Аваллон - Кирилл Партыка

– Как старовер и гармонист?

– И как ты.

– Таким дается… дар?

– Никому здесь ничего не дается. Посмотри вокруг. Как по-твоему, что это такое?

– Вы уже объяснили.

– Не совсем. Это, если опять же оперировать доступными представлениями, то, что было бы, если бы люди не испоганили мир. Посмотри на деревья, – егерь ткнул пальцем в направлении ближайшего ствола. – Они, в сущности, просто никем не тронутые. Здесь вообще все нетронуто, первозданно. Хочешь метафору? То, что ты именуешь Аваллоном, можно назвать и по-другому: Эдем, начало начал для человека. Или иначе – исходный поток мироздания, его естественная ипостась. И тот, кто сюда угодил, тоже возвращается к своей первооснове. Оттого и болячки  проходят. Он не дар получает, а материализует собственную суть.

– Неуютный какой-то Эдем, – заметил Рязанцев, покосившись по сторонам. – Старовер, значит, стремился врачевать человечество от духовных недугов. А научился врачевать телесные. Отчего же так куце?

– Ты к Эдему не цепляйся, это я так, к слову. Мир суров – откуда райским садам взяться? А старовер, он о духовных недугах на самом деле понятия не имел. И воплотил лишь то, на что был способен: лечить тело. И убивать, когда приперло. Ты думаешь, за столетия аборигены сюда не попадали? Но у них другое сознание и, если хочешь, душа устроена иначе. Они от первоосновы ушли на столько, на сколько их удалось увести. Поверь – не далеко. Поэтому они с ума не сходят и чудес не творят. Просто перемещаются в своей обычной вселенной, никаких граней не пересекая. Как дети. Помнишь заблудившихся девчонок? Тоже вернулись невредимыми, потому что для детей границ реального не существует.

– Как и для вас?

– Это совсем другое дело.

– Кто же вы такие?

Егерь рассмеялся.

– Пойми: нет никаких вы. Здесь вообще уместнее вопрос не кто, а что.

– И что же тогда?

– Нельзя объяснить, ты не поймешь. А если так, чтоб понял… ну, не знаю… изначальная энергия, скажем так.

– То есть – Бог?

– Бог – всего лишь определение, а не суть.

Рязанцев сплюнул.

– Философский диспут при отсутствии исходных основ бесплоден.

– Это точно, – согласился егерь, затягиваясь дымом. – Человек же в плену собственных представлений, которые самонадеянно обозвал законами природы. По ним ветер не может дуть навстречу самому себе, дорога ведет лишь в ту сторону, по которой идешь, а время течет, как вода по трубе, – в строго заданном режиме. Люди придумали добро и зло, но никак не могут разобраться, где одно, а где другое. При этом добро обречено бороться со злом. Разве это не абсурд? Что в результате – сам видишь: всегда хотим, как лучше, а получается как всегда. Ты думаешь, мирозданье подчиняется таким жалким законам?

Рязанцев криво усмехнулся.

– С энергией спорить бесполезно.

– Скорее, бессмысленно.

– Но почему, интересно, я из своей основы материализовал именно телекинез? Разрушительных наклонностей не испытываю.

– Какой телекинез?.. – Егерь недоуменно наморщил лоб. – А, ты об этом… Видишь, какое дело. Совсем не обязательно испытывать какие-то наклонности. Как тебе объяснить? Ну, вот ты собачился со своим редактором. Потому что вы харизму не поделили. Сам говорил. А что такое харизма?

– По словарю ответить?

– Не надо. Все врут календари! Про твоего редактора ничего не знаю. А твоя, как ты выражаешься, харизма, если ее облечь в ощутимую форму, выходит, и есть – то самое… Харизма вообще – нечто довлеющее.

– И все? – обидчиво спросил Рязанцев. – Гнуть деревья и кошек  пугать? А я-то думал…

– Это ты зря – насчет кошек. Можно ведь и горы сворачивать – в разных смыслах. Зависит от того, как распорядиться…

– Я предпочитаю силу слова.

Егерь рассмеялся.

– Чудак-человек! Чем же ты недоволен? Мысль обрела силу, но слово-то – воплощение мысли. Пораскинь мозгами и перестань кошек пугать. Найди другое применение.

– Научите – как?

– Да кто ж тебя научит?! Что ты все на бога надеешься?! Ты себя спроси. Эта, как ты выражаешься, сила, – она твоя. И, как ей воспользоваться, – кто еще может знать?!

В эту минуту Рязанцев понял, что к их беседе давно примешивается какой-то настырный посторонний звук. Он не походил на посвистывание ветра в вышине или шорох леса. Он вообще не имел с лесом ничего общего. Механическое гудение не могло издавать ничто в природе. Николай завертел головой. Отдаленный, но неумолчный звук не мог быть ни чем иным, кроме… гула автомобильного двигателя.

