Убийства в Чумном дворе - Джон Диксон Карр

крики женщин, нарушавшие великую тишину, царившую в городе. Однажды мы с сестрой выбрались на черепичную крышу, на головокружительную высоту, и увидели горячее мутное небо, и что дым из труб не поднимался, и людей, спешивших по середине улиц, и стражников с красными жезлами перед домами, на дверях которых под словами «Господи, помилуй нас» были начертаны красные кресты. Только однажды я видел чумную повозку, когда ночью подкрался к окну: она остановилась неподалеку, и глашатай звонил в колокольчик и орал в сторону окна верхнего этажа, и стражник тоже кричал, а факельщик держал факел повыше, так что перед моими глазами предстала повозка, полная покрытых язвами тел. Каждую ночь я слышал грохот этих повозок.

Однако это было позднее, о чем я расскажу ниже. Чуме (которая разразилась в приходе Сент-Джайлс) потребовалось так много времени, чтобы добраться до нас, что люди говорили, будто она вообще не придет; и, возможно, мы были обязаны своими жизнями предусмотрительности моего отца. Ибо мой отец, как и другие, менее удачливые люди, обращал внимание на Божьи знаки и предзнаменования. Когда появилась большая комета и тускло и вяло засияла в небе, он пошел к сэру Ричарду – то бишь к дедушке Вашей светлости – и рассказал ему об этом. (Это было в апреле месяце.)

Тогда личным кабинетом сэра Ричарда, отделенным от его конторы и складов, был вышеупомянутый каменный дом. Здесь сэр принимал знатных людей, которые приходили к нему за покупками: внутри, у камина, в прохладную погоду и снаружи под деревьями – в хорошую. Сэр Ричард являл собой внушительную фигуру в своем огромном парике и строгой меховой мантии, с золотой цепью на шее, но его не оскорбил совет моего отца.

Мой отец посоветовал ему прибегнуть к мерам предосторожности, которые, как он слышал, были приняты голландской семьей на Олдерсгейт-стрит, а именно: в доме следует запастись хорошей провизией и запереться в нем, чтобы никто не мог ни зайти, ни выйти, пока бедствие не утихнет. Сэр Ричард выслушал его, ущипнул себя за подбородок и погрузился в глубокое раздумье. Ибо у него была любимая жена, которой вскоре предстояло родить, а также любимая дочь Маргарет и сын Оуэн, родной отец Вашей светлости. Затем он сказал: да, план разумный, и, если чума не ослабнет в течение двух недель, так и будет сделано. Потому что они не осмеливались покинуть город из-за его жены.

Вашей светлости хорошо известно, что поветрие не утихало; более того, с наступлением теплой погоды и появлением мух оно усилилось (хотя все птицы улетели из города). Чума устремилась на север, к Холборну, вниз по Стрэнду и Флит-стрит и обрушилась на нас, и повсюду были люди, обезумевшие от страха, бегущие из пострадавшего города со своим скарбом, сложенным в телеги и фургончики. Они ломились в ворота особняка милорда мэра, выпрашивая пропуски и справки о состоянии здоровья, без которых ни один другой город не позволил бы им въехать и ни одна гостиница не позволила бы им там пребывать. Некоторых чума одолевала медленно – сначала были боли и рвота, затем набухающие язвы, и это продолжалось неделю, прежде чем люди умирали в конвульсиях; других чума поражала в жизненно важные органы, и человек просто падал замертво на улице.

Сэр Ричард приказал запереть дом, уволив почти всех своих слуг и оставив только самых необходимых. Он хотел, чтобы его сын и дочь уехали и присоединились ко двору (который бежал в Хэмптон), но они этого не сделали. Поэтому никому не разрешалось выходить наружу, то есть за пределы нашей ограды. За исключением моего отца, который, хотя я был против, мужественно предложил доставлять куда нужно любые послания, сделанные по воле сэра Ричарда. Но на самом деле он считал бы себя счастливчиком, если бы не одно обстоятельство: его сводный брат Льюис Плейдж.

Теперь, по правде говоря, мне становится дурно, когда я пишу об этом человеке, который разбил мои мечты. Я видел его всего два или три раза. Однажды он смело пришел в дом, требуя встречи с управляющим – своим братом, – но слуги узнали, кто он такой, и убежали от него. Он поймал мою младшую сестру, и, когда мой отец наткнулся на него, Льюис ужасно выкручивал ей руку, смеялся и рассказывал ей, как вчера в Тайберне зарезали человека. (Ваша светлость, должно быть, знает: он был помощником палача, что было ужасом и позором для моего отца и что он старался скрыть от сэра Ричарда.) У него не хватало смелости или умения выполнять обязанности палача, однако он мог находиться рядом и…

Некоторые подробности я пропущу – лучше их вовсе не упоминать…

Мой отец сказал, что если бы однажды Льюис Плейдж осмелился сделать все, что ему хотелось, то, вероятно, он был бы настолько грешен, что не смог бы умереть, как другие. С виду это был невысокий мужчина, с каким-то обрюзгшим лицом. Он носил на жидких волосах засаленную широкополую шляпу, надетую набекрень, а вместо шпаги на боку у него висел странный кинжал с лезвием, похожим на толстое шило, которым он очень гордился, потому что сделал его сам, и который он называл Дженни. Он использовал его в Тайберне для…

Но когда на нас обрушился ужасный мор, мы его не видели, и, по моим догадкам, отец мой надеялся, что он мертв. Затем однажды (это было в августе) отец уехал из дому с посланием, а когда вернулся, то сел рядом с моей матерью на кухне и обхватил голову руками. Потому что он видел своего брата Льюиса в переулке неподалеку от Бейсингхолл-стрит: его брат стоял на коленях и тыкал во что-то своим оружием. Рядом с ним стояла ручная тележка, полная маленьких пушистых тел, как оказалось, это были кошки. (Ибо Ваша светлость должны знать, что, по приказу лорд-мэра и олдерменов, не допускалось содержание свиней, собак, кошек или ручных голубей, являющихся переносчиками заразы. Со всеми нужно было покончить, и для этой цели были назначены убийцы)…

Почему-то, когда мой взгляд упал на это предложение, я поймал себя на том, что киваю, как бы в подтверждение, и говорю: «Да!» И уверен, что помню, как видел приказ, который был обведен черной каймой и вывешен возле таверны, а люди перешептывались по этому поводу.

…И, увидев это, мой отец поспешил бы дальше, но Льюис окликнул его, он смеялся и говорил: «Ну как, брат, боишься ли ты меня?» А кот все еще извивался, так что Льюис наступил ему на шею и пошел по грязи переулка,