Воспоминания: территория любви - Ирина Александровна Антонова

и не тратя времени, отправилась к Фурцевой и говорю ей: «Екатерина Алексеевна, великое произведение – „Мона Лиза“ – показывается в Японии. А назад будет возвращаться через Москву. Что, если ее остановить, чтобы она наш музей на какое-то время посетила, а? Сделайте такое чудо. Вы же все можете», – неприкрыто льстила я ей.

Но и на самом деле я к Фурцевой относилась с большим уважением. Потому что было за что. Не самый плохой министр культуры на моем долгом веку. Она была человеком дела. Разбиралась ли товарищ министр в литературе, я судить не берусь, но в искусствах пластических, как и многие, мало что смыслила, признаться. Но мне верила и вообще с уважением относилась к мнению профессионалов. Любила что-то сделать интересное, знаковое, решить сложную задачу, да так, чтобы получилось на славу. Я ей рассказала, кто такой этот Леонардо да Винчи, про его шедевр «Джоконда» и какой это будет успех и ее личный триумф, если мы сможем выставить картину в Москве. «Вы даже не представляете, Екатерина Алексеевна, какой это может иметь резонанс», – заключила я. Она выслушала и говорит: «Я попытаюсь». Но если уж быть совсем честной перед историей, то она выразилась так: «Французский посол в меня влюблен. Поговорю с ним, может, во имя любви договорится со своими». Слово Фурцева сдержала. К «влюбленному» французскому послу сходила и поговорила. И он, судя по всему, прекрасной даме не отказал – тоже поговорил с кем требовалось. И все получилось. Через месяц Екатерина Алексеевна позвонила и сказала: «Ирина Александровна, все сложилось. Будет вам ваша „Джоконда“». Но французы выставили условие, что витрина для экспозиции должна состоять из пяти слоев стекла. Еще они обговорили климатические условия – влажность, освещение, температуру. И уровень охраны, разумеется. Невероятные, сложнейшие условия. Мы на все дали согласие. Но требуемое стекло в России не производили. Только на Украине. Мы и заказали. Екатерина Алексеевна распорядилась через Брежнева.

И вот привезли картину. «Джоконда» у нас! Стекло тоже пришло, хоть и с опозданием. И витрину доставили. Уже десять вечера. Наконец картину вытаскивают из ящика… И когда начали вставлять в стекло, оно вдруг лопнуло. Не знаю почему. Может быть, просто рама косила.

Были при этом я, главный хранитель музея Андрей Исаевич Губер и заведующий отделом искусства Министерства культуры Александр Георгиевич Халтурин. Очень крупная фигура в чиновничьей иерархии. И мы втроем наблюдаем, как мгновенно лопается стекло. А стекол таких на всякий случай мы заказали пять. Просим сотрудников вставить новое. Стали ставить второе. Лопнуло. Третье. Тоже лопнуло. Все схватились за головы. Поняли, что что-то происходит с рамой, видимо. Инженеры бегают, соображают, где проблема. А Александр Георгиевич мне и говорит (никогда этого не забуду – так громко и четко): «Ирина Александровна, сердце не выдерживает, я поехал». Я в ответ: «Поезжайте, Александр Георгиевич. Мы остаемся». Словом, инженеры справились. Четвертое стекло аккуратно встало на место.

Зал рядом с тем, в котором должна была быть выставлена картина, полностью освободили для охраны. Это были вооруженные ружьями солдаты. Чтобы убивать всякого, кто подойдет слишком близко. Шучу, конечно. Но тогда было не до шуток. Тут ведь «Джоконда». И если что – наша вооруженная охрана в мгновение ринется в зал. И один раз все-таки пришлось…

Для осмотра был предусмотрен круговой обход. Зрители входили, стояли какое-то время перед полотном, пока их не подпирали сзади другие страждущие, и, пятясь и не отрывая от «Джоконды» глаз, спиной выходили в другую дверь.

Так и шло – как по писаному – все шесть недель. И вдруг в какой-то момент раздался жуткий сигнал сирены. Что-то произошло. Я была на работе и, как все, кинулась в зал. Представьте себе – какая-то женщина от переполнявших ее чувств пронесла каким-то образом букет цветов и кинула «под ноги» «Джоконде». Естественно, сработала сигнализация. Сразу вылетели наши солдатики и с винтовками наперевес встали перед картиной в почетный караул. Невероятное зрелище! В публике ажиотаж и переполох. Что произошло? А ничего. Картина на месте. Сигнализация среагировала на брошенный букет.

С той женщиной истерика. Ее задержали. Может, она сделала это намеренно? Провокация? Международный скандал? Посмотрели на нее и сразу поняли, что она просто тетеха, сделала «от чувствс», переполнившись восторгом, что видит «Мону Лизу»! Что ни говори, и правда – шедевр. Я-то все поняла. Вот только боялась, что начнут ее пугать, допрашивать… Но обошлось. Охрана ее сурово всю оглядела, прощупала и, как говорится, отпустила с миром. Даже им было видно, что она никакой не злоумышленник.

Словом, в трудную минуту наша охрана справилась. Они круглосуточно были возле «Джоконды», отдыхали посменно в соседнем пустом зале: кто-то спит, кто-то бдит. И все прошло нормально. Все шесть недель, начиная с 17 июня. А потом мы всем музеем с ней прощались. Есть фотография, как мы стоим на колоннаде, ящик с картиной, ветер… У меня развеваются волосы, и у директора Лувра тоже. Мы говорим друг другу какие-то прощальные слова. И «Джоконда» от нас уехала. Но я ее проводила прямо к самолету. Как встречала ее у трапа, так и проводила. Но не одну только «Мону Лизу» я у трапа встречала. Были и другие шедевры. А часто место встречи зависело от того, кто сопровождал выставку с той стороны.

Вот такая история с «Джокондой». Я страстно хотела, чтобы у нас в стране ее увидели. И вообще, как только узнавала, что где-то за рубежом прошла интересная выставка, тут же загоралась: хочу, чтобы и у нас. А чаще возникало ощущение, чего музею не хватает, что хочется показать.

Мы всегда стремились показать знаковые работы. Часто выставляли Тициана, Караваджо. Был целый ряд первоклассных выставок античного искусства из разных музеев мира. Интересно ведь показать и сокровища конкретного музея. Например, Метрополитен-музея. Выставка «100 картин из музея Метрополитен» по качеству и уровню представленных вещей была изумительная.

Или недавняя – «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо», посвященная искусству Японии. Прекрасная выставка, но беда в том, что картины на шелковой бумаге очень хрупкие, требуют бережного отношения. Мы их экспонировали в течение месяца, а потом, вторым эшелоном, показали другую часть. Потому что месяц – страшно мало, не все желающие смогут посмотреть; вот и применяем особые приемы. Это, конечно, была не первая выставка японского искусства у нас в музее.

Неугодная выставка

1981 год. Выставка «Москва – Париж» проходила в Центре Помпиду и уже заканчивалась. Я присутствовала в Париже на заседании, посвященном проекту, была одним из его организаторов. Встал