Западня на сцене - Герхард Шерфлинг

Ясное дело, это не Кики… Пожарные, черт бы их побрал! Дай бог ноги!.. Он швырнул сигарету в окно, помахал руками, «выгоняя» дым, пробежал на цыпочках по сцене и шмыгнул за занавес. Звук шагов пропал, но вот он слышен снова, совсем близко, кто-то идет прямо по сцене.

Вечорек слегка отодвинул занавес. Перед окном стоял мужчина; фуражка с блестящим козырьком, погончики на плечах, военизированный мундир.

Пожарный, наверное, принюхивался к запаху у окна, он пробормотал что-то недовольно, со стуком захлопнул окно. Потом прошел к двери, как бы собираясь уйти, — и вдруг все помещение залило ярким светом.

Вечорек, скорчившись за занавесом, пригнулся как можно ниже и на четвереньках пополз к составленным в углу столам. В самом углу, за горкой составленных вместе круглых подиумов, лег на пол. Дело дрянь!.. Одна надежда, что пожарный не станет раздвигать столы и стулья. Не то скандала не избежать, и одна-единственная сигарета обойдется ему никак не дешевле пятидесяти марок. Плюс выговор от шефа… Не хватало только, чтобы сейчас появилась Кики…

А пожарный пошел прямиком к занавесу, и Вечорек явственно слышал, как он зашуршал по полу, когда тот дернул. Электрик лежал, затаив дыхание, едва ли не вжавшись в пол. Сквозь ножки кое-как составленных стульев увидел начищенные до блеска сапоги… И еще кое-что углядел Вечорек: два пузатых, битком набитых портфеля, почти новых с виду. Они стояли за приставленной к стене декорацией на металлических планках. И никто их, конечно, увидеть не мог. Если не лежал, как он, Вечорек, на полу… Вот так история.

Почему бы пожарному не пройти дальше — или он что-нибудь заметил? У Вечорека появилось неприятное чувство, его словно начали одновременно покусывать сотни муравьев. Как тут лежать, не шевелясь! Вдобавок его раздражал запах недавно натертого пола, вот-вот он чихнет!

И когда он уже думал, что больше не выдержит, сапоги повернулись на месте и исчезли из его поля зрения. Свет погас, хлопнула дверь.

Можно размяться — какое удовольствие. Вечорек поднялся, потянулся, несколько раз глубоко вздохнул. А потом снова присел и щелкнул зажигалкой. В его дрожащем огоньке матово отливала кожа портфелей. Они оказались довольно-таки тяжелыми, и, когда Вечорек подтягивал их к себе, что-то в них позванивало. Кто, черт побери, их сюда задвинул и зачем…

Поставив портфели на стол, он, не в силах преодолеть вполне объяснимое любопытство, принялся возиться с замками. Нет, не открываются. Дьявольщина!

Сунув зажигалку в карман, нащупал там связку ключей.

И снова у него появилось то же чувство, что и недавно в коридоре: будто рядом кто-то есть. Он не шевелился, тщательно прислушиваясь и пытаясь понять, что же могло его спугнуть. Пока не послышался шипящий звук, за которым последовал удар в затылок такой силы, что Вечорек без сознания рухнул на пол…

— Ну, это последний, — сказал обер-лейтенант Штегеман, когда закрылась дверь за декоратором Блехшмидтом. — Остаются еще музыканты и несколько человек из технического персонала, но они вряд ли представляют для нас интерес.

Криминальмейстер Позер, который стенографировал, сидя в углу за курительным столиком, положил карандаш в записную книжку и встал:

— А Вечорек?

— Не тревожься, этот птенчик помечен у меня особым колечком, — улыбнулся Штегеман. — Если вы не возражаете, капитан, я им займусь после генеральной.

Маркус оторвал взгляд от хитросплетений узора на ковре и с отсутствующим видом кивнул. В опросе возможных свидетелей, который Штегеман провел с профессиональной точки зрения безукоризненно, он почти не участвовал, а иногда даже отключал внимание.

Его мысли постоянно возвращались к Клаудии. Между прочим, и к тому, какие последствия для его работы здесь будет иметь их прошлое. Конечно, он отдавал себе отчет и в том, что по сравнению с коллегами находится в куда более выгодном положении. Зная Клаудиу, он был уверен, что она ни при каких обстоятельствах не способна замыслить столь хитроумное преступление. И тем более участвовать в чем-то подобном. Но вправе ли он умолчать об их прошлом?

— …от этой Мансфельд, капитан?

Маркус вздрогнул. Уйдя в себя, он пропустил вопрос Штегемана мимо ушей. К счастью, криминальмейстер опередил его с ответом.

— Я ей верю, — сказал он, подходя к столу, за которым сидел Штегеман. — Своей связи с Пернвицем она не отрицала ни секунды. И по какой такой причине она стала бы врать, утверждая, что незадолго до несчастного случая он к ней заходил и вскоре опять ушел?

