Лилобус - Мэв Бинчи

- Боюсь, что многие, наоборот, относятся к этому с пониманием. Надо будет как-нибудь очернить тебя в их глазах, - сказал Руперт.

- Полицейские еще долго наведывались в мой садик и проверяли, что такое я там выращиваю. В конце концов, я нарисовала им план посадок и сказала: заходите в любое время, расскажу, где что растет. А потом уехала в Дублин, но на меня к тому времени уже махнули рукой.

- То есть, двадцать лет спустя тебе все-таки дали зеленый свет?

- Не знаю. Бывает, изредка возле грядок ромашки я вижу следы тяжелых ботинок. Неусыпная бдительность.

- Ты ненавидишь Джека Хикки?

- Нет, говорю тебе, я вообще о нем не думаю. Но тебе, наверное, трудно в это поверить, особенно если учесть, что о детях я думаю часто. Впрочем, на самом деле я их вовсе не знаю, они совершенно чужие мне люди.

- Пожалуй. – Руперт явно понимал с трудом.

- Кстати, так и с твоей мамой. Она виду не подает, но каждый день думает: где ты, что делаешь - и в мыслях рядом с тобой настолько, что словами не передашь.

- Нет, это вряд ли.

- Я точно знаю: как-то спрашивала, просто из любопытства - может, я одна такая странная. Она сказала, что в течение дня часто думает: как там мой Руперт? Так было, и когда ты в школу ходил, и когда в университет поступил, и когда устроился на работу.

- Господи!

- Не то, что бросает все дела и думает, нет – задумывается на мгновение, и все. Но ты сам, надо полагать, и на секунду о ней не вспоминаешь.

- Вовсе нет, я часто о ней вспоминаю. Я думаю про нее - особенно с тех пор, как отец заболел, - конечно же думаю, - сказал он, словно обороняясь.

- Да не кипятись ты, я просто привела пример. Даже если бы Эндрю и Джессика остались со мной, все равно, не исключено, что они выросли бы, уехали и забыли обо мне. Это обычное дело.

- С тобой говорить ужасно легко. Жаль, что я не могу так же с мамой общаться. Конечно, она гораздо старше тебя, - тактично добавил он.

- Это верно, она почти мне самой в матери годится, но дело не в этом… Никто не может общаться с собственной матерью. Это закон природы.

Она улыбнулась и выглянула в окно, и когда эта Нэнси Моррис в кои-то веки начала говорить что-то дельное, Джуди присоединилась к беседе о том, как расслабить мышцы шеи. Она опасалась, что юного Руперта Грина замучили разговоры о Смысле Жизни и о взглядах Женщины, Чьи Права Попраны. Пусть кутается в свою дорогую итальянскую куртку, решила она, и думает о своем.

Ей всегда было проще ладить с молодыми людьми. Кто-то однажды заметил, что ей следовало стать учительницей, но она ответила, что оказалась бы по другую сторону баррикад. Среди молодежи у нее было гораздо больше друзей, чем среди людей ее возраста. Например, Барт Кеннеди. С Бартом она могла болтать часами, а с его отцом здоровалась, и только. Кев Кеннеди на переднем сиденье – совсем другое дело: с ним так просто не поболтаешь. Он весь на нервах, будто парень, стоящий на стреме. Силия и Ди тоже девчонки что надо, - подумала она, оглядывая пассажиров. И Том Фицджеральд славный юноша. Нэнси Моррис славной никак не назовешь - но и молодой назвать ее сложно. Несмотря на возраст, она уже старуха, и всегда была такой.

Молодежь в Ратдуне очень помогала Джуди возделывать тот небольшой участок, который Джек Хикки оставил ей двадцать долгих лет назад. Потому что, по их словам, она не такая, как все: она их не судит, не говорит, что надо жениться, остепениться, быть благоразумнее и меньше пить. И даже те, кто считал ее слегка чокнутой, все равно приходили и помогали копать землю, собирать, сушить и упаковывать травы.

Дома ей никогда не бывало одиноко, как и в дублинской квартире. Особенно по прошествии стольких лет. Ей нравилось быть самой по себе: можно есть, когда захочется и слушать музыку в полночь, если найдет такой стих. По квартире она ходила в больших наушниках, и если бы кто-то ее увидел, решил бы, наверное, что старушка хиппует; но кругом деловой район, там живут государственные служащие и работники офисов, нельзя же их будить, включая музыку на полную катушку. А в маленькой одинокой сторожке, куда Джек Хикки позволил ей переселиться из большого дома, наушники не нужны. Соседей тут нет, а птицам, похоже, нравятся концерты и симфонии. Они прилетают и садятся на забор, чтобы лучше слышать.

