Искусство смерти - Ален Таукебаев

— Он умер за свой смысл жизни, тем самым дал смысл своей смерти. Он жил театром и умер в театре. А мы… Мы даже не знаем, за что мы мертвы.

Фрагеманн оценил мысль девушки, показав это своим многозначительным взглядом. Тюйер поделился своей идеей:

— Может разница заключается в том, что он просто умер, а мы сейчас сидим на каком-то философском кружке? — раздраженно спросил Тюйер.

Фрагеманн будто бы не ожидая от него ничего иного, принял его мысль и тут же перевел глаза на Бориса Пустова и спросил, что он думает.

— Я не знаю… Правда, не знаю. — промолвил Пустов. Он не мог вытянуть из себя что-то еще. Он просто устал.

Фрагеманн не стал дальше что-то спрашивать у бедолаги. Ему было поистине жалко Бориса. Ему оставалось только кивнуть ему в качестве ответа. Выдержав определённую паузу, Фрагеманн снова принялся излагать свою очередную мысль:

— Вам всем я задал один и тот же вопрос — «Вы знали, что вы мертвы?». А знаете почему? Различие между вами и тем артистом в театре заключается в том, что он умер внезапно. Он явно не рассчитывал на свою смерть в тот самый момент… Будем честны, среди вас нет таких людей, которые умерли где-то в небольшом домике в Швейцарии, окруженные детьми, внуками и любимой собакой. Вы все начали умирать намного раньше, чем вы думаете. Вы начали умирать еще при жизни. Ваша же физическая смерть стала лишь кульминационной точкой. Вы будто бы всю жизнь целенаправленно шли к смерти и все глубже умирали с каждым прожитым днем. Признаюсь, это довольно редкий случай. Обычно люди стараются оттянуть смерть от себя, когда понимают, что она близко. Но не вы. Вы же наоборот, притягивали смерть еще сильнее, когда чувствовали ее дыхание. Эдакий отряд самоубийц. Вы будто бы олицетворение саморазрушения. Кстати говоря, поэтому вы здесь. Это основная причина, почему я выбрал именно вас. А вы вдобавок, знакомы оказались. Это ли не чудная случайность? — после такого глубокого объяснения, на лице Фрагеманна натянулась безумная улыбка, а гости начали переглядываться между собой. Пустов с нарастающим страхом поинтересовался у Фрагеманна:

— Я конечно очень тронут такими жуткими и тяжелыми словами, но вы то сам кто такой? — дрожа от страха спросил Борис.

Фрагеманн взглянул сначала на Бориса и потом на других гостей. В их глазах читалось сильнейшее любопытство. Фрагеманн улыбнулся, будто бы ожидал такого вопроса и наконец представился:

— Я тот, кто не жив, но и не и не мертв; тот, кто существует по ту сторону; тот, кто не ангел, и не демон, и даже не Бог.

Каждый в зале в этот момент испытал крайнюю степень удивления. В каждом кипело столько вопросов, но при этом для всех все было предельно ясно. В воздухе повисла гробовая тишина. Фрагеманн собравшись с мыслями вновь оглядел всех за столом, выпил последний глоток чая из своей чашки и выдохнув, словно выполнил важную миссию сказал:

— Что ж, мои дорогие гости. Мне было поистине интересно и приятно увидеть вас всех и поговорить вновь. Я надеюсь, что в нашем разговоре не осталось никакой недосказанности. Но я не могу отпустить вас просто так. И поэтому в качестве благодарности, вы можете попросить меня, о чем угодно напоследок.

Это был самый эмоциональный момент во всем их разговоре. Пустов и Беллеза не смогли сдержать слез; на лице Тюйера были разочарование в себе, умиротворение и радость от того, что это все наконец подходит к своему концу. А Доктор Айнзидлер был как всегда задумчив.

— Прошу вас, не стесняйтесь. Нет ничего такого в том, чтобы попросить о чем-то перед смертью. — добавил Фрагеманн.

Тюйер встал со своего места и глядя на Фрагеманна отчаянным взглядом сказал:

— Я был слишком грешен… И мне очень жаль, что я говорю это только сейчас, когда возле меня сидит моя умершая дочь, жизнь которой была разбита по большей части по моей вине, и когда смерть вот-вот настигнет и меня. И поэтому, я хочу просто помолиться в последний раз. За всех чьи жизни я загубил и за свою грешную душу. Я прекрасно понимаю, что за все мои грехи, расплаты в виде одной молитвы никак не хватит, но я хочу помолиться в знак истинного раскаяния. — говоря свою последнюю просьбу Тюйер застыл на месте и опустил голову вниз и казалось, что он еле сдерживает горькие слезы.

Фрагеманн с полным пониманием утвердительно кивнул и взял со стола внезапно появившиеся свечу и Библию, после чего протянул их Тюйеру. Тюйер кивнув в ответ взял эти вещи и принялся читать молитву. Все в зале застыли. Грешник захлебываясь в своих слезах читал священные писания, и каждая новая строка давалась ему все труднее. Впервые всем свидетелям во время этого процесса стало искренне жаль Саинта. Кто знал, что молитва грешника может звучать так искренне?

Когда Тюйер закончил читать молитву, он трясясь медленно положил свечу с Библией на стол, шепотом поблагодарив Фрагеманна. Он вновь виноватыми глазами взглянул на каждого в зале и промолвил: «Простите меня». После этого он оглянулся на Фрагеманна. Тот в свою очередь многозначительно кивнул, а Тюйеру оставалось лишь кивнуть в ответ. Фрагеманн проводил Тюйера до двери, из которой он ранее вышел и отворил ее пред ним. Саинт Тюйер ушел в небытие. Беллеза вся залилась слезами. Это был последний миг, когда она видела своего отца. Ее ненависть к нему сменилась прощением и принятием, но было уже совсем поздно.

Далее со своего стула поднялась Беллеза. Она вытерла свои слезы и подошла к Фрагеманну. Встав перед ним она дрожащим голосом попросила:

— Мой отец был прав. Я слишком избалованна. Меня всегда окружали богатство и роскошь. Но какой в них смысл, если прямо сейчас я умираю? В мире полно людей, которым эти деньги сейчас намного нужнее. И здесь я смогла это понять. Все познается в сравнении. Кто-то смог бы реализовать эти средства намного лучше меня. А я… Я лишь профессиональная гедонистка. Поэтому я хочу, чтобы все мои деньги и сбережения в итоге достались тем, кто действительно достоин их. — излагая эту просьбу, Луссо испытывала радость, печаль и главное свободу.

Фрагеманн взглянул на нее с уважением и проводил ее до двери. Беллеза Луссо в последний раз увидела любовь всей ее жизни — Роберта. Напоследок она лишь добро улыбнулась ему и ушла в небытие. Роберт испытывал больше радости, потому что понимал, что теперь она счастлива и свободна от всех обид и