Солнце за нас! - Алексей Щербаков

В общем, материала собрали много. Оставался завершающий аккорд. Эмиль явился в главный офис Революционной социалистической партии Италии и попросил об интервью с Муссолини.

Максим шел на это мероприятие с интересом. Это был первый известный политический деятель ХХ века, которого ему довелось увидеть своими глазами. Правда, в этой истории он назывался не дуче, а капо — и вообще было непонятно, что с ним будет дальше. Бенито не подкачал. Он долго и эмоционально вещал о мировом революционном движении. Не скрывал и скользких мест.

— Я знаю, что у меня есть разногласия с Коминтерном. Но давайте скажем честно: Ленина тоже критиковали за отход от ортодоксального марксизма. И что? Его партия победила в огромной стране, а противники скулят в эмиграции. Вот и мне приходится противостоять не только французским империалистам, но и итальянской Вандее. Пока мы с южанами сотрудничаем. Но это пока. А вам я готов сообщить вам новость, которой никто не знает. Завтра я подписываю с СССР договор о дружбе и сотрудничестве и ряд торговых соглашений.

— И что ты об этом думаешь? — Спросил Максим товарища.

— А что тут думать? Муссолини явно тяготеет к национал-большевизму. Лучше быть первым в Милане, чем не пойми кем в Риме. А воевать против остальной Италии у него сил пока нет. Но если он договорился с СССР... Главная беда Ломбардии — отсутствие сырья. Если же Россия станет его поставлять... В Милане и Турине мощнейшая промышленность, в России такой пока нет. А вот как на это отреагируют буржуи... Тут может быть всё, что угодно.

Момент удачи

А рядом случаи летают, словно пули.

Шальные, запоздалые, слепые, на излете.

Одни под них подставиться рискнули.

И сразу — кто в могиле, что в почете.

Что такое удача? Это когда ты оказываешься в нужное время и в нужном месте. В чём Максим лишний раз и убедился. Их визит в Италию оказался очень даже своевременным. Дело в том, что подписание Муссолини договора о дружбе с СССР вызвало во Франции дикий шум. Это было серьезно. В Турции сидел Кемаль, которому с Советами очень даже дружил. А маршрут Одесса-Венеция был не самым дальним...

Правые, само собой заорали как резаные начет того, что надо прекратить довольствовать полумерами, а начать против Италии полномасштабную военную операцию. Правда, кричали, в основном те, кто привык проявлять свой патриотизм, сидя в Париже.

Коммунисты, разумеется, приветствовали Муссолини, который отошел от своего мало понятного политического виляния. Ну, а главным лозунгом был: "Руки прочь от Италии!".

Тут-то и пригодились материалы Эмиля. Нет, не та аналитическая статья, за которой они ехали. Той ещё предстояло выйти. Издательский цикл "Дуэли" занимал три недели. Зато Бертье быстренько накатал в "Юманите" простой как штопор репортаж на тему: "хрен вы с ними что-нибудь сумеете сделать!" С фотографиями Максима. Это принесло ему известность в узких кругах. Понятно, что читатели газет, может быть, запомнят автора текста, но фотографа — уж точно нет. Но в профессиональной среде такие вещи отслеживают.

Кстати, в статье было приведено высказывание одного из лидеров GRM[20]:

— Пусть только французские империалисты сунутся! Мы им устроим вторую Ирландию!

Между тем веселье только начиналось. Максим в своём времени удивлялся — как в ряду всяких несогласных могут стоять бок о бок националисты-лимовнцы и упертые либералы-западники. Он полагал, что это признак общего безумия политической жизни на постсоветском пространстве. Но оказалось — он глубоко заблуждался, это общая тенденция. Вот Франция 1924 года, в которой политический расклад просто классический — просто хоть в учебник политологии. Да и политические силы — не митинговые болтунишки. Но...

Красных поддержали их самые непримиримые враги — военные-"ястребы" и примкнувшие к ним последовательные германофобы. То есть те, кто главной задачей видел возобновление войны с Германией и доведение её до победного конца. Речь у них шла не об Эльзасе и Лотарингии, а о том, чтобы размазать Второй рейх в тонкий блин...

Так вот, эти ребята тоже выступали за скорейшее свертывание военной операции и за то, чтобы как можно быстрее договориться с Ломбардией. А самое лучшее — вообще это государство признать. При том, что Франция СССР не признала.