Высадив ее у ворот, Том всегда дожидался, пока в окнах появится свет, желая убедиться, что она вошла в дом и все в порядке. Ей было приятно, что он проявляет внимание. С другой стороны, почти вся нынешняя молодежь такая – они ведут себя гораздо более естественно, и куда более внимательны к окружающим, чем напыщенные ровесники Джуди. Как юные Крис и Карен, хозяева лавки здоровья. Они влюблены в свое дело и занимаются им не ради денег, не для того, чтобы сколотить быстренько капитал и смотать удочки. Им чужд язык почтенных бизнесменов, и ни что иное, как идеализм и наивность, скоро приведут их в долговую яму. При мысли о Крисе и Карен у Джуди становилось тяжело на сердце. Может быть, где-то в Калифорнии Джессика с мужем (если у нее есть муж) решили открыть лавку здоровья. И не исключено, что у них возникнут трудности – разве не было бы здорово, если бы кто-то постарше сумел им помочь?

Флигель, в котором жила Джуди, не являлся ее собственностью, он был ей передан в пожизненное пользование, так что она при всем желании не могла бы его продать. Комнату в Дублине она тоже только снимала, и сбережений у нее не было. Когда-то давно ей удалось накопить на поездку в Америку, и она так часто открывала сберегательную книжку и мусолила страницы, что записи в ней почти стерлись. Она всегда носила книжку в сумке – словно та была билетом в Штаты. Но тех денег давно уже нет. А ей так хотелось помочь Крису и Карен осуществить их мечту. Потому что их магазинчик – это и ее мечта. Они могли бы назначить ее директором или придумать для нее какую-то пустячную должность. Если бы только она могла им регулярно выплачивать какую-то сумму, вместо того, чтобы брать у них зарплату, уменьшая и без того скудные сбережения.

Она запретила Руперту тратить выходные на работу у нее саду. Он приезжает домой для того, чтобы побыть с родителями - провести время с отцом, которому уже недолго осталось, поддержать маму, – а если он уходит из дома, то какой тогда смысл уезжать из Дублина. Джуди была непреклонна, хотя Руперт уверял, что он не прочь поработать и поразмять косточки. Не надо тратить последние месяцы или недели жизни своего отца на возню в саду какого-то постороннего человека.

- Ты не посторонний человек, Джуди, ты друг, - ответил Руперт. Это ей тоже было приятно.

Суббота выдалась погожая и солнечная. Жизнь в городке, казалось, бьет ключом. Так бывало порой: Ратдун гудел, как пчелиный улей, а иной раз на выходных все впадали в такую спячку, что даже торнадо на Патрик-стрит никого бы не разбудил. Она видела, как Нэнси Моррис рыщет по улице, будто охотится за кладом; как Кев Кеннеди вошел в отцовский магазин и вышел оттуда с таким лицом, будто его настигла мафия и припомнила старые счеты. Стоило ступить на дорогу, как тебя едва не сбивала машина, не пойми откуда возникшая. Миссис Кейси в своей развалюхе везла в город мать Нэнси Моррис; Мики Бернс с серьезным лицом шел сперва за покупками, потом по ягоды вместе с детьми своего брата Билли – Джуди впервые видела его таким озабоченным. Ей встретилась и Силия – та вела машину со взглядом гонщика, который полон решимости выиграть ралли. Том Фицджеральд зашел на пару часов поработать в саду, сообщив, что этим утром ни от единого члена семьи не услышал грубого слова, и ему это стало казаться подозрительным, и он решил не искушать родных: а то вдруг кто-то не выдержит и сорвется. Ей попалась на глаза и Ди Берк: печальная и безучастная, она везла маму в город, а та болтала без умолку, не ведая печали. И кто-то при этом считает, что за городом жизнь тихая и спокойная. Как-нибудь надо пригласить на выходные Карен и Криса – на ближайшие праздники, например - если они не закроются к тому времени.

Ред Кеннеди пришел повозиться в земле за компанию со своим братом Бартом.

- И много за это в Дублине платят? – спросил он, рассматривая коробочки с семенами.

Джуди задумалась.

- Нет, немного. У нас размах не тот – наверное, в этом дело. Если бы мы торговали с лотка у дороги, тогда, пожалуй, была бы прибыль; или же надо иметь сеть крупных тепличных хозяйств и фирменных магазинов. Однако, мы не сдаемся.

Но она сама только еще ясней поняла, что напрасно тратит силы – не только свои; впустую трудятся такие хорошие ребята, как  Барт, Ред, Мики, навещавший ее на прошлой неделе, и племянники Тома Фицджералда, которые возились у нее в саду, когда приезжали домой из школы. Разве честно просить их о помощи, когда вся эта затея обречена на неудачу? Они работают не ради денег – да и нечем ей было бы заплатить; но все равно, имела ли она право принимать эту помощь? Она подумала, что Крис и Карен, наверное, очень переживают – в том числе из-за нее. Они считают, что перед ней в долгу, что обязаны обеспечить ей работу и доход, потому что она их поддерживает. Вот было бы здорово получить письмо от адвоката-американца с уведомлением, что покойный Джеймс Джонатан Хикки, проживавший в Сан-Франциско, штат Калифорния, оставил ей наследство, и дети прилетят и лично вручат документы. Жаль, что это лишь мечты. Встречу с детьми она представляла себе часто, но о деньгах подумала впервые. Да, она даже была бы готова принять наследство от Джека, и не обязательно из рук детей. Что угодно, лишь бы помочь Крису и Карен.