Малая психиатрия большого города (пособие для начинающего психиатра) - Самуил Бронин

В общении мрачноват, тяжеловесен, говорит растягивая слова, с неким внутренним напряжением; движения замедленные, вязковатые, иногда — скованные. Рассказывает о себе лаконично, не вполне объективно — тон, независимо от содержания высказываний, пессимистический. Кое-что: в частности ревность и импотенцию — скрыл. Жалуется на «нервность» — особенно в последнее время, после перемены места работы: принимает все чересчур близко к сердцу, стал более «мнителен» и тревожен, предполагает, что начальство относится к нему недоброжелательно, боится невыполнения плана (С).

Набл.86. Юноша 17 лет, сын предыдущего лица. Мать, прежде спокойная, общительная, в последнее время «невротизирована»: вначале — импотенцией мужа, затем — развившейся у нее гипертонией, которую врачи «считают почечной»; надлежащим образом не обследовалась.

Роды с щипцами. В детстве «слабенький», не переносил вида крови, падал в обмороки. Мочился по нескольку раз за ночь, хотя мать поднимала его через определенные промежутки времени; с годами недержание мочи стало реже, окончательно прошло лишь недавно. Долго грыз ногти. Не смог привыкнуть к детскому саду, безутешно плакал — его перестали туда водить. Дома — послушный, привязчивый, охотно играл во дворе, но обычно с одними и теми же детьми, числом не более двух-трех — такими же спокойными, как он сам. Учеба давалась легко, но при повышенных нагрузках, особенно во время экзаменов, возникали тупые головные боли. Дома занимался мало, хотя в классе всякий раз волновался, что недостаточно выучил урок, боялся, что вызовут. Увлекается радио, собирает радиоприемники.

С середины 10-го класса «посерьезнел». Вспоминает, что в какой-то момент отчетливо ощутил в себе перемену сравнительно с прежним: «все стало не так», «все по-другому почувствовал». Однажды, гуляя в лесу, вспомнил какой-то запах, связанный с детством, и «стало невероятно грустно, что оно прошло». Ему вообще свойственна теперь печаль, она возникает без видимой причины: «грустно и все тут» — такое настроение может длиться неделю. В 10-м классе стал комсоргом и решил «сплотить класс», считая его «недружным». В конфликтах между учителями и классом начал демонстративно становиться на сторону последнего. Увлекся в это время обществоведением, затем — книгами по философии и физике, «заинтересовался» теорией относительности. Летом, забыв об остальном, готовился к поступлению в институт, переутомился — возобновились головные боли, повторился обморок от вида крови. Обследовался стационарной военно-врачебной комиссией, был освобожден от службы в армии в мирное время с диагнозом «вегетососудистая дистония». Учится в вечернем техническом вузе, работает лаборантом.

Несколько медлителен, говорит размеренно, задумывается над ответами, ни один вопрос не оставил без внимания, серьезен, положителен в беседе. Немного наивен в своей откровенности, прямодушен, прямолинеен, порой — с оттенком меланхоличности. Не любит шума, толпы, например — праздничной демонстрации. В малознакомой компании ему особенно скучно, он предпочитает поговорить наедине по душам с товарищем. Сентиментален, готов заплакать среди фильма. Любит правду, отстаивает ее — часто вопреки преобладающей точке зрения. Отмечает у себя свойство не доводить до конца намеченное, склонен поверять замыслы бумаге и тем и ограничивается. Изобрел новую схему радиоприемника, но так и не удосужился построить его; записывается в кружки, но вскоре перестает посещать их. Девушками не увлекается (С).

