Серебряная лоза - Олли Бонс

был он будто вовсе и не рад, что получил хороший заказ. Но почему, мальчишка никак не мог взять в толк.

Они возвращались домой, кажется, целую вечность. Мастер не спешил, бережно прижимая к груди шкатулку. Он то и дело сторонился, пропуская встречных прохожих, а прежде чем перейти дорогу, долго глядел по сторонам.

Движение в городе было не то чтобы оживлённым, но время от времени мимо катили тележки и механические экипажи, плюясь паром. Ничего не мешало пробежать между ними, но старик каждый раз выжидал, чтобы стало совсем пусто.

И лишь когда за ними захлопнулась дверь дома, мастер прислонился к стене и с облегчением прикрыл глаза.

— Папа! Папа, что случилось, где вы были? — кинулась к отцу Грета, уже возвратившаяся домой.

— Ты не поверишь, — расплылся в улыбке мальчишка. — Мы получили такой заказ! От самого правителя!

— Чему радуешься, дурак? — устало сказал мастер. — Ты ещё не понял? Это верный билет на тот свет.

И поскольку хвостатый стоял в недоумении, раскрыв рот, мастер пояснил:

— Ты услышал, наверное, что нам сулят награду, и больше ни о чём не думал. А если мы не управимся к указанному сроку, как думаешь, что будет?

— Ну… вернём, наверное, шкатулку, и её отдадут другим мастерам. Или попросим, чтобы дали ещё время, разве нет? — спросил мальчишка неуверенно.

— Головы нам тогда не сносить, вот что, — ответил ему мастер и понёс шкатулку к своему рабочему столу.

— Но ведь ничего такого нам не говорили, — удивлённо произнёс хвостатый и посмотрел на Грету.

Девушка тоже поглядела на него, заламывая пальцы, и в сером её взгляде читалась тревога. Затем она заспешила к мастеру.

— Неужели всё так плохо, отец? Ты думаешь, вы не успеете? Сколько у вас времени?

— Работа сложна, — ответил тот, осторожно поднимая крышку, — но поглядим. У нас есть месяц. Ковар, иди-ка сюда!

Никогда до этого мальчишка не видел такого механизма. Такого тонкого и сложного — и такого отталкивающего.

Внутри шкатулки что-то билось, подрагивая и хрипя. Оно было неровным, как крупный булыжник, и сделанным из стали и стекла. Хвостатый ожидал, что увидит по меньшей мере серебро.

Поверхность этого странного предмета едва заметно поднималась и опадала — видимо, благодаря гибким сочленениям крошечных деталей. Было видно, как за стеклом ходил маленький поршень, прогоняя по трубкам, местами стальным, местами прозрачным, зеленоватую жидкость. А на передней стенке располагалась замочная скважина, правда, сам ключ отсутствовал.

И звучала мелодия, рваная, спотыкающаяся, негромкая. Прежде её не пускала наружу плотная крышка.

— Мерзость, — сказала Грета. — Что это такое?

— Это механическое сердце, — ответил ей отец, не отрываясь от созерцания содержимого шкатулки.

Затем мастер придвинул ближе настольную лупу в бронзовой оправе и поглядел через неё.

— Странный какой-то подарок матери ребёнку, — хмыкнул хвостатый.

— Думается мне, это больше, чем просто шкатулка, — ответил мастер, понижая голос до шёпота. — Ходят слухи, что у господина Ульфгара…

Тут в дверь застучали.

— Кто бы это мог быть? — встревожился мастер, опуская крышку и накрывая шкатулку чертежом, лежавшим тут же на столе. — Открою.

За дверью обнаружился Гундольф, уже в обычной одежде, не в форме.

— Мне бы с Коваром переговорить, — сказал он. — Я ведь по адресу?

И он поглядел через плечо мастера Джереона — сперва на Грету, немного растерянно, а затем перевёл взгляд на хвостатого.

— Ты знаешь этого парня? — спросил мастер у своего ученика.

— Да, мы родом из одних мест, — кивнул тот. — Только…

— Входи, — тут же пригласил Гундольфа хозяин мастерской, — но чтобы недолго. У нас есть дело, которое не терпит отлагательства.

Ковар подошёл, всё ещё чувствуя обиду и не зная, что скажет. Но Гундольф сам заспешил объясниться.

— Слышь, ты прости, что я тебе нагрубил, но ты ж сам понимать должен, как в городе относятся к твоему племени, — извиняющимся тоном сказал он. — Отец вот использовал старые связи, пристроил меня на службу. С низов, правда, но всё лучше, чем на болотах. Я сейчас за что угодно вылететь могу, и болтать с хвостатыми мне никак не пристало. А ты ещё и при моих товарищах подошёл, так что выбора у меня не было. А как освободился, я сразу тебя разыскал, нетрудно было. Ты-то как поживаешь? Вижу, пристроился, куда хотел.

— Для меня всё сложилось удачно, — ответил хвостатый. — Вот только мать и отец так и не простили — да ты знаешь, наверное.

— Догадывался, — ответил Гундольф. — Они совсем уж угрюмыми стали, и слова от них не услышишь. Но у них всё шло хорошо, когда я в последний раз их видел. Когда же это было, погоди-ка… пожалуй, что перед зимой. Ну а что твой волк, разыскал его?

— С волком не получилось, — коротко ответил хвостатый. — Так ты сейчас при дворце живёшь?

— Ну, если это можно назвать дворцом. Ага, там, в казармах. Пока что мы улицы патрулируем, за порядком следим, ничего серьёзного. Но, может, дослужусь и до охраны правителя! Слышь, а что у вас за дело с правителем? А то у нас слухи уже ходят всякие.

— Что за слухи? — спросил хвостатый, с подозрением глядя на старого знакомого. Мало ли зачем тот пришёл на самом деле?

— Да вот, будто бы у правителя Ульфгара, — понизил голос Гундольф, — железное сердце, и раз в семь лет он ищет мастера, который бы его подлатал. А после этого мастеру отрубают голову.

Грета, невольно услыхавшая эти слова, ахнула, и Гундольф виновато обернулся к ней.

— Да это ж слухи только, — повёл плечами он. — Ерунда, наверное. Ведь кусок железа в груди не заменит живой плоти. Да и как бы господин Ульфгар жил без сердца в то время, когда его чинят? Ну, так говорят те наши, которые поумнее.

— И правильно говорят, — встрял в беседу мастер Джереон. — А о нашем деле мы болтать не можем, да и оно совершенно другое. И вот что, ребятки, поговорить ещё успеете, у нас тут работа не ждёт. Главными новостями обменялись, и будет пока.

— Ну, я пойду тогда, — кивнул Гундольф. — Рад был повидаться. Если на улице встретимся, ты уж извини…

— Понял, делаем вид, что незнакомы.

— Точно. А если можно, я сюда буду иногда заглядывать.

Посмотрел он при этом почему-то на Грету.

— Заглядывай, — согласился хвостатый. — Я буду рад.

Когда дверь за Гундольфом закрылась, мастер провернул ключ на два оборота и зашаркал к столу. Он сгорбился и прямо на глазах постарел.

— Во что же мы ввязались, — негромко произнёс он, качая головой. — Вот об этом я тебе и твердил, мальчишка. В этом мире безопаснее быть ремесленником, а не творцом.

— Отец,