Поединок 18 - Эдуард Хруцкий

Между тем властелином моего сердца, или по крайней мере тела, в тот вечер предстояло стать Полу, и я заранее зевнула.

Пол Бретт, кстати, очень интересный мужчина, элегантный, обходительный, представлял интересы RKB и других кинокомпаний, оберегал от покушавшихся на их собственность. Его достоинства котировались столь высоко, что Памела Крис и Лола Греветт – два самых значительных символа секса для нашего поколения, в течение десяти лет пребывания на экране пожиравшие состояния и сердца мужчин, опустошая к тому же их портсигары, даже они без памяти влюблялись в него, а после разрыва закатывали истерики. Словом, Пол мог по праву гордиться славным прошлым.

Но глядя на него в тот вечер, я тем не менее видела перед собой только маленького белокурого мальчика лет… сорока. Должно быть потому, что лицом он напоминал херувима. Сегодня мы подошли к последнему рубежу: после восьми дней цветов, телефонных звонков, намеков и появления вместе в обществе женщина моего возраста не могла не сдаться, по крайней мере в этой стране. День Икс наступил: в два часа ночи мы неслись в мою скромную обитель, и в тот момент я горько сожалела о важности секса в отношениях между людьми, потому что у меня от усталости слипались глаза. Но я уже хотела спать прошлой ночью и три дня назад, так что теперь не имела на это права. Понимание Пола – «Конечно, дорогая» – сменилось бы неизбежным: «Дороти, что случилось? Ты можешь сказать мне все». Значит, впереди у меня приятный ритуал выуживания из холодильника кубиков льда, поиски бутылки шотландского виски, вручение бокала с весело звенящими кубиками Полу, а потом мне предстояло расположиться в гостиной на большой тахте, приняв соблазнительную позу а-ля Полетт Годдард. Пол подошел бы ко мне, поцеловал… а после всего проворковал бы проникновенным голосом: «Это должно было случиться, не правда ли, дорогая?» Да, это должно случиться,

У меня перехватило дыхание. Пол сдавленно вскрикнул. В свете фар, шатаясь, как лунатик, или, скорее, как одно из тех болтающихся соломенных чучел, которые я видела во Франции, человек ринулся на нас. Должна сказать, что мой маленький блондин среагировал мгновенно. Резко нажал 4 на тормоза, и машина полетела в правый от дороги кювет вместе с очаровательным пассажиром, я имею в виду себя.

После ряда странных видений я обнаружила, что лежу, уткнувшись носом в траву и вцепившись в сумочку: любопытная ситуация, так как обычно я ее везде забываю (что заставило меня схватить эту маленькую сумочку в преддверии, быть может, рокового момента, я никогда не узнаю). Потом я услышала голос Пола, произносящий мое имя с такой сердечностью, что у меня защемило сердце, и, уже не беспокоясь за него, снова закрыла глаза. Лунатик не пострадал, со мной, как и с Полом, все в порядке, значит, после того как все утрясется – нервный шок и так далее, у меня появится отличная возможность хорошо выспаться одной.

– Все хорошо, Пол, – пробормотала я умирающим голосом и поудобнее устроилась на траве.

– Слава тебе, Господи! – воскликнул Пол, обожавший старинные, романтичные выражения, – Слава Богу, ты не ранена, дорогая. На мгновение я поду…

Я не знаю, о чем он подумал в то мгновение, так как в следующее, в адском грохоте, нас, сцепленных в объятии, отбросило метров на десять от кювета. Наполовину оглохшая, ослепшая, я высвободилась из объятий Пола, чтобы взглянуть на «ягуар», горевший, как свечка, к счастью, хорошо застрахованная. Пол тоже сел.

– Мой Бог, – простонал он, – бензин…

– Там осталось еще что-нибудь взрывающееся? – спросила я с оттенком черного юмора. И внезапно вспомнила о существовании дикаря. Быть может, он горел в тот самый момент. Я вскочила, заметив, что на обоих чулках спустились петли, и побежала к дороге. Пол последовал за мной. Темная фигура, недоступная огню, но неподвижная, распростерлась на щебенке. Сначала я видела только гриву каштановых волос, которым огонь придавал красноватый оттенок, а затем, без усилия перевернув его, я увидела лицо человека, скорее, лицо ребенка.

