Солнце за нас! - Алексей Щербаков

Мужик полез обниматься, но тут к нему подбежал Сигизмунд и, видимо, стал излагать подробности поездки.

Черный Сеня сразу переменился с лице. Он тут же заорал на языке, который Максиму вроде был знаком, но не совсем. Наверное, это был идиш. Впрочем, в нем проскальзывали и всем известные славянские выражения. Кроме матерных, присутствовали "тачанка" и "вошебойка".

Так что Максим понял: командир обещал всех построить и жестоко поиметь, если отряд тут же не выедет на место происшествия. Нужна была тачанка и какой-то отряд Мони.

После этого Сеня пошел разговаривать с ребятами в куфиях. Базар был эмоциональный, но пара ребят вскочили в седло.

А вот тачанку стали распрягать. Максим сперва не понял такого юмора, но потом увидел, что откуда-то из хозяйственных помещений выезжает другая. На ней был тоже пулемет. Но не "Льюис". Он напоминал "Максим", но без щита и станка, но зато с прикладом. Как он потом узнал, именно его и называли "вошебойкой[24]".

Тут-то Максим и осознал простую вещь. Лошади — не автомобили, они живые. А значит — устают. Так что лучше потратить некоторое время, чтобы подготовить свежую упряжку.

Итак, на выход потянулась тачанка, с ней человек десять парней верхом с винтовками, а плюс в ним двое предположительно "лиц арабской национальности".

— Сеня, ты хочешь их догнать?

— Да, нет, не догоним. Но вряд ли они вернулись и подобрали трупы. И значит — попробуем понять, кто тут такой смелый объявился. Если кто из местных арабов стал таким смелым — ну, им не повезло. А если залетные — так арабы сами с ними с ними разберутся. Тут таких не любят.

Оставшуюся часть дня журналисты осматривали владения Черного Сени. Это была и в самом деле коммуна. Всё имущество вроде как считалось общим. Хотя, чужую винтовку хватать не рекомендовалось. За это можно было и в рыло получить.

Ну, и, разумеется, самая интересная проблема. В коммуне имелось около двадцати женщин. Семь из них жили нормальными парами с мужиками, а остальные... Ну, как выходило. На, Максима, кстати, некоторые девушки явно поглядывали.

Детей воспитывали всем коллективом.

А вот что касается жизнедеятельности этой коммуны... Максим-то понял правильно. У них и в самом деле имелись только огороды. Да и те так они им были нужны. Но вот женщины настояли. А вообще-то Сеня и его ребята напоминали ЧОП "лихих девяностых". То есть, они охраняли еврейские поседения. Но понятия "охрана" они понимали довольно широко...

Самый интересный разговор состоялся вечером. Двое журналистов и Сеня сидели в главной комнате "штаба". Там имелся длинный стол с деревянными скамейками, за которыми обычно проходили совещания коммуны. На торцовой стене висел портрет Ленина. Собравшиеся пили местный, весьма неплохой напиток, который Максиму напоминал венгерскую паленку, то есть фруктовую водку. Выпили хорошо, так что базар шел интересный.

— Сеня, я тебя не пойму. — Напирал Эмиль. — Ты всё-таки кто?

— Знаешь, я считал и считаю, что ваш Маркс соврал. Или наш Маркс, потому как был евреем. Я думаю, он как раз очень переживал по этому поводу. Вот и выдумал теорию, что национальность — это фикция.

— А ты так не считаешь?

— Нет. У каждого народа есть свои особенности. Вот арабы. Вот ты им пойди и объясни, что надо перебить всех шейхов. Они, может, тебя и послушают. И согласятся. Чтобы перебить всех шейхов и самим сесть на их места. Вот русские — они всегда строят империю. Так уж им положено. И даже анархисты-махновцы — рано или поздно они пойдут под русскую империю. Я думал — вот тут, в Палестине, соберутся настоящие представители еврейского народа. И мы построим собственное справедливое общество. Да, для нас, для евреев. А вы стройте своё и будем дружить.

— И что?

— А то, что слишком много среди наших не евреев, а жидов. Которые на нас делают гешефт. И вот с этими арабами, которых вы видели, мне проще договориться, чем с сионистами из Иерусалима или Яффы. Они, конечно, своеобразные ребята. Но они Люди.

Сеня налил себе хорошую порцию и выдал.

— Я не принимаю ваши коммунистические идеи. Но я всегда буду вам помогать. Потому что остальные — такая сволочь...

Восток — дело такое...

Экспедиция, отправленная по следам нападения, вернулась только через три дня. Правда, арабов с ними приехало больше. Их тачанки выволокли связанного седого мужика и бросили под ноги подошедшего Сени.

— Это он их купил. — Сказал один из арабов на ломаном идиш.