Хотя, Эмиль пояснил:

— Они со своей точки зрения правы. Лезть в Италию — это означает ввязаться черт знает во что. Милитаристы-то не дураки. Они прекрасно помнят испанскую герилью при Наполеоне[21]. Современные британские события заставляют относиться очень серьёзно к тому что такое может повториться и в Италии. Тем более, что немцам не так трудно будет подбрасывать Муссолини через Австрию оружие и снаряжение. А ведь как с этим бороться? Как наполеоновские солдаты — тотальным террором? Так это в колониях так можно. А если в Италии — народ не поймет. А если это и во Францию переместится...

— А может?

— Вполне. ФКП против терроризма. Но ведь мы за Итальянцев не отвечаем. А теперь погляди с другой стороны. Если именно Франция подбросит Муссолини сырьё — то есть возможность привязать к себе мощнейший промышленный регион. Который будет не лишним при войне с Германией. Россия далеко, а Франция рядом. Буржуи верят, что всех и всё можно купить. Муссолини тоже. Остальная Италия им абсолютно ни к чему. А то, что у Ломбардии красные знамёна — так буржуи считают себя самыми хитрыми. Дескать, они потом как-нибудь эту территорию подчинят. Но ещё вопрос — кто кого перехитрит...

Максим не стал даром терять времени. Точнее, не стала терять времени Ирина. У неё проявился мощный талант продюсера. Наверное, это от папы-бизнесмена. Так что девушка подсуетилась — и в помещении ФКП была развернута выставка снимков Максима под названием "Непокорная Ломбардия". Она имела успех, чему способствовало то, что на открытии фалангисты попытались устроить драку — и в очередной раз получили по зубам. Нет, это явно были какие-то специально созданные мальчики для битья.

Но более всего успеху выставки способствовало явление культурной жизни. В Париж из СССР привезли фильм Эйзенштейна "Собкор". До этого данную фамилию тут никто не знал.

Сюжет картины показался Максиму примитивным. Где-то в Польше местные недобитые враги Советской власти при поддержке империалистов устраивают провокацию — солдаты в красноармейской форме устраивают резню в небольшом городке. Это должно стать поводом для открытия военных действий против СССР. Империалисты точно не назывались — но понятно было, что это англичане и французы. Но доблестный корреспондент РОСТА ценой жизни добывает материал, разоблачающий провокацию.

Может, в это время более сложные сюжеты и не нужны. К тому же — это всё-таки был Эйзенштейн! Сцены с резней впечатляли. Не настолько круто, как катящаяся коляска по Потемкинской лестнице, но тоже неслабо. Да и погони со стрельбой тоже имелись. Но самое главное — это был финал. Рукопись ложится на стол, сквозь этот кадр всплывают руки линотиписта, набирающего текст — печатная машина, махающая "крыльями" — пачки газет, которые грузят на поезда и самолеты — а потом их читает прогрессивная общественность всего мира. И врагам остается только утереться.

Это производило впечатление. Максим уже понял: в этом времени позиция "я сам по себе" популярностью не пользуется. Тут надо было принадлежать к команде. И вот показывали эдакую чисто конкретную команду, в которой работают смелые ребята в косухах (В фильме эти куртки мелькали то и дело). И ведь не за бабки работают, а жизнь кладут на это. Герой фильмы воспринимался строго по Ницше: "человек, которому есть ЗАЧЕМ жить, выдержит любое КАК." В общем, эдакий романтический герой, альтернатива буржуазному свинству.

Последнее было немаловажным, это выходило за рамки коммунистического "силового поля". Дело-то в том, что до Великой войны Франция давала миру 90% всех кинофильмов. Но после четырнадцатого года темп снизили, не до того было. Зато за океаном широко разросся Голливуд, который стал печь картины с американским размахом. Впрочем, и до войны такие звезды как Макс Линдер стали явно предпочитать Америку. А теперь против Чарли Чаплина, Дугласа Фербенкска и Мэри Пикфорд у французов вообще ничего не имелось.

В общем, молодые французские киношники стали яростно обличать коммерческое кино. Дескать, это ленты для дебилов, на которых буржуи стригут бабло. А надо... С этим имелись проблемы. Пытались лепить авангард, но, честно говоря, он был интересен только авторам. А тут появляется Эйзенштейн, который с авангардистскими залепухами, но, тем не менее, фильм доступен для среднего зрителя...

Помогли и "буржуазные" критики, которые, понятное дело, подняли вокруг картины истерику — вплоть до требований её запретить. Смешнее всего были попытки профессионального разбора, в которых утверждалось, что "Эйзенштейн снимает не по правилам". В общем, всё шло к тому, чтобы картина стала культовой, хотя здесь этого слова пока что не знали. Максим думал — интересно, а "Потемкина"-то Эйзенштейн снимет? И если снимет — то этот фильм что наделает?