Совпалыч - Виктор Солодчук

Они познакомились в институте. Были походы в кино, экспедиция на байдарках в компании одноклассников, чай на кухне. Мама не одобряла Алешины прогулки, и когда Варя звонила, легко могла сказать, что сына нет дома.

— Я — мать, — говорила она, — и лучше знаю, что тебе нужно. Занимайся математикой и выбрось девочек из головы.

Мама всегда называла ее — «девочки». Варю ничуть не задевало такое отношение, и однажды она сообщила Алеше, что выходит замуж за одноклассника-байдарочника. Что событие не особо огорчило Клейна, в то время увлеченного теоремой Ферма.

— Он очень способный мальчик, — хвасталась мама, беседуя на тесной кухне с подругами, такими же служащими пыльной конторы. — Весь в отца, — обязательно добавляла она чуть тише, чтобы не слышал спящий в соседней комнате сын.

В этот момент под различными предлогами подруги обычно расходились по домам, не без основания предполагая, что вскоре хозяйка начнет наливать себе сама, выпьет несколько рюмок подряд, и станет плакать.

Через три года Варя развелась с байдарочником и уехала в Новую Зеландию. Подругам она рассказывала, что познакомилась по Интернету с каким-то сорокадвухлетним производителем овечьей шерсти, и тот предложил ей виртуальные руку и сердце. Она всем так и говорила «руку и сердце». Перед самым ее отъездом, они случайно встретились в переулке Гвидо Фон Листа.

— Понимаешь, ты умный, — сказала Варя, когда Клейн предложил не спешить с замужеством и возобновить отношения. — И необычный. Только так себя ведешь, что кажется — нет для тебя таких понятий как «любовь», «нежность», «преданность», «счастье». Или, там, «судьба», — глаза Вари наполнились слезами, а ее и без того крупноватый нос распух и покраснел. — Ты весь математический. Прощай.

И она его поцеловала. В щеку.

Дома Клейн включил компьютер и ввел в строку поиска слова «любовь», «нежность», «преданность», «счастье», «судьба». Спустя секунду, Интернет выдал тошнотворный список:

Два тинэйджера занимаются любовью на задней парте — (3 видеоролика)

Озабоченная хозяйка и ее преданный дог — (10 фотографий)

Нежная японская домохозяйка и сантехник — (20 фотографий)

Судьба юного барабанщика — бойскаута (2 видеоролика)

Встреча Нового Года во вьетнамском общежитии — (500 фотографий).

Мама неожиданно сделала карьеру, ее пыльная контора оказалась банком, и они переехали из малогабаритной «однушки» в гигантскую квартиру на набережной, из окон которой виднелись подсвеченные башни Кремля. С подругами она теперь встречалась в ресторане, а если и приглашала кого в гости, то никто не спешил домой. Наоборот — все старались остаться ночевать, несмотря на то, что привычка выпить несколько рюмок подряд у мамы осталась. Правда, теперь она уже не плакала и не жаловалась.

Несмотря на давнее знакомство, принципиальный следователь Варя продержал Клейна и Алимова в отделении до утра. Выяснилось, что документы, отданные накануне грабителям с бульвара, только что были найдены на месте квартирной кражи. Потом все как-то безболезненно разрешилось: украденное нашлось, коллегам вернули документы, часы и часть денег. К тому же, Варя превратилась из следователя в добрую знакомую, отстирала от крови рубашку Клейна и выдала им официальный документ, удостоверяющий, что граждане Клейн и Алимов привлекались в качестве свидетелей органами внутренних дел. На прощание она даже поцеловала Клейна и записала телефон на бумажном обрывке.

Домой ехать не хотелось. Было решено зайти к Романову и угостить уволенного коллегу завтраком. Пройдя мимо витрин супермаркета «Шорты. Шторы. Шпроты», они свернули с Малой Лубянки в Варсонофьевский переулок и вошли в арку, ведущую в скворечник двора. Тут у Алимова заныло в желудке. Это ощущение вполне могло быть признаком подступающих неприятностей, и он внимательно огляделся. Окна были темными, кроме одного — на последнем этаже. Во дворе стоял запах столярной мастерской, вдоль стен ровным каре громоздились темные контейнеры для вывоза строительного мусора.

— Сюда, — прошептал Клейн, откуда-то вытаскивая почти целый стул. Приставив стул к стене, он через секунду подтягивался на подоконнике. Алимову ничего не оставалось, как проследовать тем же путем, хотя внутренний голос, пытавшийся его остановить, почти перешел на визг. Первое, что стало неожиданным — изнутри дом был освещен.

— Светомаскировка, — кивнул Клейн на фанерные пластыри на окнах. — Как во время войны.

