Западня на сцене - Герхард Шерфлинг

Клаудиа только что скрылась за кулисами — а жаль…

Открылась средняя дверь в фойе, и в зрительный зал заглянул ассистент режиссера Вестхаузен. Хористки тут же вскочили, застучали каблучки, зашуршали платья. Ассистент режиссера встретил эту пеструю стайку возбужденным шепотом.

— Эй, потише там! — заорал на него режиссер. — Можно ли в таком бедламе руководить творческим процессом?! Что случилось, Вестхаузен?

— Я пришел за дамами из хора, — извинился ассистент режиссера, покраснев, как рак. — Для баркаролы за сценой. Я несколько раз приглашал их — ноль внимания!

— Как же, слышали они ваши увещевания по внутреннему радио, сидя в зрительном зале! — вспылил Краних. — Стареете вы, Вестхаузен. Не способны даже позаботиться о нормальном ходе репетиции и тишине.

Ассистент режиссера весь съежился, втянул голову в плечи, как побитый пес, и забормотал что-то о совместной ответственности за спектакль и о том, что он, дескать, не нянечка в детском саду.

— Проваливайте отсюда и посмейте только хоть раз нам помешать! — оборвал его сетования Краних, перейдя тем самым все мыслимые пределы грубости в этом театре.

Вестхаузен открыл было рот, желая что-то сказать в свое оправдание, но передумал и, сильно хлопнув дверью, удалился в фойе.

Дирижер Гломбек, позволивший оркестру короткую передышку, а сам нервно постукивавший по пульту своей палочкой, оставил это занятие и раздраженно спросил:

— Пойдем мы наконец дальше? У меня нет ни малейшего желания ночевать в театре!

— Вы полагаете, что у меня оно есть? — прозвучал из громкоговорителя металлический голос Краниха. — Пройдем еще раз финал. Фрау Бордин на месте? Вондри, то, что вы держите в руках, не веник, а шпага. И двигайтесь, пожалуйста, соответственно. Мерц — пораскованней, поэлегантней, если можете! А то бегаете по сцене, как дачник с ведром картошки на участке. Прошу остальных владельцев садовых участков не обижаться.

Раздались умиротворяющие ритмичные звуки баркаролы, и Мансфельд снова попрощалась с занявшими свои привычные места коллегами. Бордин появилась своевременно, обменялась несколькими репликами с Вондри-Гофманом и вновь удалилась. Тенор забыл вернуть после перерыва шпагу Мерцу и решил оставить ее у себя до следующей фехтовальной сцены. Однако толстяк-баритон, из упрямства слепо придерживавшийся указаний режиссуры, был с этим не согласен. Он отнял шпагу у Вондри, с тем чтобы несколько секунд спустя с изящным полупоклоном вновь вручить ее Мерцу.

Режиссер ерошил свои волосы обеими пятернями. Позади него в зрительном зале кто-то захихикал.

— С меня хватит! — прошептал Маркус. — Пойду поищу Позера и Штегемана. И выпью стаканчик минеральной, у меня во рту все горит.

— Это все от здешнего воздуха, — Краус тоже встал. — Я с вами. Осторожно! — Он придержал сиденья кресел, чтобы они не хлопнули. — Все равно скоро перерыв.

Короткий громкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел, и Вондри с исполнителем роли Шлемиля, которые вступили в поединок на и без того слабо освещенной сцене, оказались в полнейшей темноте. Дирижер громко выругался, музыканты оставили свои инструменты, чтобы поглазеть, что там, наверху, произошло. Режиссер так и подскочил на месте.

— Да что это сегодня, все с ума посходили! Что опять такое… Осветители!

Несколько секунд тишины. Потом медленно-медленно, как при замедленной съемке, в правом верхнем углу декорации появилось багровое лицо щекастого электрика с заплывшими глазками — эту картинку выхватил луч прожектора со второго яруса.

— Не волнуйтесь, не тревожьтесь, это у меня всего-навсего пробки полетели, — нараспев, как это и положено истинному саксонцу, проговорил он. — Сейчас вкрутим, все будет в ажуре, — и его лохматая голова пропала.

Маркус, бог весть что подумавший после этого хлопка, едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.

— Пойдемте отсюда, капитан, — проговорил со смешком лейтенант Краус, утирая слезы с глаз. — Не то я лопну от смеха.

В фойе два парня в узких вязаных брюках и длинных, по колено, замызганных свитерах весело болтали о чем-то с пареньком, державшим в руке сумку с пивными бутылками. Боковой проход, который вел от гардероба для публики назад, к сцене, был совершенно пуст, но оттуда гремел голос разгневанного режиссера, сопровождавший их до самой лестницы. У будки вахтера стоял Позер, покуривая с важным видом и беседуя с низеньким седоватым мужчиной, костюм которого, сшитый по моде первой трети века, висел на нем, как на вешалке. Маркус его прежде в театре не встречал. Судя по тому, как пожал плечами Краус, он — тоже.

