Черные шляпы - Патрик Калхэйн

А сейчас она сама говорила об этом, рассказывая о выходе своего нового фильма.

— Он называется «Белая Скво», — сказала она, — и, как вы понимаете, у меня там главная роль. Мои последние лошадиные оперы провалились, поэтому вы нужны мне, добрые люди, чтобы завтра среди дня выбраться из постели и снова играть этот проклятый концерт! Что ж, я рискнула своей…

Она поежилась, сидя на стуле.

— …жизнью, чтобы сделать этот фильм для моих зрителей. Да. В самом деле. В этот раз мы снимали в дебрях Лонг-Айленда.

Она говорила чистую правду, но ее манера поражала публику наповал. «Даже, если большинство публики находилось слегка навеселе, все равно она хороша, — подумал Уайатт. — Даже лучше, чем в кино, хотя она сидела в седле ни капельки не хуже, чем на этом стуле».

— Знаете, когда я начала сниматься в кино, четыре или пять лет назад, — продолжала она, — меня назвали Уильямом С. Хартом в женском обличье. Представьте себе Билла в женском платье, напомаженного, и вы поймете, что это совсем не комплимент!

Ее речь продолжалась еще некоторое время, и тут она заметила Уайатта, сидевшего за столиком неподалеку от сцены. На ее лице промелькнула легкая улыбка, настоящая, едва сменившая показную, но она ни на йоту не сбилась со своей комедийной программы и не стала ставить его в неловкое положение, представляя его аудитории.

Хотя могла сделать это с легкостью.

Теперь она принялась здороваться со зрителями, показывая на них пальцем.

— Привет, Кори!.. Привет, Джимми… Это ты, Чарли? Как же, Чарли, я замечу горящий в тебе огонь даже на другом конце зала! А, Диана! Я думала, Рафаэль — мой кусок мужского внимания! Гарри, скажи, где твоя жена? Ты все так же любишь ее? Я так рада это слышать…

Вертясь на стуле, она спела пару песен под аккомпанемент рояля. Для того чтобы ее слушали, ей не нужен был мегафон. Она пела скорее с чувством, чем с умением, исполняя джазовые версии «Придешь ли домой, Билл Бэйли?» и «Когда моя милая улыбается мне».

Наконец, она встала со стула, и оркестр разом заиграл, когда она громко запела «Лебедушку», смешно подражая Элу Джольсону. После этого парни снова заиграли «Пони Бой», и она ускользнула со сцены, помахивая своим украшенным камнями «стетсоном». Когда она вернулась, аплодисменты усилились, поскольку вместе с ней из-за кулис вышли еще по три девушки с каждой стороны, чтобы тоже «скакать» по сцене и подпевать ей, правда, не попадая в добрую половину нот. Но это никого особо не волновало.

Эти милашки были одеты в лифы и панталоны в черную точку наподобие воловьей кожи, размахивали своими прелестными ножками, обутыми в туфли на высоком каблуке, и слегка пританцовывали, иногда поворачиваясь к слушателям тугими попками. Одна из девушек, натуральный пупсик с черными волосами, была на полшага позади других, но это никому не мешало.

— Пон-ни Бой, По-ни Бой, — пели они, — будешь ли ты мой, To-ни Бой? Ни слова «нет», на рассвет, мы идем вдаль…

Не то чтобы они пели хорошо, но пели весело, это и дало старому петушку повод, да и Уайатт вдруг обнаружил, что прихлопывает в ладоши в ритм песне вместе со всеми слушателями и даже потихоньку подпевает.

— Ве-тре-ный, ветреный, ве-тре-ный, вау! Мой Пони Бой!

Затем Техасская Гуинан важно вышла вперед и сделала жест поющим.

— Подарите этим маленьким девочкам большую овацию! Что вы говорите? Давайте, сейчас! Леди, кланяйтесь!

Аудитория с готовностью устраивала одну овацию за другой, пока представление продолжалось еще добрых полчаса, становясь все глупее, но публика сама становилась частью шоу, и не поддаться этому было трудно, особенно для тех, кто хорошо напился, а таковыми были практически все, кроме Уайатта и Бэта.

В середине этого шоу Текс прошла по рядам, раздавая трещотки, словно в канун Нового года (Уайатт подумал, что у Холидэя каждый вечер был канун Нового года). Она спела еще пару песен при поддержке танцовщиц (не в тон, попадать в ритм, похоже, уже было достижением), затем снова обошла зал, беседуя с клиентами, особенно с теми, кто сидел у сцены, но ей явно хватило такта обходить Уайатта, и здорово всех повеселила.

Все лысые мужчины у сцены практически гарантированно получали поцелуй на свою блестящую башку с отпечатком помады, а волосатым она взъерошивала прически. Когда один из них, владелец молочной фермы из Де-Мойна, дал по пятидесятидолларовой купюре каждой из певиц, Текс зааплодировала ему.

