Мушкетер и Фея. Повести - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но среди этой неразберихи и мелькания Максим разглядел красную испанку.
Римма Васильевна всегда была в этой испанке — и в школе, и на улице. И наверно, даже дома. Словно родилась в ней. Вокруг испанки у нее мелко кудрявились светло-желтые завитки — такая девчоночья при- ческа. Из-за этой прически, из-за белой блузки и красной испанки Римма Васильевна походила на восьмиклассницу. Особенно когда бодро шагала и громко командовала. Но это если не вблизи. А когда рядом, то видно было, что она уже взрослая. И не потому, что морщины — их как раз почти не было, лишь у глаз немножко. Дело в том, что Максиму казалось, будто у нее губы как у старушки, только подкрашенные. Римма Васильевна про это, наверно, знала, поэтому губы держала всегда поджатыми, и рот ее был похож на тонкую щель. Это еще больше придавало Римме Васильевне решительный вид…
— Подожди, — попросил Максим Таню. Подошел к вожатой и поздоровался.
— А говорили: болеешь, — сказала Римма Васильевна. — Что с тобой случилось, почему не пришел к половине второго, как все?
— В поликлинику попал из-за ноги… Римма Васильевна покосилась на его бинт.
— Ладно. Потом объяснишь Софье Иосифовне. А сейчас иди к ребятам и занимайся, чем все занимаются. По общему сигналу — ко мне.
— А где все и чем занимаются? — поинтересовался Максим.
— Отдыхают. Катаются на аттракционах. А кое-кто, вроде Тыликова, бегает неизвестно где и нарушает дисциплину, — с неожиданной досадой сообщила Римма Васильевна. — Тебе не советую. Ты послезавтра будешь в пионеры вступать и должен вести себя образцово. Понял?
— Понял, — кротко сказал Максим.
— Кстати, пионерская форма у тебя готова? Полностью?
— Все готово. Давно еще.
— Ну иди…
Максим подбежал к Тане:
— Давай на колесо! Она запрокинула голову.
— Такая высотища. Я там помру!
— Не… — успокоил Максим. И неожиданно пообещал: — Я тебя буду за руку держать, крепко-крепко.
Он тут же смутился и поддал сандалией пустой стаканчик из-под мороженого. А Таня быстро кивнула и опустила голову.
Они подошли к колесу. Вот это удача! Почти весь Максимкин класс был здесь. Даже Тыликов, который ничего не нарушал, а спокойно стоял в очереди за Верой Ковальчук. Он первый увидел Максима и громко сказал:
— Ура! К нам пополнение из десантных частей! Все заоборачивались. И послышались обычные слова: «Макс, привет!.. Ты откуда?.. Разве ты не болеешь?.. А говорили…» Ехидный Мишка Стременко спросил:
— А почему красный мундир? В пожарники записался?
Вот балда! Телевизор он не смотрел, что ли?
И вообще странно: никто ни слова о передаче. Даже «артистом» не обозвали. Будто и не было ничего! Неужели все из-за первого летнего дня прогуляли концерт?
Максим озадаченно поглядывал на ребят.
На костюм его никто, кроме Мишки, не обратил внимания. Впрочем, это как раз понятно: из-за теплой погоды почти все были не в школьной форме, а кто в чем, и Максим не очень выделялся в пестрой толпе. Но почему ребята молчат про выступление?
Все ясно, никто не смотрел! Наверно, прочитали в программе слово «концерт» и не включили телевизоры. Лодыри! Небось мультики смотреть всегда готовы… Зря он поскромничал и не намекнул вчера в классе, что будет выступать.
От огорчения Максим на полминуты забыл про Таню. Но быстро спохватился и встал с ней в хвост очереди.
Громадное колесо поворачивалось над ними, вознося в поднебесье кабинки со счастливцами — с теми, кто дождался своего часа. Максим запрокинул голову и с радостным замиранием следил за ними. Ведь скоро и он… И не замечал, что многие в это время следят за ним. И за Таней. Девчонки перешептывались. Мишка Стременко что-то с улыбочкой сказал Вере Ковальчук. Та громко ответила, что он глупый, как кочерыжка.
Таня выдернула из Максимкиных пальцев ладошку.
— Ты пока стой, ладно? Я в киоск сбегаю, где марки продают. Я про космос собираю.
— Только недолго, — попросил Максим. Вера Ковальчук вдруг сказала:
— Пойду я. Лучше на качелях покачаюсь. А здесь стоишь, стоишь…
— Забоялась, — сказал Тыликов.
— Ну и забоялась! Не все такие герои…
— Меньше народу — больше кислороду, -сообщил Стременко.
— Фиг тебе — меньше народу! Я Рыбкина поставлю на свое место. Иди, Максим. Это было прекрасно! Сразу на десять человек ближе!
— Рыбкина девочки любят. Он у нас обаятельный, — отомстил Стременко.
Максим промолчал: дурака словами не вылечишь.