— Пожалуй, вы правы, — согласился Маркус.

Подстегиваемый испытывающим взглядом Штегемана, он поспешил добавить:

— И, следовательно, Пернвиц побывал еще у кого-то.

— Да, но у кого? И с кем он мог задержаться? С Крампе, что ли?

— Это вряд ли, — покачал головой Позер. — Если бы подвыпивший рабочий сцены и впрямь столкнулся с Пернвицем, дело в крайнем случае дошло бы до рукопашной, но вовсе не до уголовщины…

— И я так считаю, — кивнул Маркус. — Тем не менее я испрошу у майора Бенедикта разрешение на медицинское освидетельствование Крампе у судебного психиатра. Может быть, тот что-то вытянет из его маловразумительной болтовни.

— Забавно, но во время второго допроса Крампе выглядел куда более испуганным, чем при нашей первой встрече.

— Прошло алкогольное отупление, Позер, — Маркус положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула. — Уяснил хотя бы частично, что ему угрожает.

— Тогда он вовсе не такой болван, каким представляется.

Маркус предпочел не отвечать. Штегеман тоже не откликнулся. Тишину нарушил дребезжащий голос из динамика:

— Добрый вечер, дамы и господа, сейчас девятнадцать часов тридцать минут. Повторяю, девятнадцать тридцать!

— Его часы торопятся на шесть минут, — сказал лейтенант Краус, быстро вошедший в комнату и сразу опустившийся в кресло режиссера… — И, кстати сказать, список присутствовавших в театре в момент несчастного случая можно вышвырнуть в корзину, он и гроша ломаного не стоит!

— Как вас понимать?

— А так, что, кроме театрального подъезда, где проходишь мимо вахтера, есть еще по меньшей мере три возможности войти в театр или выйти из него. И даже полицейские, расставленные у выходов криминальмейстером Позером, не дают нам никакой гарантии, что виновник происшествия не оставил театр много позже.

— Не верю! — вырвалось у Позера. — Одного постового я оставил у актерского входа, другого — во дворе, а третьего у главного входа на Монастырской площади. А сам я, сидя рядом с вахтером, имел преотличнейший вид на всю улицу.

— А вход в столовую? Ну, там, куда завозят продукты? — Лейтенант Краус приподнялся в кресле, взял лежавший перед Штегеманом план здания театра, развернул его. — Вот здесь! — Он указал Маркусу на дверь в полуподвале. — Подъехать к ней можно было через узенький переулок, соединяющий Театральную улицу с Монастырской площадью. — На пути сюда мы проезжали мимо и никакого постового не видели.

Маркус подтвердил, что тоже его не заметил.

— Да, не заметил. Но разве эта дверь не на замке? И не на запоре?

— В принципе да, но не сегодня. Дни-то предпраздничные, и директор столовой с буфетчицей как раз ожидали поставщика продуктов. Ну, разные там напитки, сыры, колбасы, сигареты, пиво — все, что полагается. Они то открывали дверь, то закрывали, а под конец из-за этой трагедии с Пернвицем и вообще о ней забыли. Так что она была открыта до сих пор. Проникнуть в столовую или выйти на улицу — нет ничего проще.

— Безобразие! Как вы могли упустить это из вида, Позер? — накинулся он на криминальмейстера. — Вы и никто другой обязаны были наглухо законопатить все выходы из театра, все лазейки!

— Что я и сделал. И со всеми сведущими людьми переговорил. В том числе и с декоратором Буххольцем. — Позер выдержал взгляд Маркуса, пожал плечами. — Кому и знать, как не ему.

— Опять этот Буххольц!

— Я не могу поверить, что он откровенно лжет нам, — проговорил обер-лейтенант Штегеман, постукивая по столу огрызком карандаша. — Да и кто вспомнит в такой суматохе об этой — как вы выразились — лазейке? Буххольц и иже с ним просто-напросто забыли о ней. Точно так же, как и директор столовой с буфетчицей.

— «Забыли»— терпеть не могу этого словечка, — Маркус едва владел собой. — Однако вы упомянули о трех возможностях, Краус, — обратился он к лейтенанту. — Что там насчет двух оставшихся?

— Эти выходы были перекрыты людьми Позера, однако не раньше, чем через пятнадцать минут после случившегося. — Лейтенант снова обратился к плану театра. — Вот здесь постовые, — он отметил несколько мест на карте крестиками. — Обзор отсюда отличный, вряд ли кому-нибудь, если он только не суперпрофессионал, удалось бы оставить театр незамеченным.

— Хорошенькое утешение!.. Пока появился Позер со своими людьми, неизвестный мог преспокойно уйти пешком, а не то что убежать.