Второе азиатское нашествие - Николай Прокудин

 - А где полевая артиллерия, где эскадроны? Где твоя конница?

 - Нет ни хрена! Ни полка, ни эскадронов. Одни мы, одинешеньки на всем белом свете… Полки и дивизии — это для красного словца и громкого звучания.

 - Дружище, атаман! Извини, но я особо помочь не смогу и долго у тебя не задержусь! Передохну и в путь–дорогу. Мой участок не здесь! Мне предписано держать оборону южнее, я думал тут через мост перебраться и в штаб дивизии попасть в Улан–Удэ, а теперь вижу: путь туда окончательно отрезан.

 - Ты очумел, комбат! Какой к черту штаб дивизии! За рекой Красной армии нет: кто смог, уже сбежали на Запад, кто не успел, пошли вдоль реки, к Байкалу. Штабы и тылы драпанули пару дней назад, а разбитые полки отходили на север ещё от Читы, вроде как прикрывают от противника БАМ. А если говорить честно, не для московских начальников, то нашу армию просто со всех сторон окружили и оттеснили в тайгу. Азиаты ловят теперь деморализованных вояк в лесах или гоняют как зайцев по полям.

 - Всё так плохо?

 - Нет, не просто плохо, дорогой мой друже, а ужасно — настоящая военная катастрофа! Давай прогуляемся вдоль траншей.

 - От лишних ушей?

 - Да…

 Казачок повел Максима прочь, подальше от прислушивающихся к их разговору бойцов, аккуратно придерживая при этом комбата под локоть. Отойдя метров на тридцать, он начал уговаривать:

 - Брат! Останься! Как я буду держать оборону с этими неумехами?

 - Ты что разве не видел: я сам под дулом пистолета хожу! Эта гнида, приставленная особым отделом, за мной во все глаза наблюдает, чуть что — сразу дело пришьёт — невыполнение приказа! Поэтому я завтра отправлюсь в свой район обороны, прикрою твой фланг. Да и пока моста нет, твоим казакам опасен только воздушный десант. Но ведь авиации в небе нет. Так что не боись, атаман. Погоди, к тебе со временем ещё немало отступающих прибьётся. Так ты сколоти из них несколько взводов. Будут среди них и военные спецы, уверяю тебя, брат!

 - Жаль, что не останешься… Ты мне сразу по нраву пришёлся! Я в людях хорошо разбираюсь… Закуривай…

 Бунчук достал пачку папирос, зажигалку и предложил комбату закурить.

 - Спасибо, я вообще не махорю… я старовер…

 - Да ну? Молодец! А я вот никак не могу отделаться от дурной привычки.

 Атаман потряс зажигалкой, торопливо прикурил, глубоко затянулся и, задумчиво глядя на реку, принялся умело пускать дым колечками.

 - Ну, что, есаул, пошли, оценим обстановку, — подмигнул Озоруев казаку.

 Максим не спеша прошёлся вдоль линии обороны в сопровождении есаула, осмотрел укрепления. Казаки расположились основательно и домовито: выносные ячейки для стрельбы и стоя, и лёжа, окопы полного профиля, полевая кухня у дальнего блиндажа, командный пункт, склады с боеприпасами и провиантом.

 - В каждом взводе по два поста наблюдения. Остальные бойцы, свободные от наблюдения, отдыхают, — доложил атаман.

 - Вижу у тебя два миномета, а мины к ним есть?

 - Есть, пятьсот штук. А еще у меня огнеметы «Шмель», противотанковая пушка в лесочке с сотней снарядов к ней, и танк в овраге замаскирован, а к нему полный боекомплект, да только вот беда — солярки мало.

 - Петро, а средства ПВО у вас имеются?

 - Конечно! Зенитное орудие, комплекс «Игла», несколько пусковых установок «Стрела». Казаки мои вооружены автоматами, карабинами и ружьями, патронов много, и гранатами богаты - десятка по два на брата. Но ума не приложу, как мы армаду многомиллионную остановим? Думаешь, долго сможем удерживать оборону? Часа два–три непрерывного боя?

 - Если генералы нас не предадут, если удастся сколотить пару рот пехоты из отступающих «пораженцев», то день–другой продержишься, точно.

 Есаул почесал «репу» и буркнул:

 - А что потом?

 - А потом, Петр, ты умрешь… Или отойдёшь ко мне, в мой укрепрайон. Ты хорошо местность знаешь?

 - А то, как же! Я тутошний и пятнадцать годочков работаю в милиции. Само собой и охотник, и рыбак, все тропки, все стежки–дорожки знакомы… В случае чего отступить сможем, гарантирую, лишь бы не окружили.

 Озоруев вспомнил про свою многочисленную китайскую роту, топающую по просторам России (а сколько ещё там таких рот марширует?) и покачал головой.

 - Вот безопасность тылов, я тебе, казаче, не гарантирую, могут и в спину ударить, поэтому для спокойствия лучше подступы заминировать! Противопехотные мины есть?