— А что это за девчонка с тобой была? — вдруг спросил Тыликов. Он по-хорошему спросил, без насмешки, просто. И Максим так же просто ответил:
— Это моя знакомая, Таня… Представляешь, я сегодня на берегу в глине увяз, а она меня выволокла. Застрял, как в болоте — ни туда, ни сюда. Просто потеха. Если бы не она, весь бы перемазался.
— Я уж и смотрю, что глина, — сочувственно заметил Тыликов и колупнул на Максимкиных штанах подсохшую серую полоску.
— Чепуха, отчистится, — сказал Максим.
— А как у тебя с концертом? Нормально? — вдруг вполголоса спросил Тыликов.
У Максима прыгнуло сердце.
— Все… нормально… А ты видел?
— Не… Мамка за картошкой послала, потом в аптеку. Да я и не знал, в какое время покажут.
— А откуда знаешь, что концерт?
Тыликов усмехнулся и хотел что-то сказать. Но подошла Таня, и он промолчал.
— Ой, вот мы уже где! — обрадовалась Таня.
— Вставай, — сказал Максим и отодвинулся, надавив спиной на Тыликова. И тут возмутился Мишка Стременко:
— Смотрите на нее! «Ой, вот мы уже где!» А ты тут стояла?
— Мы же вместе, — сказал Максим.
— Это вы сзади вместе были, а сюда тебя Верка одного поставила!
— Как это одного, если мы вместе?
— Какие хитрые! — зашумели те, кто стоял позади. — Ковальчук одна была, а их двое!
— Эта вообще не из нашего класса!
— Если не из нашего, то не человек? — спросил Максим.
— Да ладно вам, — сказал Тыликов ребятам. — Пусть стоят.
— Ты не лезь, Тыля! Пускай очередь занимают и стоят!
— Ладно, Таня, пойдем на старое место, — гордо сказал Максим.
Старое место было за Владиком Поляковским. Но за ним теперь стояла длинная и вредная Зинка Ступина.
— Мы здесь стояли, — объявил Максим Зинке. — Владик, скажи.
— Ага, стояли, — послушно подтвердил маленький смирный Поляковский.
— Гуляй, — сказала Зинка. — Кто стоял, тот стоял, а если кто бегал, это не мое дело.
— Ну-ка пусти, — потребовал Максим и попытался отодвинуть Зинку локтем. Зинка была на голову выше Максима и сама его отодвинула довольно решительно.
— У, дерево, — растерянно сказал Максим. Не драться же со Ступиной! И смешно, и невыгодно: хоть и девчонка, а отлупит. Но отступать тоже было нельзя. — Кому говорят, пусти!
— Что за крик?
Голос был насмешливый и очень знакомый. Максим даже вздрогнул: сзади стоял Витька Транзистор!
Это был непохожий на себя Транзя: причесанный, в новеньких джинсах и белой рубашке. К рукаву его булавками была пришпилена широкая повязка с голубыми буквами «ПП». Максим сразу догадался, что это «Пост порядка» или «Патруль порядка», о котором недавно говорила в школе Римма Васильевна.
Но почему в этом патруле Транзя, от которого никому житья нет? А может быть, он срочно перевоспитался? Что-то непохоже. Вид, конечно, приглаженный, но глаза все равно вредные.
За Транзей стояли двое незнакомых мальчишек — класса из пятого или шестого.
— Что за крик? Почему нет порядка? — повторил Транзя с язвительной улыбочкой. — Это Рыбкин нарушает? Ай-яй, какой невоспитанный…
— Я здесь стоял! — сказал Максим.
— Он стоял, — подтвердил Владик Поляковский и заработал от Зинки Ступиной незаметный шлепок по затылку.
— Он сам не знает, где стоял, — заявил Мишка Стременко. (Ну что Максим ему сделал плохого?) — То тут, то там лезет. А она совсем не стояла.- Мишка ткнул пальцем в Таню.
— Сам ты не стоял! — сказал Тыликов.
— Стояли они! Мы видели! — зашумели девчонки, которые были впереди.
— Это что здесь происходит? — прозвучал взрослый голос, и все на миг замолчали: увидели Розу Михайловну — учительницу из третьего «Б». Роза Михаиловна была пожилая, с черной прической, похожей на кавказскую папаху, и строгая. — Почему такой беспорядок? Это опять Тыликоов верховодит?
Тыликов сказал:
— Как что — сразу я.
— Это Рыбкин, — с улыбочкой объяснил Транзя. — Это воспитанный тихий Рыбкин лезет без очереди, да еще не один, а с подружкой.
— Мы стояли! — крикнул Максим.
— Тихо, тихо, — сказала Роза Михаиловна. — Все должны стоять на своих местах. Никто не должен нарушать дисциплину.
И она удалилась, уверенная, что навела порядок и рассудила спор.
— Ясно, моя Рыбочка? — спросил Транзя. — В очередь! Занимать надо, моя хорошая. Во-о-он там! Топай-топай-топай… — И он показал в хвост очереди, где только что пристроился в полном составе еще один класс.