Доставленный человек был евреем. Хотя вообще-то "гой" Максим не взялся бы различать представителей здешних национальностей. Евреи внешне ничем не отличались от арабов. Хотя они-то друг друга как-то различали... Но на роже этого виднелись пейсы.

— Итак, ты нанял арабов, чтобы грабить и убивать моих людей? — Сеня очень нехорошо ухмыльнулся.

— Вы! Вы безбожники! Вы предаете нашу идею!

— Какую идею? — Сеня явно видел, что вокруг подтянулись жители поселка, да и арабы явно слушали. Так что он явно говорил не этому типу, а на публику. — Ты, еврей, нанял бандитов, чтобы они убивали других евреев. Это такой твой сионизм? Мы пришли сюда, чтобы мирно трудиться. И мы готовы дружить с трудящимися-арабами. А вот твоим хозяевам-банкирам это не нравится. Вы хотите, чтобы все евреи стали их прислужниками. Такого не будет! Мы — свободные люди.

Максим, слушая тему, с восхищением отметил — как убедительно человек гонит тюльку. Он уже успел убедиться, что не по Сене мирный труд. Он вроде Че Гевары.

Но долго размышлять не пришлось. Хлестнул выстрел Маузера — и пленник свалился на землю.

— Так будет со всеми, кто рискнёт нас тронуть.

В Палестине журналисты проболтались больше двух недель, но жалеть об этом не пришлось. Хотя сначала Эмиль сильно обломился. Как оказалось, напавшая на них банда была в самом деле залетной, правда нанятой конкурирующими евреями. И арабы её загнали и ликвидировали собственными силами. Эмилю обидно, что не довелось поучаствовать в ликвидации. Журналист явно не навоевался — и искал приключений на задницу.

Но потом события пошли косяком. Арабские дружки Сени устроили встречу в двумя шейхами. Это было сильно.

Первый обитал в особняке совершенно европейского вида, да и встречал их в безукоризненном белом пиджачном костюме. Как оказалось, этот персонаж закончил Кембридж. Манеры у него были соответствующие, а по-французски он шпарил великолепно. Прислуга была такая, которую Максим видел лишь в кино про жизнь английских лордов. Петр таких наворотов тоже не видал. Так что, как потом признались друг другу журналисты, они ощущали себя плебеями, попавшими на обед к аристократу. Правда, особняк охраняли типы с бандитскими рожами, а по периметру имелись вышки с пулеметами Гочкиса.

Второй шейх оказался более традиционно ориентированным. Ещё по дороге Эмиль предупредил Максима:

— Нашу встречу готовили уважаемые люди, так что готовься к тяжелому испытанию. Мы наверняка попадем под обед. Я в Алжире с этим сталкивался. А тут те же арабы.

Максим к предупреждению отнесся довольно равнодушно. Пожрать он любил, особенно если на халяву. Да и организм, в который он вселился, оказался вполне нормальным, так что ввиду регулярных спортивных занятий, он обильно требовал пищи. Да, он усёк, что не попробовать какое-то блюдо является жутким оскорблением. И что? Попробуем. В конце концов, это арабы, а не какие-нибудь индейцы из Амазонки. Вряд ли тут будут подавать жареных личинок. Но оказалось...

Его реципиенту, Петру, довелось присутствовать на "больших" обедах в своей семье и у её друзей до того, как Российская империя накрылась. Детей там за стол не сажали, но подростков — уже да. Там тоже было неслабо. Начинался обед с того, что гости "подходили к закуске". Это было что-то типа фуршета. На специальном столе стояли разные водки и разнообразный закусочный материал. Обедавшие стоя выпивали и закусывали. Ребятам из его общаги "закуски" хватило бы, чтобы больше ничего не требовать.

Потом шел собственно обед, уже под вино. (Разумеется, Петру не наливали, он пил квас.) Обычно было четыре перемены блюд — суп, рыба, пирог и мясо. Поскольку папа Петра был либерал, то на посты он плевать хотел. Потом шел десерт, дальше мужчинам подавались (в специальную комнату, если таковая имелась) кофе, ликеры и коньяк за которыми перекуривали.

Такие обеды были святым делом, неким ритуалом. Как подсказывала память Петра, его дальняя родственница, пожилая княгиня Лозинская, была из тех дворянок, по которым новые времена прошлись катком. Когда-то она была довольно богатой, но муж любил бега, рулетку в Монте-Карло и парижских девок, так что напрочь спустил состояние, а потом и вовсе куда-то пропал. В общем, оказалась она в полной заднице. Так вот, княгиня по нескольку месяцев сидела чуть ли не на хлебе и воде, но на Рождество и Пасху устраивала обеды по полной программе, на которые приглашала даже самых дальних родственников. Дворянские понты, что тут поделаешь...