Форварды - Лев Филатов

Олега Копаева до 25 лет мало кто знал. Это редкость. В такие годы большинство мастеров приобретает имя. Он не получил футбольного образования, с детства увлекался легкой атлетикой, бегал на коньках и на поле вышел случайно – уговорили. На поле он остался, футбол притянул, а уверенности в себе не ощущал. В командах пониже рангом получалось, а в ЦСКА поглядели на него, 20-летнего, год подержали и отпустили. Ростовский СКА вышел в высшую лигу, срочно пополнялся, позвали и Копаева из армейского клуба Львова. Выпускали, играл, но, по правде говоря, что за форвард – три чемпионата миновали, а за душой всего навсего 9 забитых мячей… И тут весть: тренером назначен Виктор Маслов, совсем недавно руководивший образцовым «Торпедо».

Копаев всем вышел: и ростом, и быстрым бегом, и прыгучестью, да как-то тушевался, скромничал, места себе не находил на поле. И прозорливый тренер место ему нашел. Он определил Копаева на левый фланг и разработал с ним скоростной маневр: длинный внезапный рывок с края в центр штрафной площади, с тем чтобы, запутав, сбив с толка защитников, оказаться на свободном месте. А уж дело партнеров отдать ему вовремя мяч для удара – хоть по земле, хоть по воздуху, благо Копаев умел и любил играть головой. И форвард ожил. В первый год игра по сценарию Маслова позволила Копаеву забить 11 мячей. Как бы для начала, для разгона.

А во втором сезоне при Маслове Копаев осенью оказался лучшим бомбардиром чемпионата – 27 мячей. Его выдвижение застало всех врасплох. Я пролистал спортивные издания за 1963 год, нашел отрывочные упоминания о Копаеве, но ни единой фотографии, хотя бомбардиров «щелкают» особенно прилежно. И команда Копаева в том году с его помощью забила более всех мячей, была отмечена призом – фарфоровой вазой с портретом Г. Федотова. Все свои голы Копаев провел с игры, половину – ударами головой. Ему исполнилось 26.

Маслов переехал в Киев. Копаев с левого фланга был переведен в центр. Сменились партнеры. Но отныне ему ничего не было страшно. Он понял, почувствовал игру маневренного форварда, вошел во вкус. Как и все, переносил травмы, пропускал матчи, но, выздоровев, тут же приступал к исполнению своих обязанностей. Взгляните, как на языке цифр выглядят семь сезонов Копаева, с легкой руки Маслова сделавшегося бомбардиром: 11 27, 10, 18, 14, 17, 13. Сложив, получим 110. По числу голов в чемпионатах страны он обогнал многих более знаменитых. Потом о нем стали писать так: «Исключительно настойчивый и устремленный на ворота форвард, очень хорошо играл головой».

Тут верно схвачен итог в готовом виде. А что пережил Копаев в первой половине своей жизни футболиста, когда таяли считающиеся лучшими годы, а он то ли неудачник, то ли вообще зря, по ошибке надел бутсы? И как бы все обернулось, не окажись в Ростове Маслов?!

Тренерское вмешательство в судьбы игроков мало изучено. Хрестоматийные примеры положительного свойства устно передаются от поколения к поколению. То и дело слышишь, как верно, иной раз парадоксально, разгадывали истинные способности игроков Аркадьев, Маслов, Якушин, Жордания, Бесков, Севидов. И счастливы те мастера, которым подобрали место и игру, а то и принудили, вопреки их желанию, делать то, что потом стало у них великолепно получаться. Но ведь невозможно поверить, что подобные вмешательства всегда вели к лучшему, к открытиям… Тренеров много, они разные, наверняка кого-то из игроков пускали и по кривой, ложной дороге, и футбол нес потери. И об этом, случается, толкуют со вздохами, но вполголоса. А чего бы, казалось, деликатничать? Самые горькие ошибки не должны уходить в песок, если желать Добра делу…

Поиграл Копаев заметно, на совесть, есть что вспомнить и ему самому, и тем, с кем был связан одной веревочкой на поле, и тем, кто видел его с трибун. А можно и пофантазировать. Представим, разгадали бы и одобрили его лет на пять раньше, скажем в ЦСКА. Тогда, возможно, и сборная приобрела бы острого, забивающего форварда, и он сам, раньше набравшись футбольного ума-разума, смелее освоился среди звезд. Тренеры сборной проявили к нему интерес после того, как он в своем клубе выдвинулся в бомбардиры, но это было вынужденное, формальное, признание, да и запоздалое – годы уходили.

Вот и еще одна жизнь, непохожая на другие, со своим счастьем и со своими сожалениями.

ЭДУАРД СТРЕЛЬЦОВ

Не было другого футболиста, о котором говорили бы так много, долго и разноголосо, как об Эдуарде Стрельцове. И это не было суесловием, пустым перемыванием косточек. Как был он на поле человеком видным, крупным, узнаваемым с первого взгляда, природой вылепленным для футбольных подвигов, так и все обстоятельства его жизни игрока были крупными, резко очерченными, драматичными, открытыми, удобными для того, чтобы вокруг них посостязаться во мнениях.

