы как раз пригодился. Теперь мне его не хватало.

Ведьма в обители учила понятно и на совесть, отчего-то особенно выделяя меня среди других своих случайных учениц. Возможно потому, что возилась со мной дольше прочих. Подобрала меня, полубезумное, почти ничего не соображающее беспамятное существо, бредшее непонятно куда и свалившееся в изнеможении у ограды.

— Кто ты? — спрашивала она, присев рядом в пыль в своем чистом, пахнущим цветочным мылом и терпкой травой платье.

— Кто ты, кто ты, — бормотала я, не зная слов, кроме тех, что только что прозвучали, с удивлением разглядывая свои белые, упирающиеся в блеклую траву обочины, руки, на которых цвели яркие мазки, не сходившие неделями: синие, пурпурные, желтовато-зеленые.

— Я Лиана, а ты?

— Я… я чудовище, — и потянулась к лицу рукой.

Пальцы помнили шрам, что вздергивал бровь, и другой, на щеке, похожий на звезду. Помнили ноющую боль от цветных рисунков на скулах, припухшие губы в стрелках лопнувшей кожицы. Подбородок, испачканный красным. Красное стынет и стягивает кожу там, где попало — на шее