— Ну, что скажете, люди? Выразите любовь и признательность этому большому мужчине с маслом и яйцами!

Они сделали это преимущественно при помощи трещоток.

Уайатту показалось впечатляющим и даже интересным, как Текс удавалось контролировать ход шоу, даже тогда, когда, казалось, оно превращалось в чистый хаос, особенно когда она предложила желающим проявить свои таланты на сцене, и в результате специалист по подманиванию птиц, подражая Эдди Кантору («Морги», в противовес ее Джольсону), исполнил песню композитора-любителя, не шедшую, впрочем, ни в какое сравнение с Ирвином Берлином.

По окончании последней репризы «Пони Бой» певицы снова вышли под оглушительные аплодисменты и на бис спели какую-то песенку про вишни, которой Уайатт не знал, но публика явно знала, громко подпевая хору: «Вишни! Вишни! Вишни!» Затем одна из девушек достала корзину с вишней и принялась кормить ею публику, угостив практически всех мужчин в зале, в том числе и Уайатта.

— Я слегка удивлен, что у этих девочек осталось хоть сколько-то вишни, чтобы угощать ею… — сказал Бэт, посасывая черешок ягоды.

Когда Текс исчезла в блеске жемчугов и камней, а девушки начали уходить за кулисы, посылая всем воздушные поцелуи, Уайатт повернулся к Бэту:

— Что было бы, если бы они попытались показать это в «Птичьей клетке» в Тумстоуне?

— Импровизированная постановка «Похищения сабинянок», я думаю, — кашлянув, ответил тот.

— Как минимум, — согласился Уайатт.

— Времена меняются.

— Да. Но не люди.

Однако Техасская Гуинан изменилась. По крайней мере, сменила блестящее платье на изящный розовый костюм с кремовым кружевным воротником и единственной ниткой жемчуга, оставшейся от ее прежнего образа. Она выскользнула из-за кулис и направилась к столику у сцены. Хотя некоторые слушатели и узнали ее в таком наряде, они не были достаточно грубы или пьяны, чтобы беспокоить ее, поскольку было ясно, что она пришла поболтать с друзьями.

Текс села рядом с Уайаттом, поскольку они с Бэтом занимали два из четырех стульев, стоящих вокруг стола, места за которым едва хватало на двоих. Она обхватила обеими руками его правую руку и сжала ее. Теплота, с которой она сделала это, повергла его в дрожь.

— Давно не виделись.

— Добрых пять лет, — ответил Уайатт.

— Я тоже рад тебя видеть, Текс, — сказал Бэт.

— А что мне говорить с тобой? — сказала она Бэту, даже не посмотрев на него. — Ты практически ни разу не написал обо мне.

— Текс, я чаще всего пишу про бокс.

— Посмотрел бы на тот, что был у нас тут вчера, — ответила она, продолжая глядеть на Уайатта своими большими карими глазами. — Могла бы догадаться, что ты появишься в один из этих дней. Даже несмотря на то, что Манхэттен — не твоя территория…

— Ну, Текс…

Она махнула рукой, продемонстрировав кольцо с жемчужиной.

— Я не говорю, что ты приехал, чтобы найти меня, — сказала она, проницательно глядя на него. — Ты, должно быть, прослышал про Джонни. Захотел посмотреть, правда ли это молодое яблочко упало далековато от яблони, твоего старого приятеля-доктора.

Бэт улыбнулся, прикуривая «Лаки».

— Текс, — начал Уайатт, освобождая свою руку и погладив ее по плечу. — Ты в самом деле умеешь работать с толпой.

— Да уж, когда мои дни на серебряном экране сочтены, — сказала она, подняв брови и распахнув глаза. — Меняются времена, вкусы, и я явно не молодею… Так что, черт с ним, я тоже сменила амплуа… Знаешь, Джонни сам нашел меня.

— И не знал, что ты терялась.

Она засмеялась, даже более низко и хрипло, чем когда говорила и пела.

— Ну, меня взяли в этот новый ресторан… — она глянула на Бэта. — «Голд Рум». Ты его знаешь, У. Б., да?

Бэт кивнул.

— Я там был тогда, Текс, помнишь?

— Едва… В любом случае, был день открытия, Зиг Ромберг вышел из зала, чтобы сыграть на рояле, я была в качестве бутерброда, вышла, чтобы спеть, начала поднимать с мест празднующих… спеть еще одну-две песни? «Голд Рум» должен был закрыться в час ночи, но мы вовсю гуляли еще в полшестого.

— Джонни был среди слушателей, его впечатлило увиденное, а все остальное — прошлое или скоро им станет, — сказал Бэт Уайатту.