Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

Пролог

Лето 1919 года было трудной порой для Советской страны. На подступах к центральным ее губерниям, к Москве, Петрограду больше года не стихали бои. Белые армии захватили Север России, почти всю Белоруссию, почти всю Украину, значительную часть Средней Азии, Кавказ, Закавказье, Сибирь, Дальний Восток. Повсеместно не хватало хлеба, одежды, топлива. Замирали заводы. Болезни, голод косили людей. Гражданская война становилась все более ожесточенной.

Слова эти — «гражданская война», а значат они, как известно: «вооруженная война классов, война внутри государства», — тут, впрочем, не очень точны.

С первых дней существования нового государства началось вмешательство в его дела других стран. Деньги, советники разного рода, оружие щедро предоставлялись ими сторонникам прежней власти. Потому-то они и поднялись, сплотились.

Одним из центров, где происходило это сплочение, оказался степной, южный край с городами Новочеркасском, Ростовом-на-Дону, Александровском-Грушевским, Таганрогом — Область войска Донского. Ее коренным населением было казачество, в основной своей массе потомки беглых крепостных крестьян. Русской Вандеей теперь этот край называли. Полки его — Донская армия — действовали в составе Вооруженных сил Юга России совместно с так называемой Добровольческой армией, подчинялись общему их командованию.

Ой, ты батюшка, славный тихий Дон,Ты кормилец наш, Дон Иванович.Про тебя идет слава добрая,Слава добрая, речь высокая.Как бывало, ты все быстер бежишь,Ты быстер бежишь, все чистехонек.А теперь ты, Дон, все мутен течешь,Помутился весь сверху донизу, —

поется в одной из старинных казачьих песен.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Рубеж

Первого августа 1919 года части 40-й стрелковой дивизии 8-й армии Южного фронта красных, с севера наступавшие на Область войска Донского, заняли Бутурлиновку. Бой за овладение этим городом шел двенадцать часов. К концу его силы дивизии исчерпались. Нач-див-40 Матвей Иванович Василенко, кадровый военный, в прошлом подполковник царской армии, один из не так уж многих советских командиров тех лет, имевших за плечами курс Академии Генерального штаба, трезво оценив обстановку, приказал перейти к обороне всем полкам дивизии, которая занимала теперь рубеж, простиравшийся от Бутурлиновки до Новохоперска. Восемьдесят верст холмов, низин, лугов, лесов, кустарников, чересполосицы крестьянских пашен! На штабных картах, изображенный двойной сплошной линией, этот рубеж выглядел вполне внушительно. В действительности же красные части, лишь кое-где успев наспех отрыть окопы, цепочками караулов стояли только у околиц хуторов и деревень, у дорог, и долгие версты отделяли такие островки один от другого. Точных данных на тот момент, несмотря на все расспросы и архивные изыскания, автору обнаружить не удалось. По косвенным данным он полагает, что бойцов и командиров тогда в дивизии было от четырех до семи тысяч, вместо пятнадцати по штату, и, примерно, столько же нестроевых лиц, причем как раз накануне наступления на Бутурлиновку полки получили секретный приказ за подписью начдива-40:

«Запас гранат в складах дивизии всего 400, и пополнения скоро не предвидится за отсутствием запасов в армии. Запас патронов не превышает 400 тысяч, и опять-таки штабармом-8 приказано в день выдавать всего по 10 патронов на человека и по 40 на пулемет, что составит 150 тысяч патронов в день на всю дивизию. Категорически приказываю командирам полков прекратить расход патронов и особенно снарядов, открывая огонь только с близкого расстояния и по верным целям, и вместе с тем прошу командиров понять, что, расходуя много патронов и снарядов, они сами ведут дивизию и полки к гибели, так как в один тяжелый день окажется, что дивизия не будет иметь ни одного патрона, и люди разбегутся…»

Впрочем, только ли в патронах, снарядах была нужда?

«355-й полк. Недостаток обмундирования, много разутых и раздетых» — это из донесения комиссара полка политотделу дивизии.

«356-й полк. Хлеб доставляется несвоевременно и плохого качества. Мясо покупают у местного населения, которое продает по твердой цене неохотно. Красноармейцы разуты и раздеты, приходится без шинелей ночью лежать в цепи…

1-й заградотряд. Все без шинелей, и много босых. Недостаток продовольствия…

358-й полк. Всего в полку 315 человек совершенно босых, и от усиленного похода по скошенным полям и кочкам ноги разутых красноармейцев болезненно пухлы, и они выбывают из строя…»

Конечно, притом политкомы, как чаще называли тогда комиссаров, сообщали:

«355-й полк. Настроение красноармейцев бодрое. Поведение в бою отличное. По просьбе красноармейцев был повторен спектакль-митинг „Борьба за волю“.