Когда криминальмейстер заметил их, то поспешил погасить сигарету, сделал пожилому мужчине знак подождать и пошел им навстречу.

— Есть новости, — сказал он с нескрываемым удовлетворением.

Все трое вошли в пустую комнату администратора.

— И важные притом, — многозначительно подчеркнул он.

— Выкладывайте.

Позер указал большим пальцем в сторону седовласого мужчины, наблюдавшего за ними сквозь застекленную дверь.

— Это реквизитор и мастер-оружейник Вуттке, — сказал он. — Он несколько недель пробюллетенил, но лежать дома в постели ему надоело, вот он и притащился на генеральную репетицию. Забавный тип, считает, что без него не обойдутся.

— Ближе к делу.

— Вуттке — он при театре больше сорока лет — сразу обнаружил, что в реквизиторской и оружейной комнатах не все в порядке. Не хватает некоторых предметов, довольно дорогих. Например, пары дуэльных пистолетов восемнадцатого века, подвесной керосиновой лампы, нескольких инкрустированных шкатулок в серебряной окантовке, — криминальмейстер посмотрел на Маркуса со значением. — Все предметы — ручной работы.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к нашему делу, — покачал головой Краус. — Мы здесь расследуем убийство и… — Он вдруг умолк и хлопнул себя ладонью по лбу. — Какой же я осел… Исчезнувшие кожаные портфели!

— Вот именно, портфели! — кивнул Маркус, нахмурив брови. — Но вы не так уж не правы, Краус. Во-первых, мы не знаем, находились ли украденные вещи в портфелях. А во-вторых, — он постучал указательным пальцем по груди лейтенанта, — никому не известно, есть ли связь между смертью главного режиссера и этими портфелями.

— А что еще в них могло быть? — удивился криминальмейстер. — И разве не из-за них пострадал Вечорек?

— Хорошо, примем это во внимание. Предположим, на Вечорека напали из-за украденных вещей. И дальше что? Никакой вор не потерпит, чтобы награбленное им уплыло в чужие руки. Достаточно веская причина, чтобы оглушить и вывести из игры осветителя, да? — Маркус вопросительно посмотрел на долговязого лейтенанта. — Или вы другого мнения?

Краус прищурил глаза, задумался ненадолго и улыбнулся.

— Хотите загнать меня в угол, капитан? Вы не хуже меня помните о разговоре, который мы слышали в кабинете режиссера.

Маркус ответил улыбкой на улыбку.

— Вы меня раскусили, Краус. Один — ноль в вашу пользу. При желании из этих немногих деталей можно было бы сконструировать нечто вроде правдоподобной версии… Но об этом позднее, в присутствии обер-лейтенанта Штегемана.

Он уже не улыбался, глядя через застекленную дверь на бледное лицо старого реквизитора, на его впалые щеки и лихорадочно блестевшие глаза.

— У него больной вид, — сказал он, обращаясь к Позеру. — Ему лучше всего поскорее вернуться домой. Попытайтесь уговорить его. Список исчезнувших предметов в настоящий момент не столь уж важен, он может составить его и попозже. Но для подстраховки переговорите с его помощником…

— Между прочим, как чувствует себя Вечорек?

— Сидит с перевязанной головой на своей постели в больнице и ругается, как сапожник. Сестры с трудом удерживают его в палате — сбежать хочет.

— Хотя бы одна приятная новость, — пробормотал Маркус и прислушался к негромкой музыке и пению хора где-то за сценой. Хор звучал удивительно слаженно.

— Да, чуть не забыл, капитан, — с виноватым видом сказал Позер. — Ноты, которые режиссер Штейнике якобы забыл на репетиционной сцене, лежали в его комнате на письменном столе. Обер-лейтенант в курсе дела. Он сейчас у Штейнике.

— Вот оно что… Значит, решил меня обмануть… Но с какой целью?

Из динамика в коридоре послышался несколько шепелявый голос ассистента режиссера:

— Технический персонал вызывают на сцену для перестройки декораций. Скоро конец второго акта… Повторяю, технический персонал просят на сцену.

— Пошли отсюда, — сказал Маркус. — Сейчас набежит народ. Позер, проследите, чтобы реквизитора доставили домой. Теперь, надеюсь, все выходы перекрыты?

— Не сомневайтесь.

— Так что похититель портфелей не сможет пронести их незаметно?

— Если он уже не пронес их, теперь не пронесет!