Павел Дыбенко. Невероятные приключения уголовника и революционера - Владимир Виленович Шигин

class="p1">Далее Дыбенко описывает свое возвращение в Гельсингфорс, попутно пересказывая все небылицы, которые услышал в дороге: «Вечером уезжаю в Гельсингфорс. По дороге масса всевозможных рассказов, разговоров. Рассказывают, как Вирена в Кронштадте выводили на Соборную площадь и ставили под винтовку. Стронский стоял под винтовкой с полной выкладкой; в Гельсингфорсе, прямо к пристани, было прислано несколько распечатанных вагонов водки и спирта, но матросы пить не стали, а все уничтожили (в этом я серьезно сомневаюсь — В.Ш.). Командир бригады, бывший командир броненосца «Император Павел I», стоя на коленях, просил отпустить его и обещал раздать все из буфета и выдавать на обед двойную порцию… Когда началось восстание и корабли уже были в руках матросов, новый командир броненосца «Император Павел I» капитан Дмитриев 5-й попросил вывести его на верхнюю палубу посмотреть, что творится на белом свете. Увидев везде красные огни, перекрестился и со слезами на глазах сказал: «Так и нужно». Торжественнее всего было избрание нового командующего флотом — адмирала Максимова».

После прочитанного возникает подозрение, что Дыбенко даже на “Павле” служил именно баталером, а не гальванером. Кстати, могло быть и так, что он просто стоял на штате гальванера, фактически выполняя обязанности баталера. В ВМФ бывало и так. Помните, что запомнилось ему в день объявления войны? Только то, что командир хотел раздать матросам сладости из буфета и корабельной лавки. Теперь он рассказывает нам басни о том, что Небольсин, якобы, унизительно выторговывал себе жизнь за две миски борща. Так рассуждать мог только баталер, мерящий человеческие отношения пайками борща и котлетами. Что касается Небольсина, то, разумеется, Дыбенко врал, герой Порт-Артура перед своими убийцами не унижался.

Честно скажу, я не понимаю, зачем надо было Дыбенко пересказывать заведомую чушь, при написании своих мемуаров в 30-е годы, когда все обстоятельства расправы с адмиралами и офицеров в Гельсингфорсе и Кронштадте были уже хорошо известны, в том числе и самому Дыбенко.

* * *

Итак, если верить мемуарам Дыбенко в самые горячие февральские дни 1917 года его в Гельсингфорсе не было и ко всему, тому, что там происходило, он не имел никакого отношения. В это время Дыбенко «руководил Февральской революцией в Петрограде. Ну, что же происходило в это время на бывшем корабле Павла Ефимовича линкоре «Павел Первый»?

Читая воспоминания участников и свидетелей тех кровавых событий, возникает впечатление, что именно линкор «Павел Первый» являлся основной базой террористов и убийц на Балтийском флоте. На других кораблях тоже безобразничали и даже убивали, но не столь массово и столь зверски только на «Павле». Мало того, не удовлетворившись убийством своих офицеров, негодяи с «Павла» ходили по другим кораблям, убивая офицеров и там. Где-то им это вполне удалось, где-то матросы с кораблей грудью встали на защиту своих офицеров от озверевших «павловцев». Кстати, на однотипном с «Павлом» линкоре «Андрей Первозванный», несмотря на происходивший там мятеж, офицеров все же не убивали. Таких зверей, как на «Павле», там не нашлось.

Военно-морской историк Р.М. Мельников пишет о преддверии событий на линкоре «Павел Первый» так: «Здесь на корабле (на линкоре «Павел» — В.Ш.) была создана, глубоко законспирированная ударная группа, которая на диво слаженными действиями при полном неведении офицеров сумела организовать подачу питания на башни, взять на себя управление, поднять на корабле боевой флаг и привести в действие мгновенно рассыпавшиеся по кораблю группы боевиков….Очевидно, что меры “отеческого отношения” к матросам или хотя бы элементарного политического надзора на корабле отсутствовали или были слишком слабы. От адмирала В. А. Белли, служившего в те годы на “Цесаревиче”, автор как-то услышал рассказ о том, как, будучи за старшего офицера он с полного одобрения офицеров, доставил прибывающего по какому-то делу жандарма дожидаться ответа у трапа, но не пустил его на корабль. Быть в стороне от “политики” считалось среди офицеров знаком хорошего тона, и теперь за этот неуместный снобизм им пришлось расплачиваться самым жестоким образом. Роковой просчет власти, дважды, в 1915 и в 1916 гг., не решившейся перебазировать додредноуты в Рижский залив, отчего они, стоя в Гельсингфорсе, подверглись интенсивному революционному разложению, отразился на “Павле I” особенно успешной деятельностью подпольных организаций. Для командира и офицеров зревший на корабле мятеж оказался полной неожиданностью. В отличие от 1912 г., когда в команде нашлось немало матросов, считавших своим долгом предупредить офицеров о подготовке мятежа, в 1917 г. такой информации офицеры, похоже, не получали. Не было, как видно, и попыток “отеческого отношения” к матросам, о чем не раз скорбел в своих «Воспоминаниях» министр И.К. Григорович, но к налаживанию которых не приложил никаких усилий. И мятеж, организация которого до настоящего времени остается совершенно не освещенной никакими документами и исследованиями, произошел так же вдруг, как это было на “Потемкине”, но вовсе не стихийно, а по сигналу хорошо законспирированных организаторов».

Большинство матросов, стоявших на зимовке в Гельсингфорсе кораблей и, в первую очередь линкоров, за время войны не сделали по врагу ни единого выстрела, так как командование держало крупные корабли в резерве на случай прорыва германского флота к Петрограду. Несколько лет существования в постоянной готовности к бою, но вне реальных боевых действий, строгая дисциплина, нечастые выходы в море, а больше всего активная разлагающая деятельность революционеров всех мастей — всё это в известной степени обостряло противоречия между офицерами и матросами. Практически на всех линейных кораблях действовали подпольные ячейки различных партий, причем первенствовали в этом вопросе эсеры и анархисты. Впрочем, пока не было мощного толчка извне, ситуация находилась под полным контролем командования. Этим толчком стало внезапное для всех отречение от престола Николая Второго.

Как известно, 3-го марта матросам стало известно об отречении царя. Вицеадмирал Непенин издал приказ по флоту, объявляющий об отречении императора, и одновременно напоминающий о дисциплине, о том, что идёт война, а потому требуется сохранение спокойствия и порядка. Командирам кораблей было приказано вечером зачитать текст манифеста об отречении и приказ командующего перед строем командам. Таким образом, Непенин надеялся предотвратить возможные волнения среди команд, но, вышло все как раз наоборот, именно оглашение манифеста и спровоцировало последующие кровавые события. Ряд историков считает, что роковой ошибкой стала попытка командующего флотом вице-адмирала Непенина задержать объявление манифеста об отречении Николая Второго почти на сутки. Думается, что действия Непенина в данной ситуации мало что могли изменить.

Первым «отличился» линкор «Император Павел I», где подпольщики только и ждали повода для новой «бузы».

Около 20 часов 3 марта 1917 года, как свидетельствует флагманский исторический журнал 1-й бригады линейных кораблей, “линейный корабль “Павел I”