Заложник зла - Рэйвен Дарк

знал, что ты не такая хорошая девочка, какой притворялась. Я знал, что ты просто маленькая грязная штучка.

Медленно он вынимает пальцы, растягивая мой оргазм, когда он трет мой клитор. Я беспомощно корчусь. Это связано с тем, что только что произошло, мой собственный грех омывает меня потоком. Лицо пылает от стыда, я снова пытаюсь оттолкнуть его руку и вывернуться.

Молча, стиснув зубы, Спайдер одной рукой хватает меня за затылок, удерживая на месте.

— Я еще не закончил с тобой, — другой рукой он быстро расстегивает ремень и расстегивает штаны, — моя очередь.

— Спайдер…

— Закрой свой рот.

Затем он притягивает меня к себе, руки скользят вниз.

О, нет…

Он засовывает руки мне в штаны и трусики, обхватывая мой зад.

Я вздрагиваю, рефлекторно убирая руку за спину, намереваясь остановить его, прежде чем он почувствует там что-то, чего не должно быть.

Слишком поздно.

Его ладонь накрывает бумажник.

Глава 6

Грех и стыд

Спайдер

Как только я нащупываю кожаный бумажник, засунутый сзади в ее трусики, я замираю как вкопанный.

Даже с моими гормонами, бушующими, как ад, и превращающими меня в пещерного человека, и даже с моим членом, твердым до боли, очевидные выводы немедленно щелкают в моей голове.

За те три недели, что я знаю эту женщину, я был осторожен, не давая ей доступа ни к чему, что могло бы облегчить побег. Она уже доказала, что уйдет при малейшем шансе, и я все еще не знаю, куплюсь ли я на то, что она позвонила в этот пансион только для того, чтобы найти свою подругу. Или что она не обманула меня, заставив позволить ей работать, чтобы она могла убежать. Я избегал давать ей деньги или что-нибудь, чтобы сохранить их, проверяя ее после каждой смены, чтобы убедиться, что она не скрывает от меня. Кожаный бумажник, засунутый между ее трусиков и задницей, может быть только одним, и есть только один способ, которым она могла его получить.

Медленно вытаскивая бумажник из ее брюк, я наблюдаю, как ее лицо вытягивается, как румянец покидает ее щеки. Если и были какие-то сомнения, то выражение ее лица и то, куда она спрятала бумажник, служат подтверждением.

Я подношу бумажник к ее глазам, ничего не говоря, позволяя его виду говорить самому за себя. Ожидая, что она попытается оправдаться.

Эмма отворачивается, опустив плечи. Она облизывает губы.

Что ж, она умна, надо отдать ей должное. Она не говорит, не умоляет и не пытается оправдываться. Я ненавижу себя за то, что мне нравится ее сдержанность, то, как она стоит тут, ожидая неизбежных последствий, которых, как она знает, ей не избежать. Она напугана, но сдержана, и это немного ослабляет гнев и предательство, пылающие у меня внутри.

С моими все еще расстегнутыми штанами, мой наполовину твердый член все еще заключен там, я открываю бумажник. Это тонкий черный кожаный бумажник, мужской бумажник, не тот, что у нее был бы, даже если бы я позволил ей его купить. Я вытаскиваю из него несколько сотен, потирая купюры между пальцами.

Эмма переводит взгляд на меня, наблюдая с побежденным видом. Вина играет на ее лице, и я замечаю, что она не смотрит мне в глаза, ее взгляд прикован к деньгам.

Я кладу деньги обратно в бумажник и кладу их в карман, и ее глаза закатываются, голова с мягким стуком откидывается на стену. Я лишил ее единственного средства к спасению, и я вижу, как она все это теряет. Она в ловушке, и это вызывает у меня болезненный прилив триумфа.

Я прижимаюсь к ней, прижимая ее к стене, одной рукой хватаю за плечо, другой прижимаюсь к стене рядом с ней. Она вздрагивает, ее лицо отворачивается, как будто ей невыносимо смотреть на меня.

— Ты всего лишь маленькая воровка, не так ли? — тихо рычу я.

Она еще ниже опускается по стене, как будто тяжесть вины давит на нее. Ее челюсть сжимается от гнева. Слова причиняют боль, и я нуждаюсь в них с шокирующей интенсивностью.

— Я должен отдать тебе должное, ты находчива, — шепчу я ей на ухо. — Когда тебе удалось стащить его у него?

— Что ты собираешься сделать? — бормочет она.

Я улыбаюсь страху в ее голосе. Это бальзам против ее предательства.

Хорошо, я знаю, что гнев, бурлящий у меня внутри, не имеет смысла. Я чудовище, она это знает, и я обращался с ней так, как монстр обращался бы со своей женщиной. Но я также обращался с ней так, как мужчина должен обращаться с вором, который пошел против Бандитов, когда он не убивает ее.

— Что я тебе говорил, что случится, если ты попытаешься сбежать? Хм?

Затем ее взгляд устремляется на меня. Ее лицо бледнеет. Укол раскаяния пронзает мой гнев, и я подавляю его. Она знает, кто я такой, и она знает цену за то, что бросила мне вызов. Это путь, который она сама для себя выбрала.

— Ты заковал меня в цепи и порезал, — рычит она. — С помощью ножа. Чего ты ожидал от меня? Что я встану на колени у твоих ног с пивом и благодарностью?

Если бы я не был так зол, я бы рассмеялся. Я и так собираюсь заставить ее сделать это сейчас. Женщина обычно такая податливая и покорная, что, когда она вдруг вот так отстреливается, это восхитительно. В ней есть тихая сила, которая одновременно заставляет меня хотеть сломать ее и уважать за это. Требуется усилие, чтобы удержаться от улыбки, чтобы одарить ее невозмутимым взглядом, который ничего не дает.

— Так ты собираешься убить меня сейчас. — Она выпрямляется, вызывающе, как будто сталкивается с неизбежным.

Я ненавижу, что мой ответ является немедленным и громким — Да. — Как Сержант По Оружию МК Дьявольские бандиты, я должен защищать клуб от любой угрозы. Поддерживать уважение других членов равносильно, и это означает, что я должен быть безжалостен с теми, кто идет против нас. Я должен быть, и я буду.

Три года назад, через четыре года после того, как меня повысили до Сержанта По Оружию, член конкурирующего клуба попытался украсть партию оружия. Драгон поймал его и передал мне, ожидая, когда я совершу возмездие.

Я сделал то, что должен был сделать. После того, как я повесил его в той же камере, где держал ее, в подвале Каспера, я выпотрошил его, дал