— Спит Романов, — сказал Алимов, еще раз нажимая на кнопку звонка. — Ну, что, пойдем на улицу?

— Тихо, — прошептал Клейн. — Давай наверх.

Стараясь не шелестеть по мрамору ступеней, они поднялись на последний этаж, откуда микроскопическая чугунная лестница вела к сводчатой двери чердака. Замок был открыт и висел рядом на гвозде.

— Давай на крышу залезем, — нетерпеливо сказал Клейн.

— Слушай, а на работу? Сегодня только пятница.

— Да ладно, у нас есть документ из милиции. Переправим девять часов на девятнадцать, и все дела. Отдохнем денек. Предлагаю погулять по крыше, а как Романов проснется, пойдем пиво пить.

Они продвинулись вглубь чердака, несколько раз свернули в примыкающие галереи, но выхода на крышу не нашли. Клейн подобрал медный вентиль от самовара и пистолетную гильзу, Алимов — затертую почтовую открытку с изображением ангела. На обратной стороне можно было различить расплывшийся текст:

…мной так неожиданно и странно… бесконечно… любить тебя…

P.S. Того, что между нами… очень хочется

— Послушай, — спросил Алимов, пряча открытку, — почему Романова жена бросила?

— Ну, она нормальная, — Клейн пытался осветить окном мобильника длинную анфиладу, открывшуюся за поворотом.

А он нет. За пять лет выше гамма-самца не поднялся. Она все поняла и свинтила.

— Разлюбила?

— Вот только давай не будем все на любовь или нелюбовь валить, — завелся Клейн. — Это слово склоняют во все отверстия, и никто не знает, что оно значит.

— Ладно. Не хочу спорить. Давай возвращаться. Арсений, наверное, проснулся.

— Да ты что? Здесь, может быть, за последние сто лет человеческая нога ступала раз или два!

Коллеги продолжили путь в глубину анфилады. Подножия многочисленных каминных труб багровели свежеотбитой кладкой.

— Ерунда это все, — твердо сказал Алимов.

— Что ерунда? — возмутился Клейн. — То есть, в каком смысле? Видел — какой там висит замок? Случайно закрыть забыли, больше такой возможности не будет.

— Я о любви. Я когда в «Мираже» работал, налюбился по самое не могу. «Мираж» — это банк, куда пароходство морякам зарплату перечисляло, — пояснил Алимов, — а я женам моряков ее выдавал. Представляешь? Каждый день — сотня.

— Чего сотня? — не понял Клейн.

— Сотня жен. Жен моряков. Я по глазам стал определять: у этой — муж два месяца в рейсе, а у той — полгода…

— Да… — мечтательно протянул Клейн. — И что?

— Ну, поначалу весело было. Но потом все в один день закончилось.

— Устал? — участливо спросил Клейн.

— Нет, по-другому все вышло. Было у меня две подруги. У одной муж — капитан, а у второй — старший механик. Первая романтическая была особа: карма, чайная церемония, благовония…

— Знаю таких, — заявил Клейн. — Сто процентов: индийскую народную музыку слушает и мяса не ест.

— Типа того. Замороченная, конечно, но красивая. И что-то подобное она слушала, точно. Но мясо ела. Заботливая была такая, добрая.

— Понимаю, — кивнул Клейн. — Классический вариант — «Женщина-мать зовет».

— Другая была — полная противоположность, — продолжал Алимов. — Такая маленькая, в смысле роста. Худая, но сильная. Я ее называл «».

Алимов остановился и пнул подошвой трубу ближнего дымохода. Пересохшая кладка провалилась, крупные осколки загремели внутри трубы и глухими шлепками отозвались из подвала.

— Тихо, разбудишь всех! Ты только не нервничай, — Клейн поверх очков заглянул в дыру. — Давай, дальше рассказывай.

— Сижу я как-то дома, собираюсь спать. Вдруг звонит телефон. Поднимаю трубу — а там жена капитана. «Ах, — говорит, — сегодня полнолуние, мне так страшно, вчера инопланетяне приснились, боюсь, что-то с Васей случилось». Вася — это мужик ее, капитан. Нормальный такой, я его видел один раз, он потом спиваться начал и таможенником устроился. Дальше, короче, она говорит — приезжай. А мне утром на работу. А она: «Если не можешь приехать, давай помолимся сейчас одновременно, чтобы все было хорошо».

— Что сделаем? — не понял Клейн. — Помолимся?

— Ну да. Элементарно помолимся, чтобы все было хорошо.

— А ты что?

— Мне не сложно помолиться за хорошего человека, — с вызовом ответил Алимов.

— Это как — на брудершафт, что ли помолимся? Так, а дальше что было?