Куба либре - Ольга Столповская

Он так комично изобразил свою мамочку, что мне стало смешно. Я представила толстую женщину, сидящую в Майами перед телефоном и орущую в трубку: «Будь осторожен, Алехандро!»

– Я знаю: я должен быть осторожен, – серьезно добавил он, и от этого мне стало еще смешнее.

– Почему?

– Моя мама считает, что ты – проститутос.

– Ну вот, приехали!

– Я знаю, что ты – не проститутос, ты хорошая девочка.

– Вот спасибо!

– Но мама права. Ты все равно опасна для меня.

– Да чем же, блин?!

– Ты изменила мою жизнь. Ты сделала меня мягким. Я больше не могу быть осторожным. Я хочу жить нормально. Я хочу поехать в Ленинград и начать там новую жизнь. Я готов работать простым мойщиком посуды.

– Почему в Ленинград?

– Потому что это очень красивый город. Я хочу увидеть мавзолей.

– Мавзолей в Москве.

Алехандро задумался.

– Разве мавзолей, в котором лежит Ленин, не в Ленинграде?

– Нет. Он в Москве.

– А Красная площадь где?

– Тоже в Москве. Ленинграда больше нет. Теперь этот город называется Санкт-Петербург.

– Как? Сан… Как? – Он был обескуражен.

Тем временем шоу закончилось, и начали танцевать сальсу. На сцену сразу выскочило несколько пар из зрительного зала.

Эти черти танцуют как боги! Девицы в мини-юбках садились на корточки, вращая бедрами и соприкасаясь булками с парнями, а те двигались как танцоры в клипах.

– Ну, тогда я поеду в Москву! – С этими словами Алехандро влил мне в рот паровозом стакан рома и потащил на танцпол.

Я решила не ударить в грязь лицом и показать им кузькину мать. Gipsy-strip-dance. Я, русская, черт возми! А у нас в Восточной Европе тоже умеют танцевать!

Алехандро извивался в румбе, а я что только не вытворяла! Я летала вокруг него, как гоголевская панночка, трясла грудью и бедрами и чуть ли не вприсядку ходила.

Какая-то канадская маленькая женщина, сидевшая с мужем за столиком перед сценой, вылезла на танцпол и стала отплясывать с нами.

Когда я выдохлась и плюхнулась за столик, официант тут же подал мне огромный стакан ледяного мохито.

– Эти двое канадских карликов предлагают нам полкуска канадских долларов за ночь, – щелкнул языком Алехандро, садясь за столик.

– Докатились!

– Это предложение, от которого нельзя отказаться.

– Я сама могу дать полкуска канадских долларов, чтобы нас оставили в покое!

– Ми рейна! Это большие деньги для меня.

– Ты считаешь, что надо соглашаться? – Я посмотрела на маленькую канадку и ее мужа за соседним столиком. Канадка подмигнула мне.

– Мы с тобой могли бы делать хороший бизнес. – Он принялся обмахивать меня веером из пальмовых листьев, который приобрел по ходу у торговца.

– Я польщена твоим предложением. Мне никогда не предлагали ничего подобного.

– Мне тоже никогда не предлагали таких денег за ночь.

– А зря. Тебя совсем не ценят.

– Скажи мне правду: ты – проститутка в России?

– С чего ты взял?

– Ты танцуешь, как проститутка.

– Дорогой, я не проститутка! Я приличная девушка! Я не смогу спать за деньги. Поздно мне начинать. Хотя работа, наверно, интересная. Когда состарюсь, буду жалеть, что пропустила шанс!

– Ты говорила, что муж дает тебе деньги.

– У нас так принято в России! У нас все деньги у мужиков. И работа тоже. А женщины сосут! Это не проституция! Это привычка!

– Ок, не обижайся. Ты не проститутка. Я просто хотел тебя проверить.

– Меня задолбали твои проверки! Ты проверяешь: в трусах ли я выхожу из номера! Ты проверяешь: буду ли я спать с карликом за пятьсот баксов! Может быть, хватит?!

Тогда-то мне и была преподнесена крупная алая роза.

По-моему, ему нравится, когда я на него ору. Он, наверное, мечтает, чтобы я хлестала его плеткой и водила на поводке.

– Никогда не говори «спасибо», – вдруг заявляет Педро, – веди себя, как ми рейна!

Мы решили прогуляться в ночи и пошли по тропинке среди пальм. Алехандро впал в задумчивость.

– Помнишь мою рыжую собаку? Я не хотел тебе говорить… ее сбила машина. Мне друг сказал, который живет там недалеко…

– О боже! Бедная собака.

– Она была очень умная. Она не прыгнула бы под машину просто так.

Он замолчал.

Я чувствовала, надо что-то сказать, как-то утешить, поэтому произнесла первое, что пришло в голову:

– Может быть, она принесла себя в жертву, чтобы твоя жизнь изменилась.

