Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

― Я очень этого хочу, ― ответил Хоум, который, все еще боясь поссориться с духами, был бы не прочь от них избавиться.

Организовали 9-дневный молебен. Последний его день приходился именно на столь страшащее 10 февраля. И хотя 9-дневка заканчивалась, Хоум провел день в молитве.

В 11 часов вечера 10 февраля Хоум ложится спать; в полночь бьют настенные часы. Но еще не затих их 12-й удар, как застучали духи, не в дверь, ― это бы ничего, им не открыли бы и все ― но в обычном для них месте: в подножье кровати. Духи были настолько рады вернуться в свое прежнее обиталище, что бесновались всю ночь. Хоум не сомкнул глаз. С рассветом он послал за отцом Равиньяном, который тут же примчался.

― Все в порядке, дитя мое? ― сходу спросил он.

― Все в порядке, отец, ― ответил Хоум безнадежным голосом. ― Они вернулись.

― Могу ли я их услышать?

Достойный проповедник еще не высказал до конца свое пожелание, как духи, словно они почитали за честь ему услужить, начали тарабанить справа и слева, по паркету и потолку.

Отец Равиньян не мог этому поверить.

― Кто-то сидит в соседней комнате, ― сказал он.

Он пошел посмотреть в комнату справа, потом ― в комнату слева. Комнаты были совершенно пусты. Он обратился к молитве, но стало еще хуже. Всякий раз, когда он поминал бога, духи стучали сильней.

― К несчастью, я должен вернуться к себе, сын мой, сказал отец Равиньян; ― но прежде, чем удалиться, я вас благословлю.

Хоум опустился на колени, отец Равиньян его благословил. Но то ли в удовлетворение духов праведных, то ли во гнев духов адовых, в момент благословения стук удвоился. Осенение крестом, казалось, вывело их из себя. Отец Равиньян вышел. Едва заклинатель-проповедник оказался за дверью, как доложили о месье маркизе де Бельмоне ― камергере императора.

Месье де Бельмон прибыл узнать, вернулись ли духи, как они это обещали. Ему достаточно было лишь довериться слуху, чтобы убедиться в их присутствии. Он слышал их стук везде: по всем столам, стульям, креслам и особенно по кровати. У Хоума не было больше мотивов для отказа отправиться ко двору. Рандеву с ним было назначено во дворце Тюильри. И оно состоялось вечером 13 февраля.

Оставим Хоума у подножья парадной лестницы.

С легкой руки Данжо современного нам двора, пошло гулять то, что произошло на этих незабываемых сеансах, о которых столько и так по-разному судачат, и которые навели императрицу на мысль удочерить юную сестру Хоума. Хоум, человек популярный, герой дня, человек необходимый, человек желанный, был, покамест, самым несносным человеком в мире. На следующий день после выступления в Тюильри, блистательного во всем, что было показано, вновь появился аббат Равиньян.

― Все в порядке, сын мой? ― спросил он Хоума.

― Все в порядке, отче, ― ответствовал Хоум безнадежным голосом, ― я могуществен как никогда!

― Не надо было ездить в Тюильри.

― Разве я мог отказаться?

― Там вами обуяла гордыня.

― Пожалуй, так; признаю. Сомневались, и я захотел доказать.

― Вам нужно запереться и не открывать никому, кем бы он ни был, не слушать и не слышать.

― Невозможно. От этого я сойду с ума.

Отец Равиньян ушел, на все махнув рукой. Он перестал разбираться в том, что происходит, если только не происходило чего-нибудь сверхъестественного. После него прибыл граф де Комар. Это был большой друг графа Браницкого, шурин принца де Бово. Он посоветовал послать за другим священником. Хоум послал за аббатом де Г…

Аббат де Г… поспешил прийти. Молва о знаменитом Хоуме докатилась и до него; он был в восторге от возможности его увидеть. Хоум сказал посетителю о совете, какой сам получил от аббата Равиньяна. Аббат де Г… пожал плечами.

― А почему бы вам не лечь в гроб, не мешкая? ― парировал он.

Между тем, развлечение набирало обороты. Как мы сказали, императрица пожелала заняться воспитанием сестры Хоума. И он решил, несмотря на подверженность морской болезни, сам отправиться за сестрой. Уехал в Америку 21 марта, вернулся оттуда 21 мая. Два месяца, день в день минуло с тех пор, как он покинул Францию. Этот стремительный отъезд, который истолковывали разными причинами, кроме истинной, вдвое усилил парижское любопытство. В салонах только и говорили, что о Хоуме.

Он получил 23 декабря телеграфную депешу с приказанием явиться в Фонтенбло, где находился король Баварии. Там воплотилось в жизнь видение его матери: ее сын ― за одним столом с императором, императрицей, королем и великой герцогиней.

В конце мая он снова утратил могущество: духи простились с ним, сказали, что так нужно для его же здоровья. Но через месяц, в конце июня, когда он собрался в Константинополь, когда были сделаны прощальные визиты, уложены и заперты дорожные чемоданы, когда у леди Гамильтон, принцессы Баденской, он простился с ее высочеством, его духи вернулись и объявили, что он не едет в Константинополь. И в самом деле, на следующий день врачи предписывают ему воды Бадена вместо вод бухты Золотой Рог.

Хоум едет в Баден и дает там шесть сеансов: один для короля Вюртемберга, три для прусского принца Альберта, один для принца из Нассау, один для принцессы Бютерской.

Французский двор находился в Биаррице, и Хоум постоянно получал от него телеграфные приглашения. Но его мощь так же, как и расположение к нему, стали иссякать. Якшание с коронованными особами породило недобрую зависть к нашему магу; о нем пошли странные сплетни, и Хоум почел за благо для своего достоинства ретироваться. Он вернулся в Париж к графу Комаровскому, у которого оставался до января 1858 года. В то самое время он получил известие, что одна старая англичанка, умерев, оставила ему шесть тысяч ливров пожизненной ренты. Только старых англичанок могут осенять такие идеи!

Хоуму были сделаны и предложения двором Гааги. Ближе к 10 января он отправился в Голландию. В этой стране к нему вернулось могущество в небывалых размерах; но он так его расточал, что снова заболел. Тогда духи бросили его, угрожая стать крайне несносными, и на этот раз, наказывая его, не сказали, когда вернутся.

Вскоре Хоум едет в Париж, встречается с врачами, которые предписывают ему, не теряя ни минуты, перебраться в Италию. Он задерживается в Париже только на время ― мало-мальски утрясти текущие дела, и отправляется в Рим. Там, наслышанный о нем, граф Кушелев пожелал, чтобы мага ему представили. Хоум на это согласился. Он потерял способность внушать страх, но сохранил способность нравиться. Через месяц посещений дома состоялась помолвка Хоума и сестры графини Кушелевой. Но праздновать свадьбу решили только в Санкт-Петербурге. С этого дня Хоум вошел в дом и уже рассматривался как шурин. Он был вместе с графом и графиней в Неаполе и Сорренто, во Флоренции и Париже, где я повстречал его, играющего как простой смертный и даже как большой ребенок с Сашей, Синьориной, Мышкой и Черепахой в салоне отеля «Трех Императоров».