Он начинал… Пусть помогут тютчевские строки: «…когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом». В 1954-м ему семнадцать, но уже вся Москва прослышала, что в «Торпедо» появился Стрелец. Фамилия-то еще какая – словно нарочно придуманная для центрфорварда! Мальчишеский русый чубчик, угловатость, стеснительная улыбка, а вымахал повыше своих взрослых товарищей, сила в нем играет, ноги сами бегут широченными шагами. Тогда только что расстались с футболом Пономарев, Бобров, Бесков, Федотов, Пайчадзе, Соловьев – целая плеяда центрфорвардов разного покроя, и кто-то должен был явиться им на замену. Одного Симоняна было мало, без классных «девяток» люди футбола себе не мыслили. Стрельцову были рады, как продолжателю, юнец этот утверждал всех в мысли, что не оскудела земля на центрфорвардов, все идет как полагается.

В первом своем сезоне он себя еще не знал, погромыхивало вдалеке. А во втором гром грянул прямо над головой: Стрельцов двинулся на ворота. Взыграла его рельефная мускулатура, придавая его массивности послушную ловкость, вынося в мгновение ока туда, куда рвалась его жаждавшая атаки душа, и приседали на своей белой линии в страхе вратари, сбивались с ног защитники, не зная, как остановить надвигающуюся махину. Это было потрясение основ: какой-то малый из юношеской команды завода «Фрезер» вынудил всех испытанных мастеров и тренеров ломать голову, как играть против него. «Торпедо» было на вторых ролях, впрямую не конкурировало с тогдашними лидерами, московскими «Динамо» и «Спартаком», однако «проблема Стрельцова» жгла и будоражила всё футбольное общество. Молодой центрфорвард уже тогда быстро из торпедовского превратился в общего, «нашего»: в сборной он дебютировал в Стокгольме и забил в ворота шведов три мяча.

В 1956 году 19-летний Стрельцов в списке «33 лучших» признан центрфорвардом номер один. На Олимпиаде в Мельбурне в самом головоломном матче, с болгарами, Стрельцов забил гол, спасший от назревавшего поражения и открывший путь к победе, – словом, выручил. В финале с югославами его, правда, тренер Г. Качалин вывел из состава, предпочтя сыгранную спартаковскую пятерку форвардов во главе с 30-летним Симоняном, и золотой медали Стрельцов не получил. Интересно, что тогда многим казалось, что он не ущемлен, впереди было столько международных турниров, на которых он не мог не прогреметь!

Приближался чемпионат мира, первый, в котором приняла участие советская сборная. В отборочном турнире ей выпало провести дополнительный матч с поляками на нейтральном поле в Лейпциге. И там Стрельцов открыл счет, наши победили 2:0, и теперь – дорога в Швецию. Все у нас тогда ждали этого чемпионата с уверенностью, что советская сборная не подкачает, а может быть, и привезет «Золотую богиню». Что и говорить, расстановку сил в мировом футболе мы видели в розовом тумане, о бразильцах судили по клубу «Атлетика португеза», гостившему в Москве, и ничего, кроме жонглирования, не показавшему. Сборную ФРГ, тогдашнего чемпиона мира, наши дважды обыграли в товарищеских встречах. Побеждали на стадионе «Динамо» знаменитые клубы Англии, Италии, Югославии, Венгрии, да и недавний успех на Олимпиаде в Австралии что-то значил. Но что было несомненно, так это то, что команда у Г. Качалина и впрямь сложилась как на подбор.

И тут, незадолго до выезда, стряслась беда. Стрельцов совершил тяжкий проступок, после которого его не было ни на футбольном поле, ни дома шесть лет, а двое других – защитник Огоньков и правый крайний Татушин – были дисквалифицированы. Сборная отправилась в путь с «заплатами» – без трех основных игроков. Я был командирован на чемпионат в Швецию, и до сих пор меня, как очевидца, то и дело спрашивают: «А если бы тогда были Стрелец и Татушин с Огоньковым, могла бы наша сборная взять первый приз?» На вопросы такого рода ответов не существует. «Если бы да кабы…» Но сам по себе этот вопрос, живущий долгие годы, передает горечь обманутых ожиданий, испытанную тогда многими.

Стрельцов вернулся в «Торпедо» в 1965 году. Было ему 28. Тот и не тот. Те же мускулатура, массивность, размашистый шаг. Облысевшая голова, движения помягчавшие, замедленные. Дерзостные порывы сменились рассудочностью, осмотрительностью. Молодого центрфорварда сменил футболист с той же фамилией, который уже не надвигался на ворота, как гроза, а приближался к ним, ведя за собой партнеров, комбинируя заодно с ними, деля голевые шансы. И мы открыли для себя другого Стрельцова. Со многими форвардами случается такая перемена, но происходит она постепенно, от сезона к сезону, здесь же совершилась сразу, круто. Ждали одного, появился другой. Однако этот другой оказался настолько интересен, что того, молодого, если и не выбросили из головы, то отложили в сторону, в прошлое. И занялись новым, голы по-прежнему забивающим, но хладнокровно, как бы при случае, а более всего ведущим игру, ищущим небывалые продолжения, щедрым и терпеливым, чье главенство в команде теперь выражалось в умудренности старшего. И тот, Эдик, Стрелец, был фигурой, и этот, Эдуард Стрельцов, пользовался на поле правами ферзя.