Я тут же устыдилась своих слов, которые показались мне отчаянно глупыми.

Но Алехандро посмотрел на меня из темноты пронзительными, полными слез глазами:

– Ты думаешь совершенно так же, как я! Я постоянно вижу, что ты думаешь точно так же! Сегодня я ездил хоронить ее, чтобы ее тело не валялось у дороги. Я отнес ее в поле к богам, сжег и помолился.

Алехандро сел на пень и, всхлипнув, стал вытирать слезы. Я стояла рядом.

Нас окружал лес. Такой же, как в средней полосе России, непроходимый и таинственный с деревьями и кустами. Только этот лес был еще с пальмами и лианами. И посреди него на пне гигантского спиленного дерева сидел в своем коралловом пиджаке понурый Алехандро.

Нас обволакивала тягостная тишина, в которую вкраплялись семплы цикад.

– Ты все равно меня бросишь. Я знаю. Ты уедешь, и я останусь один, потому что у меня нет денег в кармане.

– У меня тоже нет денег.

– У тебя есть.

– Послушай! У меня просто есть друзья. Они подкидывают мне работенку или одалживают деньги. Которые мы с тобой здесь немножко проматываем. А им тоже кто-то подкидывает работенку и деньги. Так что все в порядке.

– Ты уедешь, и я останусь один, что бы ты мне сейчас ни говорила…

На следующий день на пляже к нам подошел молодой негр с пышной копной волос на голове, тот самый, которого мы уже встречали на Малеконе.

– А! Мистер Кахакинта!

– Аледи! Ты из Гаваны приехал узнать, как у меня идут дела?

На парне были только черные обтягивающие плавки, которые не скрыли откровенного движения при рукопожатии. Он явно рассчитывал произвести эффект, явившись передо мной в таком виде. Я поняла это еще и потому, что к обычному рукопожатию он добавил светский поцелуй в щечку.

Алехандро мгновенно напрягся. Белки его глаз налились кровью. Он взял мою руку и не выпускал ее все время, пока они обсуждали какие-то деловые вопросы.

Парень с животным аппетитом поедал курицу, прихваченную Алехандро из ресторана в кармане огромных бермуд.

Я старалась не смотреть на мускулистые плечи и впечатляющий торс Аледи.

А вокруг бурлила жизнь. Темнокожие подростки бросались друг в друга песком. Они носились как сумасшедшие между лежаков, перемазанные с ног до головы, стараясь засыпать друг другу в волосы и рот побольше белого песка.

Один из них догадался вытащить из мусора лоток для пищи и, наполнив его песком, впечатал в физиономию какой-то девочке. Ее подруги бросились к мусорному баку, стали загребать песок во все, что придется, и швырять в мальчиков.

Иногда песок летел в молодежь, загорающую на лежаках. Пострадавшие вскакивали и с яростными криками включались в игру.

Постепенно весь пляж охватило мелькание черных тел среди фонтанов песка.

Только мы втроем скульптурно выделялись посреди песочной бури и воплей. Мистер Кахакинта, пятая скорость, похожий своей огромной спиной на черный квадрат Малевича. Я с рукой, погребенной в его широкой ладони, старательно отводящая глаза в темных очках от топорщившихся плавок Аледи, который, плотоядно глядя на меня, облизывал пальцы.

Я не понимала ни слова из их разговора, но было очевидно, что Алехандро красуется мной и своим «белым» образом жизни, и Аледи сильно, по-звериному, завидует ему.

В конце концов он встал с лежака, повернулся к Алехандро спиной, наклонился и очень громко и протяжно пернул ему прямо в лицо.

На что Алехандро с большим чувством собственного достоинства сказал:

– Амиго, ты не мог бы пердеть потише при моей даме!

Я испытываю какую-то странную нежность ко всему живому. Мне кажется, что мой Ванечка растворился в окружающем мире, и теперь я, живя в нем, в этом мире, утратила способность быть жесткой.

А Москва – это жесткий город. Там надо быть сукой. На работе, на улице. Надо бороться за свое место под солнцем. А солнца там очень мало. На всех не хватит. Поэтому надо давить конкурентов и идти к цели, элегантно перешагивая через любые преграды.

А мне всех жалко. Я хочу раздать свои деньги голодным. Сдерживает только ответственность за родителей и мужа.

Я постоянно думаю, как помочь людям. Всем вместе и каждому в отдельности. Я понимаю, что это глупо, что всем не поможешь, но мое сознание изобретает какие-то хитрые схемы типа: искусство спасет мир. Надо инвестировать в искусство.

И снова я понимаю, что это глупо. Тут же переключаюсь на конкретных людей. Могу ли я помочь Алехандро, например? Нет, не могу. Если я отдам ему всю себя, все свои деньги, он их мгновенно промотает и даже не заметит. А дальше все будет только хуже, потому что деньги разъедают душу. Подсев на деньги, ему освободиться от их зависимости будет труднее, чем слезть с героина.