Ты, уставший ненавидеть - Андрей Валентинов

Внезапно мысли Юрия зацепились за этот проклятый конверт. В первый момент ему показалось, что он уже где-то видел его – или нечто очень похожее. Конвертов в мире много, но этот имел характерный рубчик – и этот рубчик не выходил из головы. Точно! Юрий уже видел конверт с точно таким же браком, причем совсем недавно. Оставалось вспомнить – где.

Дома… Нет, в его флигеле таких больших конвертов вообще не было. На почту он давно не заходил. У Терапевта он тоже не был больше трех месяцев, они обычно встречались где-нибудь в парке или в музеях, если погода шалила… В гостях? Нет, он давно не бывал в гостях…

Оставалась работа – его Музей. Юрий начал тщательно вспоминать. Фонд… У него лежал запас больших конвертов, но они были другие – из белой бумаги, без всякого брака. Соседний фонд… Канцелярия…

Юрий лежал на узких нарах, прикрыв глаза и стараясь сосредоточиться на этой, в данный момент самой главной проблеме. Он знал, он почему-то был твердо уверен, что вспомнит. Он может. Он должен, Орловский мысленно путешествовал по всем знакомым ему кабинетам. Перед глазами вставали одинаковые столы, груды папок, высокие шкафы у стен… Нет, не получалось. Конвертов с рубчиком не было ни у его коллег, ни в дирекции, ни в канцелярии.

Юрий закусил губу, стараясь сообразить, в чем ошибка. Может, стоило не вспоминать чужие столы, а представить себе сам конверт. Вернее, конверты он вдруг понял, что видел не один такой, а целую груду. Конверты лежали в беспорядке, и он тогда обратил внимание, что на каждом из них был этот характерный дефект. Да, целая группа конвертов лежала на столе, и он еще подумал тогда, что в подобном заведении такой брак, наверно, недопустим, и удивился…

В подобном заведении… Он вспомнил. Орловский по-прежнему лежал, закрыв глаза и не двигаясь. На душе было легко, словно все беды остались позади и он вновь свободен. Что же, теперь ему есть что сказать следователю. Завтра же он расскажет правду.

И тут Юрий оборвал себя. Правду? Его коллег, его самого эти гады бросили в камеру, тысячи и тысячи уже успели сгинуть, – а он будет, как классический гнилой интеллигент, жалко оправдываться! Ну уж нет! Не он первый поднял меч. И теперь пусть те, кто решили поплясать на его костях, получат сполна. По полному счету! Вспомнилось лицо следователя – лицо типичного недоумка с трехклассным образованием. Может, Терапевт прав и где-то в Большом Доме есть люди поумнее, но уж этого типа обыграть не так сложно. Ему нужна группа врагов народа? Что ж, он ее получит…

Мелькнула запоздалая мысль о том, что так поступать все же нельзя. Оружие врага – не из тех, что возьмет в руки честный человек. Есть какой-то предел… Юрий вспомнил наглую, щекастую физиономию Аверха и усмехнулся. Нет, хватит бесполезной болтовни! Иного оружия не будет, а его бой не закончен. Песчинка попала в жернова – ну что ж, и от нее останется царапина…

Он заснул крепко, без сновидений, и надзирателю пришлось тряхнуть Юрия за плечо, когда пришло время идти на допрос.

Орловский почти не волновался. Что он будет говорить, ясно, а как сообразит на месте. Этот следователь не такой уж крепкий орех. Такого можно переиграть. Нет, такого переиграть нужно! Обязательно нужно.

– Че так долго? – Следователь был, похоже, в неплохом настроении. От него несло дешевым одеколоном и чем-то напоминающим карболку. – Заспался, что ли? – Энкаведист открыл папку, перелистал бумаги и выжидательно поглядел на Юрия. Пора начинать.

– Я… Да… Заснул лишь под утро…

– Думал? – Усмешка была снисходительной, ленивой.

– – Да… Я думал… Понимаете, гражданин следователь… Это трудно…

– Вот еще, трудно! – возмутился тот, хотя явно не всерьез: запас хорошего настроения, похоже, еще не истощился. – Как, бля, против власти рабочих и крестьян шкодить – так не трудно, да? Ладно, колись, Орловский, колись…

– Гражданин следователь, – Юрий вздохнул, стараясь не глядеть врагу в лицо: глаза могли выдать, – мне… Мне страшно, понимаете? Они… они сказали, что достанут меня везде, даже тут. У них всюду свои люди…

– Это у кого же? – В голосе промелькнула настороженность. – У Кацмана твоего, что ли?

– Нет, не у него… У главного.

– Ну-ну, – подзадорил следователь. – И кто это там у вас главный?

– Я… Я – по порядку… – Тут следовало сделать небольшую паузу. Юрий еще раз вспомнил подготовленную байку. Самое забавное – если что-либо могло быть забавным в этом адском месте, – что все в ней – или почти все правда. Речь шла лишь о толковании… – Боюсь, вы мне не поверите, гражданин следователь. Поэтому я начну с этого… с книжек… Дайте, пожалуйста, конверт.

