Заложник зла - Рэйвен Дарк

ему истечь кровью, а затем похоронил под шестью футами песка в милях от здания клуба. Это было жестоко, но это было то, чего от меня ожидали.

Бандиты сохраняют власть, которой мы обладаем, потому что люди знают, что происходит, когда они выводят нас из себя. Вы не заработаете такую репутацию, играя хорошо. Сострадание — это слабость для человека в моем положении, а слабость — это смерть. Будь она кем-то другим, я бы вывел ее на задний двор и всадил пулю ей в череп.

И все же…

Как бы сильно я ни хотел убить ее за ее поступки, в ней есть что-то такое, что удерживает меня от этого. Это не потому, что она спасла Кэпа, и не из-за связи, которая каким-то образом установилась между нами после этого поступка, потому что я не в первый раз щажу ее. Она проникает мне под кожу, но это нечто большее. Что бы это ни было, это заставляет меня хотеть вырезать это из себя, и это заставляет меня еще больше злиться на нее за то, что она вызвала это во мне.

— Я должен убить тебя, — шепчу я. Я обвиваю рукой ее затылок, позволяя моей власти над ней утонуть. Затем я позволил своему языку коснуться ее уха, почувствовав ее восхитительную дрожь в ответ. Мой член дергается, и я почти толкаю ее на колени и трахаю в горло прямо тут. — Я должен вздернуть твое великолепное тело и трахать тебя в задницу, пока я буду душить тебя.

— Что ты собираешься сделать? — выдавливает она. Паника и гнев горят в ее глазах.

— Все, что мне, блядь, заблагорассудится. Ты принадлежишь мне. Ты, кажется, все время забываешь об этом. Я намерен довести урок до конца.

Ее темные глаза становятся огромными. В них скапливается влага. — Как? — её голос тверд, но в нем также слышатся хрипы. Я вижу это в ее глазах, вижу, как она наблюдает, как связь между нами испускает свой последний вздох.

Я убираю руку с ее плеча и отступаю назад, застегивая брюки и ремень. — Мы разберемся с этим позже. Одевайся.

От замешательства ее брови хмурятся. Нервная надежда наполняет ее глаза. Она не может понять, что мешает мне убить ее, и она смеет надеяться, что я не просто жду лучшего времени, чтобы покончить с этим.

Она рычит себе под нос и трясущимися руками застегивает штаны. Натягивает топ на грудь, скрывая идеальные бледные холмики, которые я сосал несколько минут назад, из поля зрения. Расправляет огромную рубашку Страйкера достаточно сильно, чтобы разорвать ткань.

Она злится на меня, но, наверное, еще больше злится на себя за то, что ее поймали с этим кошельком. Ярость, исходящая от нее, делает меня твердым как камень. Мне понадобится все, что у меня есть, чтобы не затащить ее в туалет и не вонзиться в нее, пока она не закричит.

— Вы двое задержались достаточно долго, — говорит Страйкер, когда мы присоединяемся к нему и Рэту за столом. Он и Рэт едят гамбургер и картошку фри, сидя с одной стороны кабинки.

Я жду, пока Эмма проскользнет с другой стороны к окну, а затем присоединяюсь к ней. Моя Дикая Кошка бросает на меня ошеломленный взгляд, как будто она предпочла бы быть где-нибудь в другом месте, а не втискиваться в кабинку со мной. Она вытирает глаза, смахивая слезы, опустив плечи, с тоской глядя в окно.

Хорошо, что она вытерла слезы, иначе я мог бы слизать их с ее щек.

Я намеренно кладу руку ей на плечи и небрежно откидываюсь на спинку сидения. Когда я предупреждающе сжимаю ее бедро, она натягивает улыбку, которая выглядит физически болезненной, и наклоняется ко мне.

Рэт и Страйкер оба наблюдают за нами. — Что там произошло между вами двумя? — с интересом спрашивает Рэт, наклоняясь вперед с ухмылкой. Он смотрит на Эмму. — Что ты сделала на этот раз?

Страйкер тоже наклоняется к нам.

Эмма качает головой.

На этот раз я с ней согласен. — Позже, — говорю я им обоим.

Страйкер пожимает плечами и подзывает официантку. Женщина ставит две тарелки с гамбургерами и картошкой фри для нас, черный кофе для меня и кока-колу для Эммы. Страйкер благодарит ее с ухмылкой. Она краснеет и убегает.

Как только официантка уходит, Страйкер смотрит в окно, кажется, погруженный в свои мысли, и не прикасается к тому, что осталось от его картошки фри. Его бургер съеден только наполовину.

Все в его поведении не так. Страйкер обычно отвергает все, что вы ставите перед ним, и обычно он преследовал бы меня за каждую деталь того, что Эмма сделала, чтобы вызвать напряжение между нами.

— Что тебя гложет, чувак? — спрашиваю я его, макая жареную картошку в кетчуп, который прилагался к еде.

— Ничего, я в порядке. — Он берет свой кофе и выпивает половину.

Я наблюдаю за ним секунду, не купившись на это. По какой-то причине он смотрит на Эмму, и его лицо становится белым. Он с трудом сглатывает.

Рэт хмурит брови, переводя взгляд к окну. — Ты не очень хорошо выглядишь, Страйк. Ты же не собираешься наброситься на меня, правда?

Страйкер со стуком опускает свою чашку. Блюдце трескается. — Я пойду проверю, как там моя малышка. — Он встает на ноги и уходит. Я смотрю, как он тащится через стоянку к гаражу, хотя на починку его байка уйдет по меньшей мере еще час.

— Что это значит? — спрашиваю я Рэта.

— Я понятия не имею, — говорит Рэт, звуча так же взволнованно, как и я, когда он смотрит, как он уходит через плечо. — Он, наверное, просто разозлился из-за своего байка. Он любит свою девочку.

Но я могу сказать, что Рэт убежден в этом не больше, чем я.

Я переключаю свое внимание с моего лучшего друга на другое осложнение — женщину, которая без энтузиазма ест рядом со мной.

В течение следующих получаса, пока мы едим, она бросает на меня беглые взгляды. Я вижу это в ее глазах; она все еще пытается понять, почему я сохраняю ей жизнь.

Хотел бы я знать ответ.

Но я также вижу кое-что еще в ее глазах, когда она смотрит в мои, ища милосердия, которого она не найдет, страх перед тем, что с ней случится, когда я решу разобраться с ней за