Загадка фарфоровой балерины (СИ) - Тюрина Елена Александровна

– В общем, мы проснулись в чужой квартире, – наконец произнесла она. – На окраине города, где в нашем времени расположены Южные кварталы, сейчас только строятся дома. В одной из этих новостроек и находится наша квартира. Все вещи были в ящиках, мебель стояла беспорядочно, словно ее только занесли. Сначала я была уверена, что просто сплю, и мне все это безумие снится. Отец сказал, что тоже так думал. Но это ощущение вскоре нас покинуло. Все-таки вокруг бушует реальная жизнь – за стенкой разговаривают соседи, во дворе шумит детвора. Включили телевизор – а там новости за восемьдесят седьмой год, Горбачев! Мы даже подумали, что это какой-то твой розыгрыш. Или это дядя Лева решил подшутить. Но не могли же нас спящими переместить в другую квартиру! Так что эта версия тоже отпала. Когда поняли, что попали в прошлое, приняли решение пока налаживать быт, а там что-то да прояснится. Все боялись, что хозяева квартиры объявятся и выставят нас вон. Но пока никто не появился. Андрей решил попытать судьбу и устроиться на работу. Ему сосед посоветовал обратиться на химико-фармацевтический завод. Говорят, там как раз требуются люди. Да и к медицине близко. Может быть, позже попробует в какую-то больницу сунутся, но там же диплом потребуют показать…

– А про меня вы как узнали?

– Нашли в квартире ученический билет с твоими данными и фотографией. Правда, это только вчера вечером случилось.

А ведь действительно у нее не оказалось ученического. Пришлось заказать новый и сказать, что прежний потеряла.

– Ты не представляешь, как я все это время переживала! Думала, что ты там одна осталась. Вчера, как только билет обнаружили, хотела сразу же сюда ехать, но отец убедил, что все равно не пустят и лучше отправиться утром. Он бы и сам приехал, но как раз на завод отправился в надежде, что примут. Благо, он медик, должен быстро освоиться.

К слову, отец у Насти был заведующим отделением травматологии в городской больнице. По его стопам собиралась пойти и сама девушка. Мечтала стать врачом, только другой специальности – стоматологом.

– Постой… А как же без документов? – Анастасия растерянно посмотрела на мать.

Ольга Александровна задумчиво помешала трубочкой коктейль, к которому даже не притронулась.

– Документы есть. Причем на наши имена, с нашими фотографиями… Но годы рождения другие. Мы все понять не можем, как это случилось… Знаешь, Настюша, что думаем? Та семья, вместо которой мы здесь оказались, перенеслась туда, в наше время. Или, не дай бог, погибла. Но о таком даже думать страшно.

– А, может, и правда они теперь там вместо нас? – оптимистично спросила Настя, с удовольствием попивая молочный напиток.

– Непонятно только, зачем это все… Отец первые дни вообще сам не свой был. А теперь даже доволен. Андрей мечтает тут остаться навсегда, – вздохнула Ольга Александровна. – Ему все нравится. А как тут жить? Ни мобильных телефонов, ни интернета… Нет, конечно, это годы моего детства, но когда привыкаешь жить в более прогрессивные времена, то тут уже тяжело.

– Мам, я, кажется, знаю, почему так получилось, и зачем… – начала Настя.

Женщина подняла на дочь удивленные глаза.

– Это из-за меня. Точнее, не совсем из-за меня, но…

Она поведала матери всю историю с найденными в подземелье Дворца культуры останками и фарфоровой статуэткой балерины. Под конец рассказа Анастасию осенила мысль, что та девушка, вместо которой она здесь, теперь, наверное, учится в ее группе в медицинском. Не позавидуешь бедняжке.

– Перенести в прошлое целую семью, чтобы спасти одного человека? – с сомнением спросила Ольга Александровна.

– Значит, этот человек того стоит.

– Все это очень странно, доченька… Разве можно вот так просто оказаться в прошлом? И тут тебе сразу и квартира, и работа, и учеба… Так не бывает. Что-то здесь не чисто. Мистика… Неужели это все из-за мертвой девушки, найденной во Дворце культуры? Вдруг та статуэтка, что ты принесла домой – проклятая? Ужас. Надо в церковь сходить, батюшке рассказать.

