Ботфорты капитана Штормштиля - Евгений Астахов

«Но ведь не зря же в письме было указано: бросить с волнореза, вправо, подальше... — Тошка задумался. Глянул на ботфорты, потрогал руками голенища. — Да, дело становится серьезным... Получу ли я еще хоть один ответ от того, кто пишет мне письма и подписывается «капитан Штормштиль»? И придет ли когда-нибудь разгадка этой невероятной истории? Ведь рассказать — никто не поверит, смеяться будут...»

Он медленно спустился с волнореза. В сгущающейся темноте ярко вспыхивала мигалка, словно хотела подбодрить: «Веселее гляди, шкипер Тошка! Ветер крепчает, полный вперед, старина!»

Правильно — полный вперед! Стоит ли вешать нос из-за первых неудач? В конце концов запутанные и трудные дела в жизни тоже могут кончиться отлично. Не хуже, чем в книжках о Пепино-Ягуаре и его бесстрашных друзьях.

Бобоська уйдет от Скорпиона, вернется в школу, и они опять будут вместе ловить ставридку под причалами Старой гавани.

А когда начнут греметь январские штормы, они после школы станут прибегать на пустынный берег и долго бродить по нему в надежде найти какую-нибудь удивительную диковину, выброшенную на мокрую, холодную гальку развоевавшимся морем. Может, это будет спасательный круг с иностранного судна, или пустой ящик из-под виски, или пробковые поплавки с обрывком сети, или просто дохлый дельфин.

А потом можно будет спрятаться от сырого пронизывающего ветра где-нибудь за скалой. За той самой, с кольцом, похожим на обкусанный бублик, к которому чалил свою фелюгу контрабандист Дурмишхан.

И Тошка сочинит про него песню. Хорошую песню. И Бобоська скажет: «Ты поешь лучше шарманщика с Турецкого базара. И песни у тебя мировее. Спой теперь про того капитана, ну, как его, Штормштиля, что ли...»

Тошка, конечно, ничего не рассказывал Бобоське о славном капитане «Фантазии». Еще чего доброго, смеяться начнет. Но песню о нем спел. Бобоське она понравилась.

— Если, когда вырастешь, станешь писателем, — сказал он, — ты только про моряков сочиняй и про море. Все остальное — чешуя!..

Тошке даже показалось, что Бобоська стал относиться к нему как к равному, когда узнал, что он умеет сочинять песни. Причем не хуже, чем шарманщик.

Настроение у Тошки исправилось окончательно. Он уже верил, что брошенная им бутылка приплывет куда надо. Как это получится, он не мог понять и полностью полагался на море и на того, кто подписывался именем Штормштиля.

Перед тем как вернуться домой, нужно было снять в подвале ботфорты. Не то мама начнет допытываться:

«Откуда они у тебя? Не дай бог, не взял ли ты их у кого-нибудь без спросу? Ах, это ужасное влияние улицы!..»

И так далее, и так далее.

При одном воспоминании о тех словах, которые говорит ему обычно мама, Тошка поежился и поспешил поскорее пробраться в подвал. Он снял ботфорты, разыскал припрятанные сандалеты, надел их. Посидел на банкетке, прислушиваясь к тишине. Хорошо бы сейчас, — подумал он, — засунуть руку в трухлявое нутро этого аристократического диванчика и неожиданно нащупать там полированную шкатулку, полную драгоценностей. Нитки отливающего перламутром жемчуга, кольца с бриллиантами, кроваво-красные рубиновые браслеты и изумруды в тяжелой платиновой оправе, зеленые и прозрачные, как морская вода... Он отнес бы шкатулку в милицию и сказал бы дежурному лейтенанту: «Здесь фамильные драгоценности графа Артура де ля Робиньяка. Я нашел их в подвале, внутри дырявой банкетки. Они оцениваются в семь миллионов франков. Но я отдаю их вам даром. Дайте мне только шесть тысяч рублей. Они необходимы для того, чтобы спасти одного человека. Спасти от рабства! Это очень хороший человек, но, к сожалению, я не имею возможности назвать вам его имя...»

Тошка ткнул пальцем в линялую атласную обивку. Она с легким треском расползлась. Натыкаясь на расшатанные пружины, он долго копался в банкетке. В ней не было ничего, кроме пыли. Тошка вытер испачканные ладони о зеленое сукно ломберного столика и вздохнул.

Да, Артур де ля Робиньяк ничего не оставил на Тошкину долю. Он наверняка нашел для своих изумрудов более надежное место. Если только они у него были...

На следующий день Тошка пришел в Старую гавань.

— Что, завтра в школу? — спросил его боцман.

— Да, в школу.

— Это хорошо. Друзей много будет, весело жить станет. Уроки когда кончаться должны?

— В полвторого.

— Приходи после школы. Покажу, как самодур делать. Скоро крупная ставрида пойдет, ловить станем.

