Тысяча и одна ночь. Том III - Эпосы

И Шарр-Кан рассказал ему, что говорила царевна Абриза и что произошло у него с нею и как она оставила свое царство и рассталась со своим отцом.

«Она предпочла отправиться с нами и жить у нас, – говорил он, – и царь аль-Кустантынии хотел устроить с нами хитрость из-за своей дочери Суфии, так как царь румов сообщил ему ее историю и почему она была подарена тебе, а царь румов не знал, что она дочь царя Афридуна, царя аль-Кустантынии. И если бы он это знал, он бы не подарил ее тебе, но, напротив, возвратил бы ее отцу. И мы спаслись от этих дел, – говорил Шарр-Кан своему отцу, – только из-за этой девушки, Абризы, и я не видал никого доблестней ее».

И он начал рассказывать своему отцу о том, что у него с нею случилось, от начала до конца, и о борьбе, и о поединке. И когда Омар ибн ан-Нуман услыхал это от своего сына Шарр-Кана, Абриза стала великой в его глазах, и ему захотелось увидать ее. И он потребовал Абризу, чтобы расспросить ее, и Шарр-Кан пошел к ней и сказал: «Царь зовет тебя!», и она ответила вниманием и повиновением. И тогда Шарр-Кан взял ее и привел к отцу, а царь сидел на своем престоле. И он велел выйти всем, кто был возле него из вельмож царства, и около него остались только евнухи, и тогда дева Абриза вошла и поцеловала землю меж рук царя Омара ибн ан-Нумана и изъяснилась прекрасными словами. И царь удивился ее красноречию и поблагодарил ее за то, что она сделала его сыну Шарр-Кану. И он приказал ей сесть, и она села и открыла лицо. И когда царь увидал ее, ум улетел у него из головы; а затем он велел ей подойти и приблизил ее к себе и отвел особый дворец для нее и ее невольниц, и назначил ей и ее девушкам выдачи.

И он стал расспрашивать ее о трех драгоценных камнях, о которых было упомянуто прежде. И Абриза сказала: «Вот, они со мной, о царь времени!» И, поднявшись, она отправилась в свое помещение и развязала свои пожитки и достала ларчик, из которого она вынула золотую коробку и, открыв ее, вынула оттуда три драгоценных камня и поцеловала их и отдала царю, и ушла и взяла с собой его сердце.

А после ее ухода царь послал за своим сыном Шарр-Каном. И когда тот явился, дал ему один камень из трех камней, и Шарр-Кан спросил его о двух других, и царь ответил: «О дитя мое, я дал один камень твоему брату Дау-аль-Макану, а другой я отдал Нузхат-аз-Заман твоей сестре». И, услышав, что у него есть брат по имени Дау-аль-Макан (а он знал только о своей сестре Нузхат-аз-Заман, Шарр-Кан обратился к своему отцу и спросил:

«О царь, разве у тебя есть сын, кроме меня?» – «Да, и ему теперь шесть лет от роду», – отвечал царь. И он рассказал Шарр-Кану, что его брата зовут Дау-аль-Макан, а сестру – Нузхат-аз-Заман и что они рождены в один раз, и Шарр-Кану было тяжело это слышать, но он сохранил горесть в тайне и сказал отцу своему: «По благословению Аллаха великого!» И он бросил камень из рук и отряс свои одежды. И его отец спросил его: «Что это я вижу, ты расстроился, услышав об этом? Ведь ты же будешь владеть царством после меня, и я заставил свои войска поклясться тебе, и эмиров моего правления я привел к присяге. А этот камень из трех камней принадлежит тебе».

И Шарр-Кан опустил голову к земле и устыдился спорить со своим отцом, а затем он принял от него камень и поднялся, не зная, как поступить от сильного гнева. И он шел до тех пор, пока не вошел во дворец царевны Абризы, и когда он приблизился, она поднялась перед ним и поблагодарила его за его поступки и призвала благословение на него и на его отца. И она села и посадила его рядом с собой, и когда он уселся, царевна увидела на его лице гнев и начала расспрашивать его, и он рассказал ей, что у его отца родились от Суфии двое детей мужского и женского пола, и мальчика он назвал Дау-аль-Макан, а девочку – Нузхат-аз-Заман. «Он дал им два камня, а мне он дал один, – говорил Шарр-Кан, – и я оставил этот камень. И я узнал о своем брате и сестре только теперь, а им, оказывается, уже шесть лет. И когда я узнал об этом, меня охватил гнев. И вот я рассказал тебе а причине моего гнева и не скрыл от тебя ничего. Теперь я боюсь, что он женится на тебе, так как он тебя полюбил, и я увидел в нем признаки желания взять тебя. Что ты скажешь, если он этого захочет?» – «Знай, о Шарр-Кан, – отвечала царевна, – что твой отец не имеет надо мной власти и не может взять меня без моего согласия, а если он возьмет меня насильно, я убью себя. А что касается до трех камней, то мне не пришло на ум, что он пожалует хоть один из них кому-нибудь из своих детей, я думала, что он их положит в свою казну вместе с сокровищами. Но я хочу от тебя милости: подари мне тот камешек, который твой отец дал тебе, если он у тебя».