Мать, наверное, перекрестилась бы, не находись они в людном месте. Настя никогда не замечала за ней особой набожности или суеверности. Кажется, они с отцом восприняли попадание в прошлое гораздо спокойнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Может быть, в том, что с нами случилось, замешаны высшие силы? Вдруг на нас возложена какая-то миссия? А может, это шанс, который нам дан, чтобы что-то исправить? Выбрать новый путь? – не очень уверенно спросила Настя. – Ведь то, что мы попали сюда все вместе – это уже хороший знак. Нас не разлучили. Мы остались в своих телах, со своими именами. Бабушка здесь, живая и еще совсем молодая, мы можем ее найти. И дед. И еще ты можешь посмотреть на себя маленькую.

– Не хочу, – Ольга Александровна резко передернула плечами, показывая свое категорическое нежелание принимать случившееся.

– Тебе так не нравится жизнь в СССР?

– Не знаю… Не то, чтобы не нравится. Но зачем возвращаться в то, что уже прожито? Много хорошего было, не спорю. Но и плохое никто не отменял. Например, вот эта манера совать носы в чужие жизни… Какое право имеет коллектив на работе или соседи по дому что-то там обсуждать, критиковать? Когда я была маленькая, по соседству с нами жил мальчик-мулат Сережа. Так вот, когда его мама сошлась с чернокожим парнем и родила от него этого Сергея, ее чуть ли не проклинали, и на дверь ей плевали, и не здоровались… Разве так можно? Кому вообще какое дело до ее личной жизни?

– Кошмар, – согласилась Настя.

Ольга Александровна с нежностью посмотрела на нее.

– Доченька, может, ты к нам переберешься?

– Нет, мам. Слишком далеко, а у нас очень строго с дисциплиной и репетиции постановки, в которой я вроде как участвую, могут назначить на раннее утро. Многие местные живут в общаге, потому что так удобнее.

– А еще потому, что там полная свобода от родительского контроля, – с пониманием улыбнулась женщина. – Тебе, наверное, очень тяжело. Ты же не балерина.

– Нормально, мам, я окончила специализированную спортшколу олимпийского резерва. Мне не может быть тяжело.

– А твоя мечта стать врачом…

– У меня теперь другая мечта, – заявила Настя.

Мать ничего на это не сказала. Лишь поглядела внимательно. А потом вдруг задумчиво изрекла:

– Я в детстве бредила балетом. Ходила в хореографический класс при школе искусств. Но в начале девяностых балетное училище, в которое ты попала, преобразовали в училище культуры. А потом тут будет колледж. Средств, чтобы отправить меня учиться в другой город, родители не имели. Девяностые были трудным периодом для нашей семьи. Порой даже поесть досыта не было возможности. Да вся страна так жила, что уж говорить. И моя заветная мечта погибла вместе с балетом в этом городе. Хотя у меня и данные были… Настя изумленно смотрела на маму.

– Ты говорила, что в детстве занималась хореографией. Но я не знала, что все так серьезно.

Ольга Александровна была довольно закрытым человеком и многое о ее прошлом Настя узнала не от самой матери, а от бабушки и от отца.

– Просто не хотелось об этом вспоминать. Для меня это до сих пор больная тема. Тем более что старшая дочь моего отца все-таки стала балериной.

– Да? – еще больше удивились девушка.

Про родную тетку-балерину она слышала впервые.

– Да там такая нехорошая история приключилась, – мать махнула рукой, дескать, не стоит внимания, и больше к этой теме не возвращалась.

Хотя Настя очень хотела узнать, что же там случилось, и откуда вообще взялась эта старшая материна сестра. Но расспрашивать не решилась.

Она как раз вспоминала встречу с мамой и их разговор, пока шла вместе с Томой к стадиону близлежащей школы. Они решили бегать там по вечерам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Из задумчивости ее вывела кошка, которую, потешаясь, швырнул, словно мяч, кто-то из подвыпивших парней. Девушка остановилась, оглушенная подобной жестокостью и жалостью к животному.

– Что вы делаете, живодеры! – крикнула она в сторону пьяной компании.

– Эй, пойдем, – шепнула Тома, пытаясь увлечь подругу за собой.