— Хорошо, приду

Тошка давно мечтал половить на самодур. Это не то, что таскать мелочь, сидя под причалами Старой гавани. На самодур ловилась крупная рыба, по полкилограмма и больше. Снасть эта довольно простая: метров пятьдесят толстой лески из конского волоса или месины, поводок с крючками и на конце литое, похожее на сигару, грузило. К стерженькам крючков красной ниткой привязывают кончики пестрых индюшиных перьев, и самодур готов.

— Ловить надо знать как, — поучал Тошку Ерго, ловко подвязывая крючки. — Один тихо гребет, другой пробует: опустил самодур, мало поднял, опять опустил. Нету, нету, ничего нету. Так будет, пока на стаю не нападешь. А как на стаю наткнулся, тогда — раз! — ударила ставрида. Один, другой ударила. Выбирать самодур не спеши! Хороший рыбак десять-двенадцать штук за раз вытаскивает. Есть ставрида — бросай весла, спускай второй самодур. На густой стае два-три часа таскать можно. Рука устанет.

Тошка подавал боцману крючки и слушал. Море, громадное, теплое и ласковое, слегка покачивало привязанную к свае лодку.

— Хорошая погода стоит, — сказал Ерго. — И еще дня два, может, тихо будет. Потом дождь с моря придет.

Тошка посмотрел из-под руки на горизонт. Откуда боцман взял, что будет дождь? По голубому высокому небу тянулись пушистые перья облаков. Со стороны волнореза кильватером шли фелюги. Впереди, как всегда, «Черная пантера», за ней две другие. Воронье крыло ее паруса нависало над водой — фелюга шла с сильным креном.

— Бродят жулики! — неодобрительно буркнул Ерго.

Но Тошка не слышал боцмана. Между вторым и третьим причалом, метрах в двадцати от берега, покачивалась бутылка. Длинное горлышко, запечатанное сургучом, желтая соломенная оплетка! Бутылка Штормштиля!

Тошка молниеносно сбросил брюки и рубашку, и не успел Ерго крикнуть свое: «Ты куда, олан?!» — как он уже был в воде.

— Опять бутылка! — развел руками боцман. — Для чего тебе нужны эти бутылки?

— Это очень важно, Ерго! Когда-нибудь я расскажу вам все. А сейчас извините меня, я должен уйти. Это очень важно! Только дайте мне ваш бебут. Я пробку вытащу.

Натянув штанины на мокрые ноги, Тошка побежал домой. Добравшись до банкетки, он сунул в нее пустую бутылку и стал читать письмо. Знакомый, угловатый почерк, твердая рука морского волка.

«Команда клипера «Фантазия» шлет привет своему другу из Старой гавани!

Бразильское течение удачно подбросило твою бутылку под самый форштевень «Фантазии». Впередсмотрящий заметил ее на рассвете и, выловив, разбудил меня. Дела принимают крутой оборот, старина! Негодяй, ограбивший твоего друга, должен понести заслуженное наказание. Для начала узнай, куда должен был Бобоська отнести кожаное пальто. Выясни, кто является заказчиком и что ему известно о заказе. Обо всем сообщи мне незамедлительно, тем же испытанным способом — с помощью бутылочной почты. Бутылку бросай по-прежнему с волнореза, вправо. Держи связь с Бобоськой, ему сейчас трудновато одному, бедняге.

Насчет капитана Борисова не беспокойся, я помню о твоей просьбе и как только услышу о нем что-либо, ты первый узнаешь об этом, дружище.

Привет малютке Кло! Я рад, что ты подружился с нею. Команда «Фантазии» шлет тебе свои наилучшие пожелания.

Штормштиль.

30 августа. 41° южной широты, 25° к западу от Гринвича. На траверсе острова Гоф».

Тошка засунул руку под обивку банкетки и вытащил бутылку. Это была явно не та бутылка, в которой он получил первое письмо. Тоже от ямайского рома, но горлышко чуть покороче, а сама попузатее. Тошка повертел ее в руках. От бутылки пахло затхлым нутром банкетки и еще сургучом.

«Проще всего передать привет Кло, — подумал Тошка. — Она сидит со мной за одной партой. А вот все остальное куда сложнее».

Он невольно вспомнил Кло. Правда, в школе ему, конечно, приходилось называть ее Таней. Только один раз Тошка оговорился. На уроке алгебры. Сказал ей:

— Какой у тебя ответ, Кло?

Сказал и вздрогнул от этого «Кло», и даже прикусил себе кончик языка. Рука его дрогнула, и по странице расплылась чернильная клякса. А Кло глянула на него большими голубыми глазами и, чуть улыбнувшись, ответила:

— Два а квадрат плюс бэ.

«Какие у тебя красивые косы. И глаза...» — Это Тошка хотел сказать. Но не сказал, конечно. Разве такое скажешь?