Николай вздрогнул от неожиданности. Пора возвращаться? По звуку дорогу найти проще простого. Или… О, господи!!

– Ага, дошло наконец, – сказал егерь ворчливо.

Рязанцев вопросительно глянул на него. Егерь кивнул:

– Правильно догадался… Они же за тобой гнались. И тоже проскочили…

– Вы что, читаете мои мысли? Я уже заметил…  Эти сволочи – здесь?!

Егерь кивнул.

– И что же теперь?!

– Посмотрим.

– Что значит – посмотрим?! Они же… Или вам наплевать?

– Ты торопишься.

– В самом деле? А вам не приходило в голову, что здесь материализуют они?!

– Ничего они не материализуют. Они же только по виду люди. И то не всегда. А по сути – сублимация пустоты. Как может материализоваться ничто? Сам подумай.

– Значит – рехнутся?

Егерь пожал плечами.

– Не обязательно, хоть и не исключено. Они ведь ни эмпирически, ни абстрактно  почти не мыслят. У них первая сигнальная система доминирует. При подавленной второй не больно рехнешься. Говорю же – посмотрим.

Рязанцев вдруг расхохотался.

– Вот дела! Идиоты не могли отличить сказку от реальности, искали то, чего нет. И, понимаешь, с дуру нашли!

– Всяко бывает, – развел руками егерь.

От этой его уравновешенности Рязанцев почувствовал бешенство, но сдержался.

– Они выберутся?

– Кто знает…

– Да что вы заладили? Шанс есть?

– Шанс есть у каждого.

– Замечательно! – Рязанцев выругался. – Вы не понимаете? Они же при своей доминанте рефлексов никогда не остановятся. Они, как животные, будут искать добычу. Тем более, теперь вполне  реальную, которую подержали в руках.

– Ну и что?

– Как – что? Они обязательно вернутся – через месяц, через год. Раз сдвиг нестабилен, найдут дорогу. Представляете, что тогда произойдет?! Говорите – исходный поток мироздания?! Они вам его преобразуют. Так преобразуют, что не узнаете! Как все уже  преобразовали там, откуда пришли.

– И что ты предлагаешь?

– Есть у меня, знаете ли, предложения! Харизма, значит, нечто довлеющее? А, может, не довлеющее, а направляющее ход жизни? Не быдлу же его направлять!

– Насчет быдла – это такой вопрос… Я вот книжку твою вспоминаю…

– Бросьте! Книжка не при чем!

– Я ведь тебе говорил про законы…

– Вы тут много чего наговорили. Володя был моим другом. И что, так все оставить, взирая с горних вершин?! Нет, уважаемый, не боги горшки обжигают! И, судя по результатам, ход бытия вершат тоже не они.

– И каким же способом ты намерен вершить этот ход?

Рязанцев, не ответив, повернулся и зашагал на звук. Когда он приблизился к краю поляны, егерь окликнул его с до боли знакомой интонацией:

– Коля, не торопись. Ты ведь так ничего и не понял.

Рязанцев на секунду замер, хотел оглянуться. Но он знал, что на камне сидит не Павлов. И если обернуться быстро, не исключено, удастся увидеть, как оно выглядит на самом деле. Или, принимая во внимание слова об энергии, вообще ничего не увидеть. Но для этой якобы не доступной пониманию энергии могут найтись вполне доступные определения. Имя лукавству, скрытому за словесным туманом, давно известно.

Николай, ускоряя шаг, запетлял между огромных стволов навстречу нарастающему гулу мотора. Слух внезапно резанул визг бензопилы.

16

Когда рокот двигателя приблизился настолько, что сквозь него стало слышно  человеческие голоса, Рязанцев двинулся крадучись, пытаясь не потревожить ни одной ветки. Обыденные звуки, долетавшие до его слуха, разрушали здешнюю тишину, расплывались в прозрачном воздухе, как капля чернил в стакане родниковой воды. Вскоре Николай оказался у края еще одного лесного прогала. Он присел на корточки, раздвинул перед собой густую осоку.

Трехосный «Урал» возвышался над зарослями, обступившими его со всех сторон, словно мамонт. Вокруг бродили люди. Рязанцев пригляделся. Да, конечно: бандит Гена с двумя подручными, директор в камуфляже. На подножке грузовика торчал водитель.

Тот, что стрелял в Павлова, заглушил бензопилу, задирая голову, отступил от необъятного ствола и выругался.

– Хрен такую дровину повалишь!

– Надо с умом, – объяснил директор. – Сперва круговой обпил, потом сбоку второй – клином…

– Вот работяг своих и заставишь. Я тебе не сучкоруб! Может, поедем уже?