Танки на мосту! - Николай Далекий

Так проехали мы оставшиеся до моста километры. Утро было ярким, сверкающим, но многое я видел точно в тумане. Были сделаны еще две или три умышленные остановки. Теперь я знал причину — «капитану Павлову» нужно было прибыть к мосту за 15—20 минут до появления у реки гитлеровских танков, а они задерживались, видимо, не могли с Ходу пробить нашу оборону.

Гитлеровская авиация свирепствовала позади нас и где-то впереди, за рекой, видимо, нанося удары по подходившим к реке советским войскам. Нас самолеты обходили стороной, но однажды звено бомбардировщиков подлетело близко, и один из них начал снижаться, пикируя на нас.

— Ни с места!! — заорал «капитан Павлов», выпрямляясь и поднимая руку с пистолетом. — Сидеть на машинах! Пулеметы к бою!

Это был ужасный момент. Обе машины остановились. Зульфия закрыла лицо руками, низко пригнулась. Володька, приготовившийся было прыгать из машины, застыл, перенеся раненую ногу через борт.

— Огонь, капитан! Огонь!! — закричал он не своим голосом.

Но волкодавы огня не открыли, хотя стволы их пулеметов были направлены в сторону самолета. Они сидели, втянув от страха головы в плечи, мучительно искривив лица. «Капитан Павлов», непреклонный, с приоткрытым ртом стоял, смотрел на приближающийся самолет и словно сознательно подставлял свою грудь под вот-вот посыплющиеся с неба пули. Самолет как бы изумился, испугался его бесстрашия, задрал кверху крыло с черным крестом, отвалил в сторону.

— Капитан, почему не открыли огонь? — строго спросил майор.

— Что же вы не стреляли, олухи царя небесного?— почти одновременно крикнул Володька, впившись глазами в губы «капитана».

— А зачем его дразнить? — скаля зубы, ответил за «капитана» «старший сержант». — Вам, товарищ майор, жизнь надоела? Сбить бы не сбили, а он и те два нам так бы всыпали, что только мокрое место осталось бы.

— Столько пулеметов... — недоумевал Володька.

У меня вопросов к «капитану Павлову» не было. Всё , объяснялось просто. Летчикам было приказано не бомбить три грузовика, если находящиеся на них бойцы не прыгают с машин, не разбегаются в стороны при приближении самолетов, а, изготовив оружие к бою, остаются на своих местах. В тот первый раз, когда бомбы рвались близко, одна за другой по шоссе, и самолет, сбрасывающий их, шел прямо на грузовики, — нервы «пограничников» в самый последний момент не выдержали, они начали прыгать на землю, разбегаться. Да и сам «сверхчеловек», очевидно струхнул, растерялся, поддался панике. Гитлеровский летчик понял свою ошибку, когда бомба была уже сброшена...

Да, вопросов у меня не было, но когда «капитан Павлов» озабоченно взглянул на часы, я сказал, словно считая нужным по-дружески напомнить ему кое о чем:

— Товарищ капитан, так можно и опоздать...

И снова быстрый, испуганный взгляд на меня, и снова в ошалелых глазах немой вопрос: «Кто ты?»

Мне удалось бросить еще одно семя сомнения в душу «капитана» несколько минут позже, когда высоко в небе, почти над нами, вдруг вспыхнул скоротечный воздушный бой. Два остроносых ЯКа свалились на девятку «юнкерсов» и сразу же зажгли один из них. Зульфия увидела черный шлейф дыма, тянувшийся за бомбардировщиком, и захлопала в ладошки, завопила радостно: «Сбили, сбили!»

— Черт... — с досадой пробормотал я, впрочем достаточно громко, чтобы «капитан Павлов» мог слышать.

Тотчас же сопровождавшие бомбардировщиков «мессершмитты» напали на наших истребителей, точно хотели заклевать их на лету. Один наш самолет, оставив маленький беленький зонтик, камнем пошел к земле, другой вывернулся замысловатым росчерком, ушел в поднебесье. «Мессершмитты» шныряли вокруг медленно опускавшегося на парашюте летчика, полосовали его нитями трассирующих пуль. Я наблюдал эту картину, стараясь придать лицу выражение плохо скрываемого злорадства, знал, что «капитан» боковым зрением следит за мной. Кажется, получалось. Я не без удовольствия думал о том, какой ералаш возникает в голове «сверхчеловека». Это увеличивало мои шансы на победу, хоть и ненамного. Малейшее сомнение, сама мысль о возможной ошибке, какую он допустил, сочтя меня за советского агента, неизбежно, как бы тому ни противился «капитан Павлов», притупляла его бдительность.