Через секунду конверт был у него в руках. Юрий еще раз поглядел на зубчик и даже коснулся его пальцем. Ну, вперед.

– Этот… этот конверт положил мне в стол гражданин Духошин.

– Как? – Вопрос был быстрый, словно молния, и Юрий понял, что клюнуло.

– Духошин… Я не помню его имя и отчество. Он начальник Первого отдела Музея… Я понимаю, вы мне не поверите… Я докажу… Вот смотрите: этот конверт – бракованный…

Да, кипу именно таких конвертов Юрий заметил на столе у Духошина в их последнюю встречу. Начальник Первого отдела уговаривал Орловского начать сотрудничество, а Юрий, чтоб не смотреть тому а глаза, глядел в сторону на бумаги, громоздившиеся на столе. И среди них валялось несколько конвертов.

Следователь не перебивал, и Юрий подробно рассказал о бракованных конвертах. Перо летало по бумаге, и можно было незаметно взглянуть на энкаведиста. Да, клюнуло, надо жать дальше…

– Духошин давно хотел меня завербовать. Он говорил со мной об этом три раза. Он грозил мне, гражданин следователь. Говорил, что я дворянин, меня будет легко уволить при первой же чистке…

Все это чистая правда. Именно это и говорил Духошин.

– Он хотел использовать мой фонд как «почтовый ящик». То есть мне так кажется… И еще он хотел, чтобы я собирал информацию…

– Пока это все слова, гражданин Орловский. – Следователь наконец оторвался от протокола и с сомнением взглянул на Юрия. – Все-таки начальник Первого отдела…

– Так в том-то и дело! Понимаете? – Юрий даже вскочил, а затем, словно обессилев, рухнул на стул. – У них там целая банда! Они вербуют сотрудников – и все боятся! Это банда…

– Стоп! Ты вот что, успокойся! Ты их не бойся, Орловский! Ты, бля, нас бойся.

– Да, да, конечно… Извините, мне действительно страшно… – Юрий перевел дух, решив, что пора выдавать главное. – В Музее действительно есть группа врагов народа… троцкистов… Они имеют задание истреблять честных сотрудников, коммунистов и беспартийных, чтобы ставить на их место своих люд ей. Ведь Музей находится рядом с Главной Крепостью, оттуда простреливается вся площадь, подходы… Если они сумеют контролировать здание Музея…

– Ё-моё! А ведь правда! – Похоже, мысль о стратегическом положении главного Столичного Музея покуда не приходила в голову следователя. – Ну давай, Орловский, рассказывай!

– Они действуют в Музее уже около года. За это время им удалось скомпрометировать очень многих. Всех тех, кто не желал сотрудничать, они обвиняли во вредительстве. Понимаете, им все верили…

И это – правда. Аверх и его присные так и поступали. Им действительно верили их собратья в Большом Доме…

– Меня завербовали… Я должен был предоставить им свой фонд. Они завербовали и других… Но Кацман и Иноземцев вызвали почему-то подозрения, и их решили убрать…

– А чего ты выступал в их защиту? Это был действительно опасный вопрос. Впрочем, не самый.

– Мне приказали. Я должен был выступить, а собрание – поддержать меня. Мне так обещали, гражданин следователь! Только сейчас я понял, что меня тоже решили убрать. Но я не мог отказаться, понимаете? Мне сказали, что меня найдут даже здесь… Еще им мешал профессор Орешин. И его тоже решили убрать.

– Постой, Орловский. – Следователь дописал строчку и стукнул ребром ладони по столу. – Что ты заладил: «Они, они». Ты фамилии называй!

– Я… всех/не знаю… Это же тайная группа, гражданин следователь! Но я знаю главного… самого главного… Ему подчиняется Духошин и все остальные… Именно он руководил всем… Это бывший троцкист – еще с двадцатых…

– Фамилия!

Юрий молчал. Интересно все же, поверил или нет? Наверно, еще нет. Во всяком случае, не до конца…

– Фамилию говори! Ну? Чего молчишь, проблядь!

Удар был короткий, почти без размаха. Юрий упал на пол, боль затопила голову, но главное он понял – поверил!

– Вставай, вставай…

Юрий медленно встал. Энкаведист был рядом, придерживая его за ворот окровавленной рубашки. Юрий заметил, что пальцы следователя тоже в крови. Он набрал в грудь воздуха: пора!..

– Аверх… Профессор Аверх, парторг Музея… Окровавленная рука отпустила ворот, и Юрий медленно опустился на стул. Голова гудела, кровь текла по лицу. Впрочем, это сущая ерунда…

– Аверх, Аверх… – Следователь закусил костяшки пальцев, о чем-то размышляя. – Слушай, Орловский, а ты не врешь? Учти, если врешь, – я тебя, суку, сгною!