359-й полк. Отношения красноармейцев с крестьянами товарищеские…

354-й полк. Необходимы бумага и карандаши. Нужна литература. Много интересующихся астрономией, географией и историей».

И в том же донесении:

«... Пойман пленный 4-го Мигулинского полка, с которого снят допрос. Получены следующие сведения. Против нашей дивизии действуют 4-й Мигулинский, 79-й, 1-й, 2-й, 50-й, 51-й и другие полки… 15 тысяч казаков при 30 орудиях. Масса офицерства. В каждом полку по 12 пулеметов…»

Противник, хотя и был выбит из Бутурлиновки, не прекращал наскоков конными разъездами, вылазок пешими отрядами, с особым упорством повторяя их то на правом — у села Ново-Архангельского, то на левом — у деревни Бурляевки — флангах дивизии.

Так — в «активной обороне», как говорилось в приказе начдива-40, - прошли на этом участке красного Южного фронта сутки, затем еще одни, начались третьи — 4 августа 1919 года.

В сотне метров от неширокой дуги недавно вырытого окопа горел костер. Неяркий красноватый свет выхватывал из темноты десяток красноармейцев. Двое из них, караульные, присев на обрубок поваленного осокоря, положив на колени винтовки, покуривали. Остальные тут же, у костра, спали, подмостив сена, травы. Ночь выдалась теплой. Землянка никого не приманивала.

Еще четверка бойцов находилась в секрете у проезжей дороги, в восьмистах шагах от этого места.

Застава у Терехова, крошечной станции на железной дороге Бутурлиновка — Таловая, была тыловой. Линия фронта пролегла от нее в двадцати верстах южнее. Примерно столько же оставалось отсюда до Таловой, где стоял штаб дивизии.

Время тянулось медленно, неторопливо вился разговор.

— …Я подбежал: «Дяденька, на! Ты вот сейчас обронил». Что думаешь? Он первым делом плеть поднял, потом уже в седле ко мне обернулся.

— И забрал?

— Взъярился: «Марш отседова!»

— Это потому, что он в тебе иногороднего признал.

— Слушай, — продолжал тощий, со впалыми щеками, совсем еще молодой красноармеец. — «Ты, говорю, кисет доставал, кошелек твой выпал». Он меня плетью — ж-жах! «Будешь указывать, что у меня откуда упало!»

— Эка ты!

— Я бежать. Потом гляжу: кошелек-то старый, а денег в нем полтора рубля.

— Тогда на это погулять было можно.

— Еще бы…

Второй красноармеец, уже лет под сорок, с крупными чертами лица, босой, в рваном крестьянском кафтане, сказал:

— Обиделся, вишь, что перед иногородним растеряхой предстал.

— Да какая там ему была разница!

— Не говори. Я с малых лет по станицам. Батрачили. И батька, и сам я… У них, тебе скажу, если свадьба, то сперва у жениха да невесты по неделе гуртуются, потом по другим дворам идут. И вот послушай: чеп бьют. Кол такой. Кто его последним ударом в землю вколотит, тот и вино на гулянку в этот день всей компании ставит.

— Кто же его будет вколачивать? — изумленно и весело взглянул на напарника молодой красноармеец.

— Будет. И опосля до последнего гроша выложится. Честь! Дружков угостить, стариков, станичного атамана. У них свой — так свой. Зато ты вот, ну я приду, и что ему ни говори — не поверит. Для него коли не казак, так и не человек вовсе. Как отрезано.

— У-у, — глухо донеслось из темноты. Молодой красноармеец вскочил на ноги:

— Голос чей-то?

— Сова, — не отрывая глаз от костра, ответил его напарник.

— В поле роса, а пыль на дороге сухая, теплая. Мыши гулять выходят. Сова — тут как тут.

Молодой красноармеец свернул цыгарку, раскурил ее от головешки.

— Пойду, — он кивнул в ту сторону, откуда донесся глухой звук. — Огонька отнесу ребятам.

— Дуй, — согласился напарник. — Еще помрут, не куривши…

Шаги парня затихли вдали.

Костер догорал. Темнота становилась гуще. Караульный, ссутулясь, вглядывался в язычки пламени, пробегавшие по раскаленным углям.

В той стороне, куда ушел красноармеец с цыгаркой, послышались ругань, крики, затем приближающийся топот.