Я все еще не терял надежды, что возникнет какая-нибудь удачная для меня ситуация — машины задержат на КПП или их остановит какой-либо решительный командир. Тогда я крикнул бы: «Немцы! Это переодетые немцы, проверьте документы!» Пусть «капитан Павлов» стреляет в меня, но я буду кричать до последнего, привлеку внимание, и «сверхчеловек» будет вынужден еще до прибытия к мосту ввязаться в бой. Но такого удачного случая не выпадало. Нам навстречу проносились машины, шли, рассыпавшись по обочине, бойцы, однажды промелькнула эмка — я даже не разглядел, кто в ней. Пограничников не задерживали, они не вызывали подозрения, у них свои дела: держать границу позади линии фронта; ловить гитлеровских шпионов, диверсантов. «Капитан Павлов» знал, в какую форму одеть себя и свою группу.

И вот впереди нас мост...

Я его видел позавчера, когда меня везли на такой же полуторке в Беловодскую. Конечно, я особенно не приглядывался к нему, но в памяти осталось впечатление, что он не очень-то велик. Однако с тех пор, как Макс рассказал мне о плане гитлеровского командования, я столько думал об этом мосте, так к нему стремился, что, став мостом моих надежд, страхов, отчаяния, став моей судьбой и судьбой многих дорогих мне людей, он постепенно вырос в моем воображении до гигантских размеров. А он был деревянным, с невысокими перилами, длиной метров в шестьдесят — семьдесят, не больше...

Наша машина выехала на мост, и толстые доски настила загудели под колесами. Машина шла медленно, я сидел спиной к кабине и не оглядывался, но догадался, что впереди, задерживая нас, движутся повозки. Повозки были и позади нас — те же узлы и чемоданы, заплаканные дети с испуганными глазами и женщины, шагающие рядом.

«Капитан Павлов» вертел головой, зорко поглядывая вокруг. Поглядывал он и на меня, однако, я с деланным равнодушием смотрел назад, стараясь не проявлять ни своего интереса к мосту, ни своей тревоги, как будто был уверен, что «сверхчеловек» сделает всё, как надо, и мне беспокоиться на этот счет нечего. Володька сидел рядом, уронив тяжелую голову на мое плечо, храпел богатырским храпом. Зульфия задумчиво и грустно смотрела на воду. Майор открыл глаза и, точно проверяя свою память, произнес: «Река Равнинная... Да, это Равнинная». Три человека на машине, три моих друга, но ни один из них не сможет помочь мне. Это было, пожалуй, самым ужасным.

«Пограничники» оживились, завозились с оружием, сидевший напротив меня громила нервно облизал губы, взглянул на меня испытующе. Я ответил едва заметным одобрительным кивком: «Приехали, приятель...»

Как только мы выехали на бугор, «капитан» приказал свернуть влево и, удалившись метров на сто от шоссе, машины остановились рядышком. «Пограничники» быстро соскочили на землю и разбились на две группы. Я увидел, что каждый третий из них держит в руках ручной пулемет Дегтярева с примкнутым диском. Запасных дисков было много, по два-три у каждого в вещевом мешке. Судя по всему, они приготовились к длительному, упорному сражению. Неужели «капитан» решил внезапно напасть на саперов и с боем захватить мост? Нет, на это он не пойдет, пожалуй. Он придумал что-то похитрее...

«Капитан Павлов» не терял времени даром. Он приказал Зульфии собрать имеющихся вблизи раненых и пообещал, что, как только у нее будет все готово, отправить обе машины с ранеными в тыл. Девушка побежала к повозкам на шоссе, голенища сапог нелепо болтались на ее тонких ногах. Я проводил Зульфию глазами, мысленно прощаясь с нею, с ее лицом, с ее удивительными глазами. Я был уверен, что никогда больше не увижу ее.

На машине осталось пятеро: я, спавший сном праведника на моем плече Володька, раненый майор с искусанными в кровь губами, убитый гитлеровец и «старший сержант», которому было наказано стеречь меня как зеницу ока, и в случае, если я попытаюсь разговаривать, немедленно заткнуть мне глотку. Сделав необходимые распоряжения, «капитан» повел большую группу своих солдат туда, где советские бойцы, кто в нательной рубахе, кто голый по пояс, рыли окопы. Только восемь волкодавов, кажется, самых крупных и сильных, остались невдалеке от машины. Я начал будить Володьку, легонько толкая его локтем. Мне нужно было, чтобы он отвлекал внимание «старшего сержанта» и дал мне этим возможность хорошенько осмотреться.

Еще когда мы въезжали на взгорок, я заметил невдалеке От моста по правую руку от меня блиндажик и стоявшего выше бойца с биноклем. Очевидно, это был пункт саперов, заминировавших мост и ожидавших приказа взорвать его. Теперь я увидел три противотанковых пушки: одну за шоссе и две в той стороне, куда ушел «капитан». Может быть, их было больше, но я не мог долго глядеть по сторонам и к тому же меня интересовали в первую очередь саперы-подрывники и то, как просматривается с их пункта дорога на запад, откуда должны были появиться танки гитлеровцев.