И Шарр-Кан отвечал вниманием и повиновением и отдал ей камень. И царевна сказала ему: «Не бойся!» – и поговорила с ним некоторое время. «Я боюсь, – сказала она, – что мой отец услышит, что я у вас, и не станет медлить и будет стремиться найти меня. И он сговорится с царем Афридуном из-за его дочери Суфии, и они придут к вам с войсками, и будет великая тревога». – «О госпожа! – сказал Шарр-Кан, услышав это. – Если ты согласна остаться у нас, не думай о них, даже если бы собрались против нас все, кто есть на суше и на море». – «В этом будет только одно добро, – отвечала она; – если вы будете ко мне милостивы, я останусь у вас, а если будете злы, покину вас».

И затем она приказала невольницам принести кое-какой еды, и подали столик, и Шарр-Кан поел немного, а потом он отправился в свое жилище, озабоченный и огорченный. Вот что было с Шарр-Каном.

Что же касается до его отца, Омара ибн ан-Нумана, то, когда его сын ушел от него, он встал и вошел к своей невольнице Суфии, неся с собой те два камешка. И, увидав его, она встала и стояла на ногах, пока он не сел. И к нему подошли его дети – Дау-аль-Макан и Нузхат-аз-Заман. Увидев их, он поцеловал их и повесил на шею каждого из них один камень; и дети обрадовались и поцеловали ему руки и подошли к своей матери, и она тоже обрадовалась и пожелала царю долгой жизни. И царь спросил ее: «А почему ты за все время не сказала мне, что ты дочь царя Афридуна, царя аль-Кустантынии. Я увеличил бы свои милости к тебе и умножил бы твое благосостояние и возвысил бы твое место». И, услышав это, Суфия сказала: «О царь, а чего бы мне хотеть больше и выше, чем мое место у тебя? Я засыпана твоими милостями и благами, и Аллах наделил меня от тебя двумя детьми мужского и женского пола». И царю Омару ибн ан-Нуману понравились ее слова. И потом он ушел от нее и отвел ей с детьми диковинный дворец и приставил к ней челядь и слуг, и законников, и мудрецов, и звездочетов, и врачей, и костоправов и велел служить ей, и оказал им большое уважение и проявил к ним крайнюю милость. А потом он отправился во дворец своей власти, где творил суд между людьми. Вот что было у него с Суфией и ее детьми.

Что же касается до царя Омара ибн ан-Нумана и его дел с царевной Абризой, то его охватила любовь к ней, и он был влюблен в нее и ночью и днем. И каждый вечер он ходил к ней и беседовал с нею и намекал ей словами, но она не давала ему ответа и говорила: «О царь времени, мне нет сейчас охоты до мужчин». И когда он увидел ее сопротивление, его страсть усилилась и любовь и тоска увеличились. И, истомленный этим, он призвал своего везиря Дандана и сообщил ему, как велика в его сердце любовь к царевне Абризе, дочери царя Хардуба, и рассказал ему, что она не оказывает ему повиновения и что любовь к ней убила его, но он ничего от нее не получил.

И, услышав это, везирь Дандан сказал царю: «С наступлением ночи возьми с собой кусочек банджа весом в мискаль, войди к ней и выпей с ней немного вина, и когда придет время кончать застольную беседу и питье, дай ей последний кубок и положи туда этот бандж и заставь ее выпить его. Поистине, она не дойдет до своего ложа раньше, чем бандж возьмет над ней власть. И тогда ты войдешь к ней и соединишься с ней и достигнешь твоей цели. Вот каково мое мнение». – «Прекрасно то, что ты мне посоветовал!» – ответил царь.

И затем он направился в свою кладовую и взял кусок очищенного банджа, да такой, что если бы его понюхал слон, он бы проспал от года до года. И он положил бандж за пазуху и, выждав, пока прошла малая часть ночи, вошел к царевне Абризе в ее дворец, и, увидав его, она встала перед ним на ноги, но царь приказал ей сесть. И она села, а царь сел подле нее и стал с ней разговаривать про вино. И она разостлала скатерть с вином и расставила перед ним сосуды и зажгла свечи и приказала подать закуски и сладости, и плоды, и все, в чем они нуждались. И они стали пить, и царь беседовал с нею, пока опьянение не проникло в голову царевны Абризы. Когда царь это понял, он вынул кусок банджа из-за пазухи и, положив его между пальцами, наполнил своей рукой кубок и выпил его, а потом налил его второй раз и сказал царевне Абризе: «За твою дружбу!» – и бросил кусок банджа в кубок, а она не знала этого. И царевна Абриза взяла кубок и выпила его. Не прошло и часа, как царь понял, что бандж овладел ею и похитил ее разумение. И он подошел к ней и увидел, что она лежит на спине (а она сняла с ног шальвары) и подол ее рубахи приподнят. И когда царь увидел ее в таком состоянии (а он нашел у нее в головах свечу и у ее ног свечу, освещавшую то, что у нее между бедер), преграда встала между ним и его умом, и сатана нашептывал ему, так что он не мог владеть собою и, снявши шальвары, упал на девушку и уничтожил ее девственность. А потом он поднялся с нее и вошел к одной из ее невольниц, которую звали Марджана, и сказал ей: «Войди к твоей госпоже, поговори с нею».