Роль «зрелой женщины» - Астра

Зато у Ирины появилось море новых забот. Рождение внука счастливо совпало с перерывом между съемками, и она помогала дочери, чем могла, варила им обеды трижды в неделю. Борщи, гуляши, котлеты, кисели, компоты. Конечно, не забывались и селедочка, чтобы молодой маме хотелось пить, чтобы молочко бежало ручейком, и фрукты-овощи, чтобы в питании ребенка присутствовали витамины и микроэлементы, как настаивал молодой отец.

Здесь, на этой кухне, в большом белокирпичном доме, и случилось то, чего она меньше всего могла ожидать.

Как обычно, она сварила полный обед и присела на табурет, прислушиваясь, не проснулись ли «детки», Киска и ее сыночек. Эти милые хлопоты не утомляли ее еще и потому, что в такие дни сюда заходил с работы Клим. Они обедали и уезжали к себе домой. Вот заплакал малыш, и через несколько минут Киска в халатике, с ребенком на руках, слегка заспанная, но свежая и румяная, появилась на кухне. Сладок сон, когда дети маленькие!

— Как вкусно пахнет! Мамуля, можно я сначала киселя попью, а салат потом? — она потянулась к стакану клюквенным киселем и с наслаждением выпила его. — Замечательно! Мамуля! Давай поболтаем о том, о сем, а то у меня разговорный голод. Уже хочется в институт. Правда, правда.

Она повернулась, держа на руках Антошку, к матери лицом, как раз между двух тарелочек, которые висели на стене за ее спиной.

— А знаешь, эта соседка в соседней квартире…

Ирина замерла. Она не слышала, что говорила дочь. Не эту ли картинку она увидела тогда? Дочь с ребенком на руках, даже халатик, даже тарелочки за спиной были точно такими!

— Что, мамуля, что так смотришь? — насторожилась дочка, покачивая ребенка. — Почему такие глаза? Что-нибудь не так?

— Все так, Катюшка моя милая, все так, — ответила Ирина, задохнувшись от волнения.

Клим и Ирина давно рассказали друг другу самые замечательные события своей жизни. Их по-прежнему поражало то, как странно шли они к своему соединению, но погружаться в подробности иного рода казалось излишним. Главное, что они вместе, а досадные мелочи прошлого можно забыть и забыть.

В тот вечер к ним приехал Костя Земсков. Он был своим человеком в доме. По обыкновению, он подыскивал необычный сюжет. Развалившись на широкой тахте, он с наслаждением отдавался беседе с милыми сердцу людьми.

— Скажи, Клим, откуда у тебя это свойство предугадывать угрозу? Это касается лично твоей жизни, или тебе удается отвести беду и от других людей?

Клим задумался.

— Мой прадед, говорят, был северным знахарем и умел многое, о чем я и понятия не имею. Однако, кое-что, видимо, передалось.

Костя насторожился.

— Так-так-так! Значит, все это идет из глубины веков и передается по роду. Очень кстати, — он потер руки. — Для исторического фильма серии на три-четыре материала хватит. Там можно многое показать, и все нашенское, русское. Хроники поднять, летописи, предания. Да! И вывести на современность. Да, именно! Да!… А скажи, когда это случилось в последний раз? Ведь оно же работает, это свойство!

Клима нисколько не занимали эти расспросы, а режиссерская кухня нередко раздражала, но он понял, что Ирина будет играть в этой картине, и нехотя продолжал.

— В последний раз меня за это чуть не убили. В поезде, уже в пределах Подмосковья. Там еще такой разлив реки и старая колокольня на том берегу. Как обычно, послышался звук сыплющихся железных опилок, и я ощутил впереди, прямо на рельсах, нечто родное, близкое. Кто это был, не ведаю, но действовать следовало незамедлительно!

— Как? — напрягся Костя, словно это он сам был сейчас и в поезде и на рельсах.

Клим усмехнулся.

— Остановить поезд, который шел в это время по арочному мосту. Это было безумие — тормозить состав в таком месте, но меня силой вынесло из купе в коридор к стоп-крану. Все решили, что это припадок помешательства. Пассажиры сбили меня с ног и я, придавленный к полу их телами, успел крикнуть, послать наудачу, в никуда, зов о помощи. Локомотив-то ведь тоже ревел так, словно предупреждал кого-то.

Он замолчал, удивленный устремленными на него глазами Ирины. В них было нечто необъяснимое.

— Ну?! — нетерпеливо вскрикнул Костя.

— Что-то мне удалось, — ответил Клим, посматривая на нее. — Стало легко, будто угрозу ту сдуло, как пушинку.

Стиснув руки, Ирина выбежала из комнаты. В коридоре, прижавшись лицом в висящие пальто, она затихла. Мужчины не шевельнулись. Было ясно, что все неспроста, и что может последовать нечто такое, во что нельзя, невозможно вмешиваться.

Через минуту-другую Клим все же вышел к ней в коридор.

— Что, родная?

Она прижалась к нему.

— Я расскажу сама. Идем. Слушайте, как все это было с другой стороны. С моей.

Предысторию своего появления на рельсах она поведала буднично, потому что Виталия для нее давным-давно не существовало. Но шелковистый отблеск стали, ржавые шпалы, покачивание желтой сурепки возникли перед глазами слушателей, как на картинке. И два блика. Их предложения, выбор.

— Жить, жить, жить… предлагал второй, и вдруг я увидела дочь с ребенком на руках. Клим, она была в том же халатике, что и сейчас, и за ее спиной на стене висели две тарелочки. Клим, я все это увидела сегодня наяву, когда была у Киски — халатик, дочь с ребенком и две тарелочки. Клим! А ведь ты не мог этого знать, тебя еще и в Москве не было!

— Да, тарелочки мне Гриша подарил, это было месяца через три. Так вот где мы встречались! А я-то не мог вспомнить.

Не в силах совладать с собою, вскочил и забегал по комнате Костя.

— Ребята! Как это необыкновенно! А скажи, Ирина, этот Виталий — не тот ли хмырь, которого ты отшила в тот давний день премьеры? Класс! Тогда я тебя и заметил.

— Он несчастный человек, — тихо сказала она. — Зачем он попался на моем пути?

— Как зачем? Чтобы ты преодолела проблему, может быть, всего своего рода, прошла чистилище и родилась вновь. А Клим проявил в себе новые способности. Все связано. Что ты ему сказала?

— Не помню. Что-то разочаровывающее.

— Настолько, что сник, как мокрая курица.

— Жалкий человек, — Ирина вздохнула.

— Не скажи, — возразил Костя. — А вдруг после той встречи он тоже переменился, может, что-то повернулось в нем и судьба его не так уж горестна. Почему не предположить этого? Вы, я смотрю, сказки творите наяву, вот почему я к вам привязался, — Косте не сиделось, в его воображении возникал новый фильм. Он вскочил, словно пружина. — А та колокольня, что вы видели оба, ведь она должна существовать? Колокольни же не горят. И прудок возле нее.

— Ах, давно это было, Костя. С тех пор я там не была. Киска выросла из детского возраста, спортивный лагерь был не для нее. В Святые ключи мы больше не ездили.