Поймите меня правильно. Я не любила, не люблю и не буду любить совсем молоденьких парней, тех, кого называют в Европе minets. Их растущая популярность, и среди моих приятельниц тоже, кажется мне удивительной. Прямо-таки последователи Фрейда. Юнцам, от которых еще пахнет молоком, не следует вить гнездышко на груди у женщин, от которых пахнет шотландским виски. И все же это лицо на дороге, повернутое ко мне в свете языков пламени, такое юное, но уже такое суровое, его совершенство наполнили меня странными чувствами. Мне хотелось и бежать от него, и баюкать, нежно обняв. А ведь я не страдаю материнским комплексом. Моя дочь, которую я обожаю, живет в Париже, счастлива замужем и окружена стайкой маленьких чертенят, которых она постоянно мечтает спихнуть мне летом, когда у меня появляется счастливая мысль провести месяц на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна, поэтому ее мечты еще ни разу не материализовались.

Но вернемся к той ночи и к Льюису – этого безумца, это чучело, этого лежащего без сознания человека, этого красавца звали Льюис, – на мгновение я застыла над ним, не двигаясь, даже не положив ему руку на сердце, чтобы удостовериться, бьется ли оно. Я смотрела па него, не видя особой разницы, жив он или умер. Несомненно, недопустимая сентиментальность, в которой потом мне пришлось горько раскаяться, не в том смысле, как кто-то, возможно, подумал. «Кто это?» – сурово спросил Пол (если и есть что-то восхитительное в обитателях Голливуда, так это их мания знать и узнавать всех). Пола нервировало, что он не может назвать по имени человека, которого едва не переехал среди ночи. Я начала закипать.

– Мы же не на вечеринке, Пол. Как ты думаешь, он ранен?.. О!..

Что-то коричневое, бегущее из-под головы незнакомца на мои руки… Кровь! Я узнала ее тепло, липкость, густоту. Пол увидел кровь в тот же момент.

– Я не тронул его, я в этом уверен. Его, должно быть, стукнуло обломком машины при взрыве. – Он встал, его голос был спокоен и тверд. Я начала понимать слезы Лолы Греветт. – Не двигайся, Дороти, я пойду позвоню, – большими шагами он направился к темным силуэтам домов, видневшихся вдали. Я осталась одна на дороге, рядом с человеком, который, быть может, умирал. Вдруг он открыл глаза, взглянул на меня и улыбнулся.

II

– Дороти, ты совсем свихнулась?

На такой вопрос мне труднее всего ответить, особенно если его задает Пол, который в элегантном темно-голубом блейзере смотрит на меня с издевкой. Мы на террасе моего дома, и я одета для работы в саду: старые брезентовые слаксы, цветастая блуза и косынка на голове. Не то чтобы я когда-либо работала в саду: вид садовых ножниц пугает меня, но я «люблю менять внешность. Поэтому каждый субботний вечер я одеваюсь для работы в саду, как и мои соседи, но вместо того, чтобы носиться за взбесившейся газонокосилкой или полоть буйно заросшую цветочную клумбу, я устраиваюсь на террасе с двойным виски в одной руке и книгой в другой. За этим занятием и застал меня Пол. Я чувствовала себя виноватой и неряшливой – два почти одинаково неприятных ощущения.

– Ты знаешь, что все в городе только и говорят, что

отвоем последнем сумасбродстве?

– Все-все, – повторила я недоверчиво и скромно.

– Что, во имя Бога, этот парень здесь делает?

– Но он выздоравливает, Пол, он поправляется. В конце концов, ему сильно повредило ногу. И ты же знаешь, что у него нет ни доллара, ни семьи, ничего.

Пол глубоко вздохнул.

– Именно это и беспокоит меня, дорогая. Включая и то, что твой молодой битник налакался ЛСД перед тем, как броситься под колеса.

– Но, Пол, он же сам тебе все объяснил. Под действием наркотиков он не только не узнал, но и представить себе не мог, что это автомобиль. Огни фар он принял…

Неожиданно Пол покраснел.

– Мне все равно, что он там себе представлял. Этот придурок, этот хулиган чуть не убил нас, а через два дня после этого ты привозишь его к себе, устраиваешь в гостиной и носишь ему завтраки в постель. Что если он однажды придушит тебя, приняв за цыпленка или Бог знает еще за кого? А если он убежит с твоими драгоценностями?

Тут я нанесла ответный удар.

– Знаешь, Пол, никто еще не принимал меня за цыпленка. А что касается моих драгоценностей, то их не так уж много, чтобы нажить на них состояние. В конце концов, не могли же мы оставить его совершенно беспомощного прямо на дороге.

– Ты могла оставить его в больнице.

– Но он сказал, что в больнице слишком мрачно, и я целиком с ним согласна.

Пол выглядел очень расстроенным, когда уселся напротив меня в парусиновое кресло. Он механически взял мой стакан и выпил добрую половину содержимого. Я не остановила его, хотя мне это совсем не понравилось. Пол явно был на взводе. Он посмотрел на меня.

– Ты работала в саду?