 - Мины? Противотанковые мины, те точно есть! — ответил атаман. — Двести двадцать штук в складе лежит. Минируй — не хочу! Сколько душе угодно! Вроде бы и противопехотные были.

 - Могу по дружбе помочь установить минные поля, — предложил Максим.

 Есаул заулыбался и закивал в знак согласия чубатой головой.

 Озоруев велел Авосю загнать БТР в отрытый сапёрами полукапонир. Солдат выполнил приказ так умело, что из окопа оставалась торчать только пулемётная башенка. Комбат приказал батальону спешиться. Особист, прежде молчавший, осмотрелся и постепенно осмелел. Он вновь почувствовал себя начальником и потребовал у есаула, чтобы ему предоставили отдельный блиндаж под помещение для отдела военной контрразведки.

 - Где я его вам возьму, пустой блиндаж? Вот разве что тот, где у меня склад с шанцевым инструментом? Занимай и пользуйся!

 - Приказываю освободить склад от инструмента! Живо! — раскомандовался Неумывакин.

 Казаки недовольно заворчали, но, не желая связываться с представителем спецслужб, вынесли из землянки амуницию, лопаты, топоры, ломы. Старший лейтенант повесил над входом плащ- накидку и юркнул внутрь. Больше особист не выходил из землянки: то ли спал, то ли доносы строчил, то ли по радиостанции шифровки отправлял. Но его отсутствие прошло для всех незаметно.

 Максим расположил штаб батальона в отдельной землянке: стол, стул, печатная машинка, разместился в ней сам, да и остальных бойцов поселил здесь же, в тесноте, да не в обиде. Спали, ели, пили вместе. Хозяйственные казаки раздобыли новым приятелям одеяла и даже подушки. Не жизнь — красота, воюй — не хочу! Но воевать Озоруеву и не хотелось.

 Есаул в честь братания и знакомства к вечеру организовал шашлык из мяса подстреленного накануне кабанчика, выставил гостям персональное ведро самогона, да и своих не забыл - порадовал сослуживцев двадцатилитровым жбаном первача. Пили все, кроме самых молодых бойцов. Их выставили в охранение. Часовых ночью не меняли, потому что заменить было некем - не хмельных же на часы ставить.

 Выпив в третий раз по полкружки первача, Озоруев разоткровенничался:

 - Ты понимаешь, есаул, я на эту войну попал случайно! Дурак–дураком, и надо было мне дверь им открыть!

 - Кому им? — спросил осоловевший казак.

 - Ментам поганым.

 - Но–но! Я тоже мент!

 - И хрен с тобой, ты ментяра нормальный, боевой! А те менты в тылу московском отсиживаются, проклятые взяточники и мародеры! Это мы с тобой в окопе вшей будем кормить, а те московские держиморды от войны откупились… Поверишь, брат, у меня сейчас билет в кармане лежит, без точной даты, на самолет до другой части света. Даже до другого полушария Земли! А я вместо того, чтобы в Новой Зеландии жрать бананы и киви, буду на бережке Селенги в окопе вшей кормить!

 - А как же защита Родины? Это ведь священный долг!

 - А никак! Ты видал рядом хоть одного начальника или его сыночка? Министра, депутата, мэра, прокурора? Вернее, прокуроры и судьи как раз тут как тут, позади нас, в тылу! Трибунал, особое судебное совещание…

 Я, мой друг Петруха, прошел две войны и скажу тебе авторитетно: начальства в окопах под пулями на опасных участках фронта не встретишь. Они только горлопанят, речи красивые толкают, народ призывают на подвиги, а сами в торжественной обстановке ордена и звания получают и, естественно, под шумок, много воруют. Бонзам на войне нажиться — первейшее дело! Как говорится, кому — война, а кому — мать родна! Мать их, так их, раз так и раз эдак!

 - Это всегда так: холопы бьются, паны гуляют. В этом я с тобой согласен, Максим! Но что прикажешь делать? Бежать без оглядки? Совесть не позволяет. Я в этих местах родился и живу, куды мне бечь? Однако, ты, комбат, — настоящий карбонарий, смутьян! В одном не соглашусь с тобой, не все начальники поголовно жулики и трусы, не надо под одну гребенку грести. Бывают и мэры честные, и порядочные вице–губернаторы попадаются…

 - Не согласен? Тогда ответь мне, где твой начальник милиции? А где мэр? Молчишь? То–то же! Да, бывали исключения и в далеком прошлом, как Гаврила Державин и Салтыков–Щедрин, да и во времена поближе пару–тройку хороших руководителей встречал…

 - Вот видишь, соглашаешься. Да ну их всех на хрен, я за себя тут стою! Раз я решил, что буду Родину защищать насмерть, значит, так тому и быть!

 Озоруев пьяно рассмеялся милиционеру прямо в лицо:

 - Но ты ведь сейчас не стоишь, а почти лежишь! Защитничек хренов! Вертикально на ногах, поди, уже не удержишься! Тоже мне, насмерть–стояльщик! — съязвил Максим.