Вначале о сыне. У него в детстве очевидный симптомокомплекс «органической невропатии»: с ночным недержанием мочи, обмороками, головными болями, провоцируемыми умственным напряжением. Психическое состояние его в последние два года достаточно сложно и двойственно. Оно как бы состоит из эпилептоидной и шизоидной составляющих, находящихся, та и другая, в состоянии декомпенсации. От шизоидии здесь: протрагированная субдепрессия юношеского возраста с оппозиционизмом, разлаживающимися отношениями со сверстниками, отдалением от них, дистанцированием от класса, который воспринимается как «недружный», нуждающийся в исправлении и сплочении. Отсюда же — самый наивный и незрелый интерес к общим проблемам мироздания и их «философскому» переосмыслению: в основе этого явления всегда лежит стертый дереализационный синдром с легким налетом недоумения, «попытками разобраться» в изменившемся восприятии окружающего. Отметим также неспособность к завершению начатого и неразвитость полового влечения. От эпилептоидных и «органических» стигм здесь: возобновление головных болей, обмороков, легко возникающие состояния экзальтации, слезы при просмотре фильмов, состояния почти религиозного обращения: когда он в одно мгновение становится иным, «более серьезным», наконец — молниеносный, пронизывающий «запах прошлого» с особенно острым ощущением бренности земного и уходящего в небытие прошлого. Такая «остановка времени», с невероятным, взрывным расширением умственного кругозора и таким же ускорением мыслительных процессов, с озаряющей ретроспекцией прожитого, свойственна, говорят, умирающим (что трудно проверить) и эпилептикам. Нечто подобное испытал, если верить легенде, Магомет, страдавший эпилепсией: у него как-то опрокинулся кувшин и он — вода еще не успела пролиться — за ускользающе короткий миг обозрел всю поднебесную и себя в ней (ссылаюсь здесь на Д. А. Аменицкого). Участие латентной эпилепсии (эпилептоидии) в генезе данного состояния тем более убедительно, что ему предшествовал «запах детства», представляющий собой в данном случае подобие ауры, особого состояния психики: это психический пароксизм, протекающий при ясном сознании, но на фоне измененного восприятия себя, мира и течения времени. Впрочем, разделять эпилептоидию и шизоидию здесь можно лишь схематически — в применении к больному эта попытка выглядит искусственной: обе патологии выступают и звучат у него как бы синхронно и согласованно.

Отец страдает сезонными периодическими депрессиями с ипохондрией и сенестопатиями, с «темными» болевыми ощущениями, «кардиалгиями», по поводу которых он не раз и безрезультатно обследовался у терапевтов. По характеру он пасмурен, неразговорчив, неоткровенен, уделяет общению с людьми лишь свободное от других занятий время. Он ревнив и скрывает свои подозрения, но временами «взрывается» и тогда учиняет жене «безобразные» сцены. Он медлителен, тяжеловесен, с вязкими движениями: особенности его моторики, медлительность психических процессов схожи с таковыми у резидуальных органиков. (Ипохондрики вообще часто производят такое впечатление: они стоят особняком в галерее психопатических типов, тяготея внешне то к шизоидному, то к «органическому» кругу патологии.) До недавнего времени этот характер оставался целен и неизменен — с достаточной обоснованностью можно было говорить лишь о периодической депрессии, атипичной циклотимии у «сложного, мозаичного психопата». Из этой формулы выпадает «надлом личности», изменения, происшедшие в нем в самое последнее время: депрессии его удлиняются, полностью теперь не проходят и меняют содержание — прежде ипохондрические, сосредоточенные на себе, они обращаются теперь на окружающих, обрастают наметившимися идеями отношения. Соответственно этому он, до того тождественный себе, не меняющийся с годами, самодостаточный, становится иным — неуверенным в себе, мнительным и зависимым в отношениях с людьми, «теряет почву под ногами»: с ним совершается перемена, схожая с той, какую сын претерпел в значительно более раннем возрасте.

Характерно, что оба занимаются радиолюбительством. «Ручной» характер увлечений, второго призвания, свойствен, кажется, именно этой промежуточной группе: от шизоидии у этих изобретателей — поиск нового, оригинального, от эпилептоидии — практические навыки, потребность собственноручно претворить в жизнь свои замыслы. Оба эти начала как бы соревнуются между собой за главенство в психике, за власть над субъектом психопатии — латентная шизофрения обычно «берет верх», и тогда ее победу можно проследить по эффективности труда больных: они перестают завершать начатое. Сын, как мы видели, постоянно этим отличался, отец перестает работать в депрессиях, но в ремиссиях способности доделывать приемники не утрачивает и по окончании депрессивных фаз неизменно возвращается к своему хобби: «только им и живет», со слов жены. (Он, правда, ничего еще не заработал своим радиолюбительством: дарит свои изделия или разбирает их, чтобы построить новые, но тут уж ничего не поделаешь — вечный двигатель, сидящий в нем, давно уже обособился от первой и заключительной фазы всякой общепринятой трудовой деятельности: обсуждения и затем получения оговоренного гонорара и заработка. Он работает из любопытства и удовольствия, что само по себе останавливает на себе общее внимание.)